Нас встретили. Стражницы. Димон аж присвистнул тихонько. Неудивительно. Кожа. Черная, лоснящаяся, облегающая каждую мышцу, каждую изгибистую линию тела, как вторая кожа. Куртки спортивного кроя, плотные штаны, высокие сапоги — все для смертоносной грации. На поясе — шпаги с изящными, но явно не для красоты эфесами. И на груди у каждой — эмблема: змея, извивающаяся в агрессивной позе, с рубиновыми глазами, что горели холодным огнем, и… крыльями по бокам. Крылатая змея. Аспид. Логично.

Их было с десяток. Все — опасная красота. Но одна выделялась. Старшая. Стояла чуть впереди, поза — властная, без суеты. Ее форма была того же покроя, но с золотистыми вышивками по вороту, рукавам и вдоль швов. Лицо — красивое, но высеченное из льда. Глаза — холодные, как те рубины на эмблеме, — скользнули по нашей жалкой толпе, как скальпель по гниющей плоти.

— Добро пожаловать на земли Аспидовых, — ее голос прозвучал громко, четко, без тепла и лишних эмоций. Как зачитывают приговор. — Здесь вам ничего не угрожает. Пока вы соблюдаете правила.

Она сделала паузу, давая нам прочувствовать абсурдность этого заявления. Воздух-то сам по себе казался ядовитым.

— Думаю, не секрет, зачем вас всех сюда привезли, — продолжила она, и в ее тоне не было ни капли сожаления. — Смертность у нас… значительная. Поэтому будьте добры не создавать проблем. — Ее рука легла на эфес шпаги. Легко, привычно. — Иначе нам не составит труда устранить источник проблем на месте. Быстро. Без лишнего шума.

В толпе кто-то сглотнул. Хорёк из моей кареты чуть не спрятался за спину Димона.

— И главное правило, — голос старшей стал тише, но от этого только опаснее, — если хотите хоть немного продлить свое пребывание здесь, не пытайтесь прикасаться к девушкам. Как бы страстно они на вас ни смотрели… — Ее губы тронула едва заметная, ледяная усмешка, — …и как бы настойчиво ни звали.

И тут я увидел. Одна из стражниц, стоявшая чуть позади и левее — кареглазая, с пышными темными волосами, собранными в строгий хвост, — поймала мой взгляд. И подмигнула. Откровенно, дерзко. Улыбка на ее губах была хищной и обещающей. Не любовь, нет. Игру. Охоту. "Попробуй, тронь, слабак", — словно говорил этот взгляд.

"Ну уж нет, сестренка", — пронеслось у меня в голове сквозь туман боли и ярости. — "Не на того нарвалась. Меня уже один раз продали и чуть не убили по дороге. Я сдохну, может, и скоро, но точно не от твоих ядовитых лап. И уж точно не потому, что клюнул на дурацкий подмиг".

— За мной! — резко скомандовала старшая, разворачиваясь. Ее плащ-накидка (тоже черная кожа, тоже с золотистой окантовкой) развелся.

И мы поплелись. Как стадо обреченных овец за пастухом-мясником. По тому самому жутковатому мосту над мертвенно-перламутровой лужей. Сапоги глухо стучали по камню. Я старался не смотреть вниз, на те странные тени.

Димон пристроился рядом, толкнул меня локтем.

— Ууу, смотри-ка, — он кивнул на уходящую впереди старшую. Ее фигура в облегающей коже действительно была безупречной. — Какой ход… Зад — чисто орех! Говорю тебе, они тут все, как удавы перед линькой — голодные до чертиков! — Он хихикнул, но в смехе слышалась нервозность. — Ну что, новичок? Рискнешь? Хотя бы одну шлепнуть? У нее, гляди, шпага-то как блестит… — Он подмигнул уже мне, с вызовом.

Я посмотрел на его туповато-нахальную рожу, на спину старшей стражницы, на готические шпили города смерти впереди, почувствовал ноющую боль в сломанном, кажется, ребре и вкус крови на губах.

— Отвали, Димон, — процедил я сквозь зубы, ускоряя шаг. — Сам разберусь, с кем и когда лапаться. А пока… лучше бы подумал, как эту жатву пережить. Хотя бы первый день.

Город Аспидовых впускал нас в свои каменные объятия. Воздух стал еще гуще, горче. За спиной скрипнули массивные ворота. Ловушка захлопнулась. Игра началась по-настоящему. Ставка — не чья-то задница, а моя шкура. И я намерен ее сохранить. Хотя бы на сегодня.

Мы шли по улицам, вымощенным темным, отполированным временем камнем. Воздух был густым, сладковато-горьким, как переспелый, начавший гнить фрукт. Изнанка. Она пропитывала всё. Город был величественным и пугающим. Готические фасады домов вздымались в лиловое небо, украшенные каменными змеями, то ли охраняющими, то ли душащими свои владения.

И были окна. В каждом втором, в каждом третьем — они стояли. Девушки Аспидовы. Молодые, статные, невероятно красивые. Одни — в полупрозрачных хитонах, другие — в вызывающе открытых корсетах, третьи — вовсе без одежды, демонстрируя тела, от которых у любого мужика снесло бы крышу в иной ситуации. Они хихикали, как ручейки яда, их пальчики маняще водили по подоконникам, губы шептали обещания, от которых кровь стыла в жилах… или, наоборот, бурлила.

— «Иди сюда, сильный…»

— «Покажи, на что ты способен…»

— «У меня есть… кое-что сладенькое для тебя…»

Слюна действительно предательски подкатила к горлу. Инстинкт — он слепой, тупой и сильный. Димон, шедший рядом, тут же это подметил.

— Ага-а! — он толкнул меня локтем так, что я чуть не споткнулся. — Видал? Глазки-то у тебя уже по пятаку! Готов уже в окно к одной из этих ядреных змеюк прыгнуть? А? — Он заржал, но смех был нервным, сдавленным. Даже его бычья самоуверенность дала трещину под этим калейдоскопом смертельной красоты.

— Отвали, Димон, — я буркнул сквозь зубы, стараясь смотреть прямо перед собой, на спину старшей стражницы. Но периферией зрения ловил каждое движение, каждый манящий изгиб. Черт возьми, как же они хороши… и как страшны.

Рядом ковылял Хорёк. Он вообще превратился в комок дрожащих нервов. Голову вжал в плечи, глаза зажмурил, руки прикрыли уши, губы беззвучно шевелились — молился или ругался, непонятно. Смотрел только под ноги.

И тут случилось то, что должно было случиться. Трое из задних рядов — здоровенные, туповатые, с глазами, налитыми похотью и дешевым хмелем (наверное, их успели напоить перед отправкой) — не выдержали. Один из них, рыжий детина, громко гаркнул:

— Да ну нахер эти страшилки! Бабы зовут! Бабы ГОЛЫЕ! Иди сюда, масяня!

Они рванули от толпы, как бешеные псы, к одному из домов, где на подоконнике извивалась в танце парочка совершенно голых красавиц с зелеными, как изумруд, глазами. Их смех, обещающий и насмешливый, звенел в воздухе.

— Ребята, держимся! — орал рыжий, уже карабкаясь на крыльцо. — Счас мы им покажем, где раки зимуют! Ха-ха! Иди, детка!

Он протянул руку к ближайшей девушке…

Крик разорвал воздух. Не крик удовольствия. Крик нечеловеческой агонии. Он длился, может, две секунды — пронзительный, леденящий душу визг, полный такой боли и ужаса, что у меня волосы встали дыбом. И тут же его перекрыло дикое, шипящее ПШШШШШШ-СССССС! — точь-в-точь как если бы раскаленную сталь опустили в кислоту. Или… как если бы кислота лилась на плоть.

Крик оборвался так же внезапно, как начался. Из окна, куда ввалились «храбрецы», повалил едкий, желтоватый дымок с запахом… гари и жареного мяса. Тишина. Зловещая, давящая тишина.

Старшая стражница даже не обернулась. Она лишь ухмыльнулась, уголок ее губ дрогнул в холодном, безразличном удовлетворении.

— Я предупреждала, — произнесла она громко, четко, как будто комментировала погоду. — Уборка за свой счет. Идем.

Толпа замерла. Даже самые тупые и похотливые теперь шли, опустив глаза, бледные как смерть. Хорёк рыдал в кулак. Я чувствовал, как дрожь бьет по моим рукам, и сжал кулаки до боли в суставах. Тварь. Ядовитая тварь. Но сдохнуть вот так…

Нас вывели на огромную, выложенную черным мрамором площадь. В центре, возвышаясь над всем, стоял Он. Тотем Аспида. Не как эмблема на груди — гигантская, в три человеческих роста, статуя. Высеченная из какого-то темного, впитывающего свет камня. Змея, извивающаяся в вечном, агрессивном изгибе, готовая к броску. Пасть была приоткрыта, обнажая каменные клыки. А глаза… Глаза. Два огромных рубина, алых, как запекшаяся кровь. И они сверлили нас. Каждого. Голодным, древним, абсолютно безжалостным взглядом. От этого взгляда хотелось спрятаться, провалиться сквозь землю.