Вертолет, жалобно подрагивая всем корпусом, оторвался от мертвой, промерзшей земли. Курс — обратно. В полупустых баках — минимум горючего. На борту — ни грамма боеприпасов, лишь стеклянный баллон с ядом. В сердце — ледяная тяжесть и жгучее, обжигающее знание: война уже прошла здесь, беззвучно. И первыми ее жертвами пали не солдаты, а их шанс на сопротивление. Уничтоженный теми, для кого люди — лишь расходник в их новой, ужасной игре без правил. «Не оставили даже патрона… чтобы умереть с честью», — подумал подполковник с горькой, кривой усмешкой. Он сжал штурвал до хруста в костяшках пальцев. Гроза возвращался обратно с неизвестной кислотой в стеклянной колбе и ядом осознания того, что им теперь придется экономить каждый выстрел, каждый патрон, как золото, в слабой надежде на то, что у их председателя получится избавить выживших граждан Цитадели от неминуемо грядущего средневековья. Однако немой вопрос без ответа «А мог ли я тогда знать?..» точил сердце похлеще химии Уроборос, превратившей надежду старого солдата на достойное сопротивление в груду бесполезной ржавой трухи.

Тренированный годами инстинкт заставил Филина подорваться с кровати, как от удара током. Что-то в окружавшем его пространстве было не так. Лишь после того, как пуховое одеяло под его ногами вместе с крахмаленными простынями прекратило шуршать, Филин услышал ее — полную, мертвую тишину.

Расширенные совиные зрачки его имплантов ловили каждый скудный фотон света, который просачивался с улицы сквозь дорогие итальянские портьеры. Целая секунда ушла у солдата на осознание того, что в окружавшем его пространстве было не так: тот самый радиоприемник на полке, столько дней транслировавший ему белый шум перед сном, окончательно разрядился и теперь молчал.

Грустно вздохнув, Филин еще секунду в нерешительности стоял на кровати, размышляя, упасть ли ему обратно в теплые объятия перины или не ложиться и начать подготовку к вылазке за припасами. Потянувшись, он ощутил, как шелковая пижама подобно мягким женским пальцам нежно гладит его тренированное тело. Улыбнувшись, как довольный кот, он рухнул обратно и, подтянув одеяло, устроился поудобнее.

Наступила тишина.

Давящая, тягучая, раздражавшая его боевые импланты, назойливую работу которых мог заглушить алкоголь и белый шум радиоприемника, что сейчас предательски молчал. Молчал так же, как и родители, пока его, маленького и слабого, грузили доктора ЧВК в тонированный фургон. Молчал так же, как и он сам, когда Таня позвала его с собой.

Отточенным движением Филин резко вытащил из-под подушки нож и, не глядя, метнул его в сторону полки. Темная спальня окрасилась звуком разлетающегося вдребезги радиоприемника.

Разозлившись на себя за то, что уже не сможет уснуть, Филипп скинул с себя одеяло и одним рывком заставил свое тренированное тело спружинить вниз. Однако как только его босые ноги коснулись пола с подогревом, он замер в нерешительности, сверяя голос своей интуиции с восприятием.

Дрожь. Сперва едва уловимая, на грани слышимости и легких вибраций, похожих на волну в густом киселе, которым его пичкали доктора, но вполне осязаемая и нарастающая.

Рефлексы охотника сработали быстрее мысли. Рывок, винтовка, рывок.

Миг осознания стал столь же ослепителен в его ночном зрении, как и ночной поселок за дверью балкона, на котором Филин уже сидел с готовой к выстрелу «ласточкой». Перед ним в виде быстро приближающейся по темному небу точки предстала вертушка.

— Вертолет⁈ — произнес Филипп, удивившись тому, как чуждо прозвучал его голос в вязкой тишине особняка.

Вертушка с выключенными габаритными фонарями разрезала морозный воздух, низко прижавшись к земле, что сразу же выдавало профессионализм пилота. Филин прильнул к оптике и замер.

Это был тот самый вертолет, на котором улетела Таня и Павел Петрович! Солдат сразу же узнал его по врезавшемуся в память бортовому номеру. Он немного нахмурился, когда увидел новую деталь в военной раскраске, какой не было в прошлый раз. Сейчас на днище, где раньше была пятиконечная звезда, теперь красовался новый символ. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы разглядеть на корпусе вертолета изображение антенны, которая испускает радиоволны в форме шестерен.

Сердце солдата забилось чаще. Рука сама стала искать бутылку коньяка. Не обнаружив свой элексир, скрашивавший его одиночество, Филин вошел обратно в спальню. Возле тумбочки на полу стояла полупустая бутыль, к которой он смачно приложился.

Пока он жадно уничтожал остатки коньяка, гул за окном стремительно нарастал. И вот Филипп уже мог почувствовать, как дрожат стекла, как колышется тяжелая портьера и как зараженные поселка приветствуют летающую машину своими воплями, которые так бесили солдата.

Допив все без остатка, он почувствовал, как алкоголь почти мгновенно ударил в голову. Измененный заботливыми руками хирургов обмен веществ в секунду разогнал горячую кровь по венам, отчего Филин почувствовал покалывание на кончиках пальцев.

Пошатываясь на ватных ногах, солдат вышел на балкон. В затуманенном разуме всплыл образ белокурой, храброй девушки, машущей ему рукой из взлетающего вертолета. Того самого вертолета, который прямо сейчас стремительно проносился над невысокими крышами коттеджного поселка. Зарычав, как зараженные за стеной, Филипп вскинул «ласточку». Опьянение немного сказывалось на скорости реакции, но он прекрасно знал, что даже в таком состоянии она кратно превосходила реакцию обычного человека. Он, закрыв глаза и полагаясь лишь на восприимчивый слух, навел винтовку на пролетающий над головой вертолет.

Палец сам опустился на спусковой крючок. Ладонь вспотела. Филин открыл глаза. Монохромная темнота ночи предстала перед ним переливающейся игрой света и тени с их бесконечным сражением и балансом. Он поднял взгляд и увидел в сером море небосвода плывущий носом вниз борт. Прицел сам навелся на траекторию будущего места, где должна будет оказаться вертушка. Вдохнув холодный воздух, Филин сделал примерную правку на ветер. Через мгновение, когда солдат уже был готов сделать выстрел, вертолет внезапно, без каких бы то ни было причин изменил курс, продолжив полет к городу, но гораздо по более широкой дуге, словно чего-то или кого-то испугался. Подобное отклонение сперва позабавило бойца.

Но уже в следующий миг испуг пилота будто передался ему самому. Филин буквально кожей ощутил тот неизвестный страх, заставивший опытного человека отклониться от изначального курса и увести вертушку в сторону. Однако чувство нависшей угрозы росло в геометрической прогрессии. Зарычав от злости, Филипп опустил оружие, осознав, что никогда не сможет сделать этот выстрел, как сильно бы он ни злился на отвергнувшую его Таню. Жизнь одной ёбаной блондинки не стоит того, чтобы из мести и злобы на девушку губить явно опытного вояку за штурвалом.

Опустив «ласточку», Филин стиснул зубы. То, что он вначале воспринял как причудливую игру света и тени на ночных улицах коттеджного поселка, на самом деле оказалась живая волна зараженных, затопившая телами зомби практически каждый квадратный метр.

В этот момент он поймал себя на мысли, что гнетущее чувство опасности никуда не делось. Напротив, оно только усилилось. Это было похоже на холодный озноб вдоль позвоночника с ощущением буравящего взгляда. Солдат замер, осознав, что не спешит оборачиваться, ведь если он это сделает, то встретится со своим страхом прямо глаза в глаза. Большой палец машинально прошелся по белым нашивкам на ремне, а давящий ужас продолжал расти, постепенно, прямо как в детстве, когда в темноте ночи ты начинаешь сперва идти, затем бежать трусцой, после чего ты срываешься в галоп, а огромное нечто позади буквально наступает тебе на пятки, толкая вперед.

Всплеск адреналина. Стук сердца. В горле запершило. Стук сердца. Трескучий звук из спальни.

— Млять… — не оборачиваясь, прошипел он.

Положившись на интуицию, Филипп сделал прыжок «веры» в сторону. Над головой, рассекая воздух, просвистело нечто. Химический коктейль гормонов солдата из элитного ЧВК ударил по нервам разрядом тока, выжигая из крови даже намек на присутствие алкогольного опьянения. Пока он летел до земли со второго этажа, с ним случилось то, что в народе называют «протрезвел», а врачи его ЧВК называют…