— Ээ… нет, нет! — поспешно ответил я, чувствуя, как жар заливает лицо. — Мне хватит твоего осмотра. Могла бы быть понежнее. Я тебе не кусок мяса.

Амалия театрально закатила глаза, отступив на шаг и скрестив руки на груди. Шелк съехал, обнажив краешек.

— Если бы ты не возбудился от моих прикосновений, — произнесла она с ледяной усмешкой, — то прошло бы все намного быстрее. И менее… детально.

Я смущенно потупился, судорожно натягивая трусы и штаны.

— Это… нормальная реакция мужчины, — пробормотал я в оправдание. — На красивых, опасных женщин в полупрозрачных нарядах. Особенно когда они их щупают.

— Как скажешь, — улыбнулась Амалия, но в ее улыбке не было тепла. Только расчет и, возможно, капля удовлетворения от смущения. — Одевайся быстрее. Ты не свободен.

Я застегнул камзол, чувствуя себя чуть защищеннее.

— Я свободен? — все же переспросил я с надеждой.

— Нет, — ответила Амалия, указывая длинным пальцем с безупречным черным лаком на тяжелую, покрытую плесенью дубовую дверь в дальнем углу подвала. — Ты сейчас пойдешь в ту дверь. Пройдешь коридор. В конце, у подножия статуи Тотемного Аспида, лежит рубиновый осколок. Принесешь его мне. Это — знак, что ты дошел до конца. Потом вернешься. И мы продолжим.

Я посмотрел на дверь. Она выглядела древней и зловещей. От нее веяло еще большей сыростью и чем-то… животным.

— Но будет не все так просто, — констатировал я. Это не было вопросом.

— Неа, — захихикала Амалия, и этот звук был похож на шелест чешуи по камню. — Не так просто. Там… наработки. Неудачные проекты. Которые пора списать. Утилизировать. Ты поможешь. Активно.

— А что… кто там? — спросил я, чувствуя, как по спине бегут мурашки. "Наработки" звучало слишком уж безобидно для этого места.

— Те, кого род отверг, — холодно ответила Амалия. — Те, в ком кровь Аспида пробудилась уродливо. Недостаточно сильно. Или слишком… бесконтрольно. Они ждут. Ждут свежей плоти, чтобы утолить голод перед финалом. Твоя задача — пробежать. Дойти до статуи. Взять рубин. И вернуться живым. Стресс, мышонок. Глубинный, животный страх. Вот что разбудит твою силу. — Она подошла ближе, ее взгляд скользнул вниз, и легкая усмешка тронула ее губы. — И… твой "стручок" так и будет в меня упираться? Одевайся уже до конца, пока я его не укусила из чистого любопытства. Время пошло.

Она щелкнула пальцами. Где-то в глубине подвала раздался скрежет металла и приглушенный, многоногой поступью шорох за той самой дверью. Амалия смотрела на меня, ее каре-зеленые глаза светились холодным азартом ученого, готового наблюдать за реакцией подопытного на смертельный раздражитель.

Сердце бешено заколотилось. Рубин у статуи. Коридор. "Наработки". Голод. Укус Амалии в качестве альтернативы? Выбор был невелик. Я потянул потуже ремень камзола, бросил последний взгляд на Амалию — на ее смертельно-сладкую улыбку и опасный блеск глаз — и шагнул к зияющему черным провалом проему зловещей двери. Стресс, говорила она? Сейчас он накрыл меня с головой, холодный и липкий, как подвальная сырость.

Ледяной сквозняк из темного проема обжег лицо, когда я переступил порог. Дверь захлопнулась за спиной с финальным стуком, отрезав даже слабый свет подвала и Амалию с ее хищной улыбкой. Тишина. Не полная — где-то капала вода, но гулкая, давящая. И темнота. Непроглядная.

Я замер, вжимаясь спиной в шершавую, влажную каменную кладку. Сердце колотилось, как барабан в руках сумасшедшего. "Наработки. Списать. Утилизировать. Свежая плоть." Слова Амалии звенели в голове ледяными осколками.

И тогда они появились. Синие огни.

Не факелы. Не лампы. Призрачные, холодные шарики, размером с кулак. Они вспыхнули в темноте впереди, плывя по воздуху медленно, хаотично, как пьяные светляки. Их мертвенный свет выхватывал из мрака очертания: низкий, сводчатый туннель, грубо вырубленный в скале. Стены блестели от влаги и плесени. Под ногами — скользкие, неровные камни, меж которыми чернели лужи неизвестной жидкости. Воздух был густым, спертым, пахнущим сыростью, гнилью и… медью. Старой кровью.

Я двинулся вперед, ступая осторожно, стараясь не шуметь. Каждый шаг отдавался гулким эхом в каменной трубе. Синие огоньки плыли рядом, освещая путь на пару метров, их свет дрожал на мокрых стенах, создавая жуткие, пляшущие тени. Лабиринт. Да, Амалия не соврала. Туннель разветвлялся, уходил вниз под острым углом, петлял. Я шел на удачу, держась главного направления, чувствуя, как холодный пот стекает по спине под камзолом.

Тишину начали рвать звуки. Сначала тихие. Стоны. Глухие, протяжные, полные нечеловеческой тоски. Потом — хрипы. Как будто кто-то задыхался, захлебываясь собственной слюной. И бульканье. Противное, влажное, словно огромный пузырь лопался в глотке твари. А еще… рычание. Низкое, вибрационное, идущее не из одной глотки, а отовсюду — из боковых ответвлений, из-под сводов, из темноты впереди.

"Не попасться. Не попасться. Не попасться," — стучало в такт сердцу. Я ускорил шаг, скользя по мокрым камням, синие огоньки метались вокруг, словно встревоженные. Рычание усиливалось. Где-то совсем рядом послышался скрежет когтей по камню. Я вжался в нишу, затаив дыхание. Мимо, тяжело волоча что-то по полу, проползла тень. Огромная, бесформенная, с горбом на спине. Она хрипела и булькала. Я зажмурился, молясь, чтобы она прошла мимо. Прошла. Рычание стало удаляться.

Я выбрался из ниши и побежал. Бежал, спотыкаясь о камни, хлюпая по лужам, не разбирая дороги, только вперед, прочь от этих звуков. Синие огоньки едва поспевали, их свет прыгал, выхватывая то скрюченный корень, торчащий из стены, то кость, белеющую в луже.

И вдруг — я его увидел. Вдалеке, в конце прямого участка туннеля. Статую. Тотемного Аспида. Высеченного из черного камня, поднявшегося в угрожающей позе. И у его подножия — тусклое рубиновое мерцание!

Радость, острая и пьянящая, ударила в голову. Почти! Почти добрался! Я рванул вперед, забыв об осторожности. Еще несколько метров…

ПЛЮХ.

Что-то теплое, липкое и невероятно противное упало мне на макушку, стекая за воротник. Я замер, ледяной ужас сковал тело. Медленно, очень медленно, я поднял голову.

Свод туннеля здесь был выше. И на нем… оно висело. Как чудовищный, бледный плод на тонкой, костлявой ножке. Тело — худое, почти человеческое, но покрытое жесткой щетиной и странными хитиновыми наростами. Конечности — длинные, тонкие, многосоставные, с крючковатыми когтями, впившимися в камень. Но самое жуткое — голова. Или то, что ее заменяло. Вытянутая, лишенная волос, с огромными, абсолютно черными, бездонными глазами-блюдцами. А ниже — не рот, а жвалы. Огромные, хитиновые, как у паука или муравья, покрытые слизью. Они медленно шевелились, издавая тот самый хриплый, булькающий стон, а с их кончиков капала та самая липкая, вонючая слюна.

Человек-паук? Нет. Что-то хуже. Намного хуже. Наработка. Отвергнутая. Голодная.

Наши глаза встретились. Его черные пустоты замерли на мгновение. Потом жвалы раздвинулись шире, издав пронзительный, скрежещущий СКРИИИИК! — звук стали по стеклу. И существо отцепилось от свода.

Оно не упало. Оно спрыгнуло, легко, как кошка, но с жуткой, многоного грацией, приземлившись передо мной в глубокую лужу, забрызгав меня ледяной жижей. Его длинные, костлявые лапы с крючками заняли угрожающую позу. Жвалы щелкали, слюна пузырилась и капала на камни. Черные глаза неотрывно смотрели на меня. Хриплый стон превратился в низкое, голодное рычание.

Я стоял, парализованный ужасом, в десяти шагах от рубина и спасения. А между мной и целью — кошмар из глубин лаборатории Амалии. Стресс. Животный страх. Амалия получила то, что хотела. Осталось только выжить. Или пробудить в себе змея. Прямо сейчас.

Мерзкое создание двинулось ко мне. Его многосуставные лапы с чвяканьем отрывались от липкой жижи, оставляя отпечатки-воронки. Жвалы скрежетали, как ржавые шестерни, слюна пузырилась и капала на камни, шипя там, где попадала в лужи. Черные, бездонные глаза-блюдца не мигали, полные немого, инстинктивного голода. Каждый шаг чудовища отдавался в моих костях. Запах гнили и медной крови ударил в нос.