— Да. Это будет концом его карьеры.

Для человека, переживающего сокрушительный крах собственной карьеры, Харлоу выглядел слишком уверенно. Он спокойно расхаживал по госпитальному коридору и был вполне невозмутим. Странным было и то, что он курил сигарету. Рука с сигаретой была тверда, словно высеченная из мрамора. Харлоу задумчиво посматривал на дверь в конце коридора.

За этой дверью Мак-Элпайн беседовал о Харлоу с доктором, добродушным почтенным бородачом. И то, что говорил врач, Мак-Элпайн воспринимал с изумлением и недоверием.

— Невозможно! Совершенно невозможно! Вы хотите убедить меня, что в его крови нет алкоголя? — восклицал он. — Но, профессор, у меня имеются веские доказательства…

— У меня они тоже есть. — Мой лаборант проверил дважды. У него в крови нет ни капли алкоголя. Правда, бывают люди, у которых алкоголь перегорает в организме очень быстро, это наблюдается очень редко, но…

— Но его глаза! — перебил Мак-Элпайн. — Вы бы видели его глаза. Помутневшие, налившиеся кровью…

— Этому может быть полдюжины причин.

— Но, он утверждал, что у него двоится в глазах.

— Его глаза кажутся вполне нормальными. Бывают случаи, когда глаза сами по себе здоровы, но поврежден нерв. — Врач поднялся. — Сделанных анализов недостаточно. Мне нужно провести серию тестов. К сожалению, не сейчас, меня ждут в операционной. Не сможет ли он зайти позже, скажем часов в семь вечера?

Мак-Элпайн ответил утвердительно, с чувством поблагодарил доктора и вышел. Уже подходя к Харлоу, он заметил в его руке сигарету, вопросительно посмотрел на гонщика, снова перевел взгляд на сигарету в его руке, но так ничего и не сказал. Так же молча оба покинули госпиталь, подошли к «остину» Мак-Элпайна и тронулись обратно, в направлении Монца.

Харлоу первым нарушил молчание, спросив миролюбиво:

— Поскольку я являюсь заинтересованным участником этого действа, то не могли бы вы мне сообщить, что сказал врач?

— Он еще не пришел к конкретному выводу, — сухо ответил Мак-Элпайн. — Он хочет провести серию анализов. Первый из них сегодня вечером в семь часов.

— Полагаю, что никакой необходимости в этом нет, — все тем же тоном заметил Харлоу.

— Как это надо понимать? — глянул на него с недоумением Мак-Элпайн.

— В полумиле отсюда есть придорожная закусочная. Остановите там, пожалуйста. Нам надо поговорить.

В семь часов вечера, когда врач ждал Харлоу в госпитале, Даннет сидел в номере у Мак-Элпайна. Настроение у обоих было как на похоронах. В руках оба держали высокие стаканы с шотландским виски.

— О боже мой! Так он и сказал? — Сдали нервы, как гонщик он кончился и нельзя ли расторгнуть контракт?! — воскликнул Даннет.

— Именно так и сказал. Не стоит больше ходить кругами, сказал он. Не надо обманывать других и тем более обманывать самого себя. Бог знает, какое ему потребовалось мужество и сила воли, чтобы сказать так.

— А что насчет виски?

Мак-Элпайн отхлебнул из стакана и надолго вперился взглядом в пространство:

— Смешно, ты не поверишь. Он сказал, что не переносит это чертово пойло и никогда больше к нему не прикоснется.

Настала очередь Даннета отхлебнуть своего виски.

— Что же теперь ожидает его? Только не считайте, Джеймс, что я не представляю себе, какой это для вас удар — потерять лучшего гонщика мира! Но сейчас сейчас я больше беспокоюсь о Джонни.

— Я тоже. Я очень беспокоюсь о нем. Но что делать? Что делать!

А человек, заставивший всех так волноваться, являл собой образец спокойствия и бодрости. Поправляя галстук перед зеркалом в своем номере, Джонни Харлоу то насвистывал, то вдруг умолкал, улыбаясь каким-то своим мыслям. Накинув пиджак, он вышел из номера, спустился в вестибюль, заказал оранжад в баре и сел за ближайший столик. Едва он успел отпить глоток, как вошла Мэри. Заметив Харлоу, она подсела к нему за столик, сжала обеими руками его руку.

— Джонни! — воскликнула она. — Ох, Джонни!

Харлоу посмотрел на нее печально.

— Папа все рассказал мне. Что же мы будем теперь делать? — продолжила она, заглядывая ему в глаза.

— Мы?

Она глядела на него долгие секунды без всяких слов, наконец отвела глаза и сказала:

— В один день я потеряла сразу двух лучших друзей. — Глаза у нее были сухие, но в голосе слышались слезы.

— Двух… о ком это ты?

— Я думала, ты знаешь. — И вдруг слезы потекли по ее щекам. — У Генри стало плохо с сердцем. Он решил уволится.

— Генри? Мэри, дорогая! — Харлоу ответно пожал руку девушки и посмотрел на нее в упор. — Бедный старый Генри! Что же теперь ожидает его?

— Об этом не волнуйся, все будет хорошо, — вздохнула она. — Папа оставит его у себя в гараже в Марселе.

— Тогда все действительно хорошо, ведь Генри было очень тяжело в последнее время работать.

Харлоу несколько секунд молчал в задумчивости, потом ласково положил свою руку на руки Мэри, все еще сжимающие его другую руку.

— Знай, Мэри, я очень люблю тебя. Подожди меня здесь немного. Хорошо?

Минуту спустя Харлоу уже стоял перед Мак-Элпайном в его номере. Там же находился и Даннет, который с трудом сдерживал свои эмоции, слушая разговор Мак-Элпайна с Харлоу.

  Мак-Элпайн упрямо качал головой, глядя на Харлоу с крайней степенью раздражения:

— Нет, ни за какие коврижки. Нет. Ни за что не позволю. Чемпион мира, и вдруг — водитель трейлера. Да над нами будет смеяться вся Европа.

— Может быть, — голос Харлоу был спокойным без горечи. — Но как она отреагирует, если узнает реальную причину моего ухода из спорта, мистер Мак-Элпайн?

— Мистер Мак-Элпайн? Мистер Мак-Элпайн! Для тебя я всегда был просто Джеймсом, мой мальчик! И так будет и в дальнейшем!

— Судя по тому, как вы сейчас себя ведете, так в дальнейшем не будет. Послушайте, ведь вы можете объяснить произошедшее состоянием моего здоровья. И что, пока оно не восстановится, я буду совмещать работу водителя трейлера и консультанта-специалиста. Что, в конце концов, может быть естественней? Кроме того, вам действительно нужен водитель трейлера.

Мак-Элпайн медленно и упрямо покачал головой: 

— Джонни Харлоу никогда в жизни не будет водителем моего трейлера, и давай на этом поставим точку!

Произнеся это, Мак-Элпайн в самых расстроенных чувствах закрыл лицо руками. Харлоу бросил на Даннета вопросительный взгляд, и тот молча кивнул головой на дверь, Харлоу все понял и вышел из номера,

После нескольких секунд молчания, тщательно подбирая слова, и без всяких эмоций в голосе Даннет заговорил:

— Таким своим решением вы поставили точку и на наших с вами отношениях, Мак-Элпайн. Очень жаль, ведь с вами до этого было приятно иметь дело.

Мак-Элпайн отнял руки от лица, поднял голову и удивленно уставился на Даннета:

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Разве не ясно? Мне не хочется больше оставаться рядом с человеком, который так походя решил судьбу этого парня. Ведь он живет только гонками, это единственное, что он умеет, и нигде в мире он не найдет себе места. А я напомню вам, Джеймс Мак-Элпайн, что это его стараниями за четыре кратких года «Коронадо» превратился из безвестной машины в популярный и пользующийся славой гоночный автомобиль. Да, это произошло только благодаря ему, несравненному гонщику, гениальному парню, которому вы только что указали на дверь. Нет, Джеймс, не вы, а Джонни Харлоу сделал «Коронадо». Но вы не можете позволить, чтобы ваше имя ассоциировали с неудачником. И вы выкинули его, как ненужную вещь. Спокойной ночи, мистер Мак-Элпайн. Вы можете гордиться собой — поступили как истинный бизнесмен.

Даннет повернулся и направился к двери. Со слезами на глазах Мак-Элпайн тихо произнес:

— Алекс, погоди.

Даннет обернулся.

— Если ты еще хоть раз заговоришь со мной в таком тоне, я сверну тебе шею. Я устал, я смертельно устал и хочу поспать перед ужином. Пойди и скажи ему, что, если ему так хочется, то он может остаться в команде «Коронадо» и  работать, кем ему заблагорассудится.