Сердце бешено колотилось, а ладонь державшая камеру, вспотела. Однако мулатка невольно взвизгнула от чистого, неожиданного удивления, когда увидела, как задняя рампа вертолета с скрежетом опустилась на бетон, и из густых теней отсека на землю первым спрыгнул не Рэм, а… Вольдемар! Точнее, его мощный, узнаваемый костюм, переделанный из строительного экзоскелета. Знакомые очертания, привычная походка. Девушка инстинктивно зажала рот ладошкой, стараясь сдержать вырвавшийся возглас и поток слез облегчения. В ее голове пронеслась вихревая тысяча мыслей: «Он жив! Программист выжил! Значит, весь тот диалог, который она услышала по рации между их председателем и главой третьего рубежа… это была ошибка? Неверная интерпретация ее испуганного воображения? Может, Вольдемар действительно подтвердил свое прозвище „Выживальщик“ и просто был тяжело ранен? А Рэм… Рэм специально не выключил канал связи с ней? Они могли… они наверняка могли так подшутить над девушкой! Такое мальчишество, глупое, жестокое, но… вполне естественное для этих двоих, которые всегда были на одной волне, общались своими, только им понятными приколами, шутили над опасностью. Либо же Рэм сперва действительно забыл выключить канал связи и Николь услышала лишь обрывок их диалога, а потом парень выключил связь и она не услышала как они оказали помощь Вольдемару, который сейчас стоял на своих двоих как ни в чем не бывало⁈».

Надежда на благоприятный исход, такая яркая и обжигающая, просуществовала всего пару секунд и затухла, когда из рампы вторым, выпрыгнул Леший. Лицо стрелка было мрачным, как грозовая туча. В его руках был не только его собственный автомат, но и второй, весь в царапинах, с характерной римской цифрой один на прикладе. И шлем с разбитым стеклом. Тот самый, что был на Радике, когда их группа покидали крышу ангара.

Надежда девушки на то, что услышанные ею слова были только лишь чудовищной, идиотской шуткой, стала таять прямо на глазах. И уже через мгновение, когда из рампы, сгорбившись дабы протиснуться в своем костюме, выпрыгнул сам Рэм, Николь осознала, что шуток сегодня не будет. Вслед за ним тенью выскользнула щуплая фигура девушки, державшей в руках его шлем, однако расстояние не позволяло рассмотреть ее как следует. Николь на мгновение перестала дышать, когда увидела потерянное, опустошенное и одновременно с этим жестокое выражение лица их председателя. Сердце девушки упало в пятки от осознания. Услышанное было правдой. Все это было правдой.

Тяжело вздохнув, глава четвертого рубежа (ее роль оператора была сейчас важнее роли командира) навела камеру на председателя. Гул лопастей вертолета стремительно смолкал, и пространство вокруг начинало заполняться сторонними звуками: шагами подбегающих людей, приглушенными вопросами, завыванием зараженных, прятавшихся среди остальных строений завода и копивших силы для очередной атаки на дерзких захватчиков их территории.

Ника продолжила снимать, когда к Рэму первым, чеканя шаг, подбежал Аз. Глава разведчиков вытянулся по стойке смирно, с силой ударил себя кулаком в грудь, отсалютовав таким образом и начал свой отчет, быстро, четко, по-военному, прямо как их обучал подполковник. Слова его тонули в остаточном гуле вертушки и шуме толпы, но по движению губ и резким жестам было ясно, он докладывает о состоянии периметра, потерях, затраченных на операцию ресурсах. Рэм слушал, не двигаясь, его взгляд был устремлен куда-то вдаль, поверх головы Аза.

Второй подошла Эльвира. Она не стала вытягиваться по армейски, а лишь устало отсалютовала двумя пальцами у виска — создав таким образом фирменный жест второго рубежа — и так же начала докладывать, указывая на ангары, на генераторы, на поезд. Ее речь была быстрой, насыщенной цифрами и терминами.

Николь обратила внимание на то, как резко контрастировали фигуры окружающих с Рэмом. На фоне его мощного, покрытого свежими царапинами, пятнами крови и вмятинами, экзоскелета, каждый, кто стоял рядом — даже высокий Аз, крепко сбитый Леший — выглядели как подростки, а Эльвира и вовсе напоминала девочку, стоявшую рядом со своим отцом.

Парень терпеливо выслушал доклады первого и второй, его лицо не выражало ничего, кроме усталости, груза ответственности и тяжести утраты. После чего он молча, едва заметно кивнул головой в сторону Лешего. Стрелок, сжимая в руках автомат, личные вещи и шлем Радика, тяжело ступая, подошел к Азу. Не говоря ни слова, он аккуратно, даже с каким-то священным трепетом, передал вещи павшего разведчика главе первого рубежа. Затем, глядя Азу прямо в глаза, стрелок с силой ударил себя кулаком в грудь, тем самым проявив жест уважения к храбрости погибшего товарища. Аз взял вещи, его челюсти сжались, но он лишь резко кивнул, принимая вместе с ними и груз необходимой потери.

Рэм медленно, будто через неимоверное усилие, оторвал свой тяжелый взгляд от стоявших перед ним глав рубежей и… в этот момент посмотрел прямо и пронзительно на Николь, словно бы все это время знал где именно находится девушка. Затем он посмотрел прямо в объектив камеры.

Девушка вздрогнула, будто ее ударили током. Она увидела в его янтарных глазах не просто печаль. Она увидела «глубину» — бездонную пропасть горя от утраты, в которой, однако, не было безнадежности. Там, на самом дне, горел холодный, неукротимый огонь стальной решимости и расчетливости. Николь почувствовала в этом взгляде, что парень догадался. Догадался о том, что она была в курсе утраты их общего товарища еще до приземления на территорию завода. По мимолетному, едва уловимому прищуру его глаз мулатка поняла: Рэм осознал, что в момент рокового разговора забыл отключить свою рацию от её канала, и теперь она, Николь, была одной из тех, кто посвящен в их разговор на борту вертолета и она слышала последние слова Вольдемара. Следовательно, знала и о Софии, знала о том, что ей пришлось сделать и теперь она так же должна хранить эту тайну… Николь шмыгнула носом, чувствуя, как предательски закипают слезы, и быстро, грубо стерла ладонью уже бегущие по щекам капли, отчего изображение заметно дрогнуло и смазалось. Но она продолжила снимать. Это был ее долг. Запечатлеть все, что будет происходить дальше.

Лопасти вертолета наконец остановились, и наступила почти звенящая тишина, нарушаемая только шипением остывающих двигателей, гулом новой генераторной и далеким воем зараженных, сбежавших зализывать раны. Николь быстро сняла радостные, оживленные лица граждан, которые толпились поодаль, не решаясь подойти ближе, ей казалось, что съемка со стороны подходит для этого момента гораздо лучше.

Глядевшие на председателя люди не могли понять, отчего он был сейчас таким хмурым, таким… стальным. Ведь переезд прошел на удивление гладко, почти по созданному им плану! Ангары взяты, потери минимальны, генераторы работают, выжившие спасены! На их лицах читалось недоумение, растущее с каждой секундой молчания Рэма. Чем дольше парень стоял, глядя куда-то поверх голов, тем больше улыбок исчезало, а вместо них приходило тревожное замешательство, предчувствие беды. Радость от прибытия их предводителя гасла, как свет в лампе накаливания при падении напряжения в сети.

— Граждане Цитадели! — внезапно над площадкой, поверх гула генераторов, поверх шепота толпы, пронесся громовой голос Рэма. Он звучал не просто громко — он звучал как удар колокола, наполняя пространство металлом и силой. Все головы повернулись к нему, даже спасенные из ангаров выжившие. — Только что я выслушал отчет глав первого и второго рубежа, — он указал на Аза и Эльвиру, стоявших теперь чуть позади, по стойке смирно. — Они вкратце рассказали мне о том, что поставленные задачи — захват и удержание плацдарма на заводе, зачистка двух ангаров, вызволение заточенных — вам удалось выполнить. Хвалю за то, что вы смогли это сделать без моего прямого участия в операции. Они так же сказали, сколько было затрачено ресурсов, сколько… — голос парня на миг дрогнул, но тут же выровнялся, став еще тверже, — сколько было потеряно граждан. Сколько «храбрых» людей пожертвовали собой в битве, чтобы мы могли продолжить сражаться завтра. — Рэм поднял свою огромную руку в массивной перчатке и сжал кулак. Медленно, с шелестом железа, наполненного силой, он прислонил этот кулак к своей бронированной груди, прямо к сердцу. — Их имена будут вписаны в Книгу Памяти золотыми буквами. Но сейчас… сейчас мы почтим память лучших из нас. Не минутой молчания. Молчание — теперь удел мертвых врагов Цитадели. Мы почтим их «мгновением единства». Сожмите кулак. Приложите к сердцу. Почувствуйте свой живой пульс и знайте, что отныне и до вашего последнего вздоха, в каждом ударе вашего сердца будет часть их силы, их отваги, их жажды жизни, их любви ко всем нам! Благодаря их высшей жертве мы продолжим свою жизнь!