— За цитадель! — во все горло заорал Аз. — За председателя!

Толпа взорвалась…

' Рэм, Рэм, Рэм…' скандировала она имя их предводителя как новое жизненное кредо, как звуки заводящегося мотора, в котором каждая деталь наконец встала на место и единственное, чего ему не хватало, так это машинного масла, капавшего из костюма на асфальт.

Николь, снимая эту тираду, эту клятву, высеченную в воздухе, сверкнула взглядом из-за камеры на бледную, как мел, девчонку, прятавшуюся за спиной председателя. Глядя на то, как та старательно прятала глаза, как ее тонкие плечи вздрагивали от подавленных рыданий, глава четвертого рубежа не могла отделаться от гнетущей, холодной мысли, пронизывающей весь ее восторг от речи Рэма. ' Первое — судя по услышанному и судя по тому, что донеслось из ее рации, когда она разговаривала с Рэмом… именно она. Именно эта спасенная Рэмом дочь профессора… она причина «героической» гибели выживальщика. Она виновата в том, что Вольдемар сейчас стоит здесь, истекая последней, уже холодной кровью на асфальт нашего нового «дома», а Рэм, ее Рэм, продолжает жить…'.

Девушке стало до отвратительного тошно, так как она осознала, что если перед ней самой стоял такой выбор — Вольдемар или Рэм, то Николь без колебаний бы поступила точно так же, как и София.

И этот контраст между пламенной речью их предводителя о будущем и ледяная ложь о добровольной жертве, скрытая в ее основе — заставили Николь снова крепче сжать камеру, продолжая фиксировать историю для большинства, которая разворачивалась у нее на глазах, как за кадром, слово за словом. Великий День для Цитадели только начинался, а кровавая цена за него уже была заплачена сполна.

02.01

4:17 утра.

Штабной вагон.

— Надеюсь, всем вам сейчас ясно, что этот секрет должен уйти с вами в могилу? — Я пристально посмотрел в глаза каждого, кто сейчас находился в штабном вагоне.

Подполковник легко выдержал мой взгляд и спокойно кивнул; бледный Леший утвердительно затряс головой, словно до сих пор прогоняя призраков из леса «проросших»; София согнулась в три погибели, так чтобы никто не встречался с ней взглядом; а Николь старалась не смотреть на стоящий позади меня опустевший костюм выживальщика с пробитой грудной пластиной.

— Молчание — знак согласия. Прекрасно. — Я простучал пальцами по крышке стола, толкнув пальцем откатившийся карандаш. — Тогда на этом наше маленькое заседание окончено. Можете идти отдыхать: через четыре часа нам предстоит новое сражение с зараженными, так что попрошу всех восполнить силы насколько это возможно.

— Рэм, — тихо обратился ко мне подполковник, — у меня возникла одна идея… на, я, на самом деле, давно ее хотел предложить, но времени на нее, млять, не было. Я хочу наведаться на один склад, на. Нашим людям позарез нужны стволы, особенно сейчас, когда зараженные поджимают нас со всех сторон, млять, и неизвестно еще, сколько их дойдет до города.

Я нахмурился: — Без проблем, товарищ подполковник. Вопрос в том, какие ресурсы вам необходимы, сколько нужно времени и людей на выполнение этой задачи?

— Мне нужен вертолет, с десяток парней и часа три-четыре времени, на.

Я повернулся к компьютеру и быстро внес эти значения в программу управления Цитаделью. Нехитрые алгоритмы показали минимальную, вполне допустимую просадку по выполнению следующего этапа освоения завода.

— Без проблем. Берите, кого сочтете нужным, и можете заняться этой задачей хоть прямо сейчас. Однако было бы здорово, если бы вы успели вернуться к утру.

— Есть, — кратко ответил подполковник. — Разрешите выполнять?

Я молча кивнул, и старый вояка быстро направился к выходу из штабного вагона. Но перед тем как выйти, он хлопнул по плечу растерянного Лешего со словами:

— Не переживай, сынок. Друзья дождутся нас на той стороне, млять. Однако они не очень обрадуются, если ты потратишь свою жизнь, наматывая сопли на кулак, ебана, вместо того чтобы как следует насладиться этой жизнью, нахуй.

Стрелок грустно улыбнулся, кивнув старику. Однако я сразу же уловил, что подполковник обращался не только к горевавшему парню, но и ко мне, прекрасно понимая, что в силу моего статуса в глазах окружающих он не может поставить меня в положение, где я буду проявлять эмоции в момент, когда я должен быть бесстрастным. Поймав на себе сощуренный взгляд темно-карих глаз вояки из-под густых черных бровей, я коротко поджал губы, изобразив подобие благодарной улыбки за это понимание и соболезнования. После чего подполковник вышел из вагона.

— Ден, — позвал я стрелка, чем вырвал его из плена тяжелых мыслей, — ты, наверное, поспи сегодня в карантине, ага⁈ — Мне вспомнились моменты из подземелья «Кормильца», где парень начал ловить глюки. — Я считаю, тебе стоит отдохнуть как следует.

Леший устало встал с места:

— Благодарю, товарищ председатель, — он ударил кулаком в грудь и так же вышел вслед за подполковником.

В штабном вагоне остались София, Николь и напряженная тишина. И единственной моей реакцией на тишину была, естественно, трепка! Однако на этот раз я не захотел заходить издалека и решил начать настоящий допрос в лоб.

— Неужели другого выхода не было⁈ — От моего прямого вопроса опешила даже Николь, не говоря уже о дочери профессора.

София захлопала глазами, отчего мне показалось, что она отбила морзянку своим бирюзовым глазом:

— Прошу уточнения запроса. В твоем вопросе слишком много переменных.

Я с шумом выпустил воздух через нос, подумав, что девушка специально ответила вопросом, дабы лучше подобрать слова к ответу:

— Неужели нельзя было защитить меня как-то иначе и не подставлять под пули Вольдемара⁈

София с опаской посмотрела на сидевшую рядом Николь, которая сжала кулаки, а затем вперилась в меня своим светящимся глазом:

— Этот вариант имел семьдесят восемь процентов на успех, а вариант, что стрелки «Уроборос» попросту промажут, составлял всего лишь один процент. — Бесстрастно произнесла дочь профессора.

— А другие двадцать один процент — на что? — Нахмурив идеальные брови, спросила Николь.

Соня на секунду посмотрела на нее так, словно ребенок спросил у нее «почему вода мокрая»:

— Шесть процентов — на то, что броня костюма Вольдемара не выдержит и Рэма так же ранят. Три процента — на то, что я смогу самолично выбраться из подземелья, если все пойдет наперекосяк. И двенадцать процентов, — девушка сделала паузу и повернулась обратно ко мне, — двенадцать процентов на то, что мне удастся быстро взломать твой костюм и заставить тебя отпрыгнуть в сторону.

Я нахмурился, почесав подбородок, который успел зарасти щетиной:

— Отчего такой маленький процент взлома моего костюма?

— Из-за этого! — Она постучала пальцем по своему виску, отчего я не сразу догадался, что она имеет в виду микроволновый уловитель. — Технологии «ИнтерРоб» не слишком хорошо поддаются управлению «операторов». Вдобавок вы с Вольдемаром хорошо постарались, когда создавали новый язык для программы твоего костюма. Мне никогда не доводилось видеть ничего подобного, — она пожала плечами, — прочитать этот язык можно сравнить с попыткой поймать и спрятать в ладонях солнечный луч. Трудная, но выполнимая задача, если знать, как обойти.

На моем лице заиграли желваки; в голове проносились тысячи мыслей, которые, по всей видимости, отразились на выражении моего лица. Николь чутко заметила перемену в моем настроении и мулатка едва слышно произнесла:

— Рэм, я думаю, нам пора подытожить всю случившуюся ситуацию. Я считаю, что София поступила правильно. Если в той ситуации, когда на вас напали, действительно не было других вариантов спасти тебе жизнь, то она сделала все верно. Может, ты упираешься, потому что совесть тебе этого не позволяет, но ты и сам знаешь, что София поступила так, как поступил бы ты сам, если бы находился в ее положении.

К тому же, Вольдемар поступил бы точно так же, и с этим ты точно не поспоришь. Просто разница в том, что наш герой сам бы не успел среагировать, только и всего, — тихий голос Николь, казалось, заполнял все пространство вокруг и звучал в голове моими собственными мыслями, которых я не хотел слышать, потому что это была правда.