— Гамлет, блин, — еле слышно, с недоумением и горечью прошипела Николь в сторону главы первого, быстро вспомнив, что микрофон камеры может уловить ее недовольство этим мрачным театром или прощальным ритуалом разведчиков.

Она резко, почти дернув камеру, перевела объектив в другую сторону, где сейчас мужики из «гаражного кооператива» — инженеры и механики четвертого рубежа — продолжали возиться с рядами гудящих бензогенераторов. Они были расставлены под навесом у стены ангара, соединенные паутиной толстенных кабелей. Мужики в промасленных комбинезонах, с инструментами за поясом, что-то подкручивали, замеряли вольтметром, отлаживая их бесперебойную работу. От генераторов тянулись кабели к временным прожекторам, уже освещавшим ключевые точки, и к открытым дверям ангара, где виднелся тусклый внутренний свет.

Николь посмотрела на свой наруч и как глава четвертого рубежа увидела, что задачи ее механиков выполнены на девяносто три процента. Мужики, имевшее четкую задачу последовательно занимались работой подключая к внутренней сети «объекты по их приоритетности»:

Баррикады — освещение — медпункт — внутренний штаб — кабинет председателя — жилые помещения.

Однако Николь отвлеклась от этой картины мирного труда, так сильно контрастирующей на фоне того, что здесь творилось всего каких-то сорок минут назад, когда в воздухе, поверх грохота генераторов и голосов, раздался нарастающий, низкий гул вертолета. Знакомый, долгожданный звук. Николь инстинктивно вскинула камеру выше, быстро повернув ее в направлении звука. На фоне темного, затянутого дымкой неба четко выделялась черная точка, стремительно увеличивающаяся. На хвосте вертушки мигал настойчивый красный огонек, как маяк в наступающих сумерках.

— Наконец-то!.. — вырвалось у нее, смесь облегчения и восторга, мулатка сорвала с пояса рацию и зажав кнопку произнесла. — Это вы к нам летите⁈

— Так точно! — отозвался голос подполковника.

(Изображение с камеры видеонаблюдения, установленной на углу ангара, позже показало, как глава четвертого рубежа резко вытерла ладонью лицо, смахивая предательские слезы, выключила свою камеру и почти сбежала вниз по стальной лестнице, торопясь навстречу прибывающим.)

Камера снова начала свою съемку, пока вертолет продолжал свой полет над городом:

— А вот тут, — голос Николь снова зазвучал в микрофон, на экране появились широко распахнутые ворота ангара с мрачной темнотой своих необъятных недр, столь глубоких, что луча фонарика на камере не хватало чтобы достать до дальней стены.

Николь поморщилась от отвращения, увы видео не могло передать насколько там был тяжелый, затхлый воздух, смешанный с запахом гнили, испражнений и человеческого отчаяния. — … вот тут наши девчата из медотряда четвертого рубежа сейчас проводят первичный осмотр бедолаг из захваченного нами ангара. Представьте, — руки Николь, державшие камеру, заметно задрожали, отчего вся картинка поплыла, — они были тут заперты несколько недель, с того момента как оборона завода пала под натиском орды! Больше месяца в этой железной могиле, с трупами, с крысами, с вечным страхом! — Она сделала усилие, чтобы успокоить дрожь. — Мне трудно представить, сколько лишений, голода, ужаса пришлось им претерпеть за это время, но сегодня… сегодня Цитадель взяла их под свое крыло. Теперь им больше нечего бояться. Мы накормим, обогреем, вылечим, — девушка говорила это с горячей убежденностью, но с мастерством оператора отвела камеру так, чтобы в кадр не попали тени у дальних стен ангара — стрелки из второго рубежа, замершие со вскинутыми автоматами, их оружие было наготове, прицелы отслеживали каждое движение выживших из ангара, что сейчас проходили освидетельствование. Предосторожность. Всегда предосторожность. Никто не знал, чем чревато долгое время заточения в кромешном аду.

Камера скользнула внутрь. Несколько крепких мужиков из третьего рубежа, в противогазах из-за царящего смрада, с мощными фонарями в руках, осторожно, как саперы, обследовали глубины ангара. Лучи света выхватывали из полумрака жуткие картины: горы мусора, импровизированные перегородки из тряпья и досок, темные пятна на полу, человеческие останки в дальних углах, еще не убранные. Они методично и с дотошностью прочесывали пространство, отмечая на своих смартфонах опасные зоны, завалы, потенциальные угрозы, собирая данные для создания будущих квестов по освоению завода.

Николь задержала камеру на ближнем плане: у стола, сложенного из ящиков, при свете лампы из портативной LED-панели, сидела медсестра Оля. Девушка в медицинской маске корявым, торопливым почерком вносила данные в толстый медицинский журнал. Перед ней на ящике сидела пожилая женщина, дрожащими руками державшая кружку с горячей водой, которую ей только что дали.

Однако сама мулатка смотрела не на Олю, а на очередь, выстроившуюся вдоль стены. Подавленные, изможденные до крайности лица устало улыбались. В кадре появилась группа молодых парней и девушек — студентов из местного аграрного университета, если судить по обрывкам грязной униформы. Следом шли старики в затертой синей форме работников этого завода, морщины на их лицах казались еще глубже от въевшейся копоти, будто врезанными в кожу пережитыми страданиями и безнадегой; один слепо жмурился на свет лампы, словно она была солнцем, лучи которого он так давно не видел, другой беззвучно шевелил губами, продолжая благодарить каждого гражданина Цитадели за спасение. Последними была — кучка мужчин в грязной, порванной, но все еще узнаваемой военной форме, человек десять, не больше. Они стояли чуть отдельно, пряча руки за спины или в карманы, их взгляды были не подавленными, а острыми, настороженными, изучающими — оценивающими не только медсестру, но и вооруженных людей из второго рубежа, тени у стен, возводимые баррикады на площадке между ангарами. В их позах читалась усталость, но и остатки дисциплины, привычка к опасности. Отведя пристальны взгляд от солдат, Николь заметила, как они из стрелков кивнул ей, словно давай ей понять, что они осознают, что за ними нужен глаз да глаз и они ни на миг не ослабят бдительности.

Разминувшись с парой работяг из четвертого рубежа, тащивших тяжеленную бухту бронированного электрокабеля, девушка на мгновение перевела камеру на их согнутые под тяжестью спины. Мужики, кряхтя, но без стонов, тянули провод от шумящей генераторной, расположенной рядом с первым ангаром, ко входу во второй. Их цель — обеспечить светом и энергией временный медпункт и будущие жилые сектора. А затем создать силовой узел.

— Почти дотянули, братва! — крикнул им кто-то. — Подключаемся к «Шторму»! Даешь свет в бараки!

Грохот приближающегося вертолета внезапно обрушился на пространство между ангарами, быстро заглушая все остальные звуки. Он завис над площадкой прицеливаясь к месту для посадки. Николь, забыв на время про спасенных, решила запечатлеть момент приземления. Граждане Цитадели, без лишних команд, четко и организованно освободили центр площадки для опускавшейся «вертушки». Военная машина, сверкая красными габаритными диодами плавно опустилась на землю. В воздух поднялись вихри из остатков опавших и перегнивших листьев, бумажного мусора и едкой, серой пыли завода, въевшейся даже в стены ангаров. Пыль ударила в глаза, забивала нос, но Николь, прищурившись, продолжила стоически снимать, прикрывая объектив ладонью от самых сильных порывов.

Когда гул вращающихся лопастей стал быстро стихать, превращаясь в тяжелое завывание, а потом и в хриплое урчание, послышались и восторженные, облегченные людские голоса, приветствовавшие прибывшего председателя.

— Рэм! Рэм прилетел!

— Все нормально! Глава дома!

— Урааа! Значит все прошло гладко!

Николь шмыгнула носом, пытаясь то ли избавиться от пыли, то ли скрыть накатившие эмоции и крепче сжала камеру. Она не знала всех подробностей, что случились на вылазке из председателя, но была в курсе самой драматической части… Она могла лишь представить, какого было сейчас Рэму, которому предстояло рассказать народу об утрате главы третьего рубежа.