У нас, значит, старенький «зилок», а тут совсем новый. Только он на газу, все под газ и что делать? Так наш зампотех, не будь дураком, вызывает к себе водил и говорит: ночь времени, заменить все необходимое и перевести машину на бензин. И все, хоть стой, хоть падай. А на улице мороз е..т, градусов под тридцать, в здании места нет, есть только под навесом. И пацаны всю ночь разбирали-собирали, крутили-вертели, х..й к носу прикидывали, но дело сделали. Поверни ладошку, лейтенант, положи, посмотри.
Уколова повернулась к нему, открыв рот. Посмотрела на собственную перебинтованную ладонь, на светлый и чистый бинт, на довольно улыбающегося Азамата.
- Ты все сделал?
- Все. Не стоит говорить спасибо, заслужила.
- Тебе лекарем бы быть, Пуля. – Уколова шмыгнула носом. – Все зубы заговорил.
- Сейчас посмотрю, может травка осталась у Зуича. Запарю, а то, думаю, непросто тебе приходится. Ноют?
Женя коснулась языком одного из обломков, вздохнула. Если бы только ныли…
- Ладно, ты посиди, я сейчас приду.
Когда Пуля вышел, Женя прилегла. Усталость мягко захватывала все сильнее. Появился легкий озноб, и она натянула по самые глаза пахнущее соляром шерстяное одеяло. Когда-то синее, сейчас вытертое и застиранное. Но теплое, и с еле проглядывающим теперь потешным мишкой. Наверняка детское, бывшее любимым для какого-то малыша.
Чуть согрелась, уже не ощущая тела, начавшего проваливаться в сон. Женя старалась ухватиться за собственные мысли, но не справлялась. Проваливалась все глубже и глубже, летя через воспоминания, что-то непонятное и цветное, не имея никакой возможности справиться с дремой.
Азамат поставил кружку с отваром на столик, подпер с двух сторон стеклянным шаром с искусственным снегом внутри и незаметно отстегнутым «Кедром». Хитрую конструкцию Митрича, как не старался, снять не получилось. Уколова спала некрепко, вздрагивая, и будить ее Азамату не хотелось. До самого главного места пути оставалось не более часа. Если повезет, то ночь у них пройдет спокойно. А утром станет ясно – что и как делать.
Он набросил поверх одеяла, еле прикрывающего Уколовой ноги, бушлат, достав его из шкафчика. Поправил шерстяную ткань, прикрыв девушке нос, и вышел.
Во сне Уколова шла по улицам родного города, того, где родилась. Того, каким он был до войны. Цокала крохотными набойками лакированных туфелек, держа маму за руку, и любопытно крутила головой по сторонам.
Светило теплое солнце, пахло свежими, совсем крохотными зелеными листиками распустившихся деревьев. Люди вокруг довольно улыбались, сверкая солнечными очками. У кого только купленными, у кого дождавшихся своего времени с прошлого лета. Мама маленькой Уколовой любила очки большие, как из глупого мультфильма про львенка и черепаху. Маленькая Уколова его не любила, постоянно прося включить «Машу и медведя», и спорила с мамой. Та расстраивалась, но дочку слушала. Черепаха не нравилась Жене. А вот ее очки – да, потому что у мамы такие же. А мама маленькой Уколовой – очень красивая.
Да-да, так и есть. Вон, как смотрят на нее много разных людей. Почему-то на маму смотрели всякие дяди, а тети, если и оборачивались, только неодобрительно качали головами. Маленькая Женя много не понимала, как не старалась.
И откуда ей было знать, что кто-то завидовал, кто-то смотрел исключительно на ноги, открытые чуть ли не до… в общем, до. Что поделать, если фигура мамы позволяла носить такие короткие юбки? Маленькая Уколова, несмотря на совершенно недетскую серьезность, многого просто не понимала из-за непонятности и очевидной глупости многих моментов.
Важно же что? Большая Уколова, глядя на исчезнувший мир глазами маленькой, услышала собственные мысли и удивилась. Сейчас и здесь, в собственном сне удивилась поразительно правильной детской логике. Той, выстраивающей удивительно простые конструкции настоящего вокруг себя.
Детям доступно многое, закрытое для взрослых. Их мир поразительно логично выстроен и наполнен четкими цветами и ощущениями. Там, где ставшие серьезными и много чего умеющими большие люди выстроят проблему из ничего, ребенок всегда найдет единственно верное решение.
Обиделся самый нужный и близкий человек? Заслуженно, потому что ты вела себя плохо? Подошла и обняла, прижалась, засопела маме в ухо, и все. Все! Потому что любовь есть великая и всепрощающая сила. Понятно, что маленькая Уколова думала не так, но взрослая Женя, наблюдающая за добрым и теплым миром вокруг, заливаясь невидимыми слезами, соглашалась с малышкой полностью.
Она слушала разговоры, смотрела на людей, таких беззаботных и не ожидающих настоящего горя, озабоченных только сиюминутными глупыми надуманными проблемами, и кричала, не слыша себя. Ведь скоро все вокруг ждал самый настоящий конец. Пылающий тысячами доменных печей, сжигавших в себе яркие обертки жизни, ослепляющей миллионами вспышек, опаляющих вытекающие глаза, сносящий пепел рухнувшего мира ударной волной. А они, те, кто спускал отпущенное время на глупости, даже не догадывались об этом.
Какая глупость кружила вокруг, занимая чуть ли не каждого?
Хватит ли денег на поездку хотя бы в Египет? Да пошла ты в пень, дура тупая! Сидят ли джинсы как надо, и не стоит ли купить еще одни же, раз распродажа? Я лучше, а все получают только другие! Почему вон та корова может себе позволить такую сумочку, а ты мне не можешь? Да, именно такая свадьба нам нужна, и никаких скромных посиделок с семьями, все должно быть как у Машки! Из-за чего меня уволили, и как быть дальше, ведь платить банку надо через неделю? Надо купить обязательно розы, только розы! Как достала сессия, как достали преподы, почему никто меня не понимает? Ковальчук зажрался и продался, никто не хочет играть просто за страну!
Большая Уколова слушала их, смотрела, сжав губы маленькой, и хотела подойти к каждой и каждому, достучаться, сказать, донести самое важное, а не выдуманное ими. Очень хотела поделиться собственными знаниями, своим опытом, болью, обжигающей сейчас большую часть тела даже во сне.
Зачем тебе Египет, если можно отдохнуть и загореть здесь, у нас, не влезая в кредит? Может она и глупая, но она же тебя любит не за машину, не за модную щетину, не за накачанный пресс, что же ты наговорил?! Плохо сидят, так как они узкие и маленькие. Похудей или купи что-то по размеру и не смотрись так глупо! Не ленись, а, еще лучше, найди свое дело и только в нем добейся своего собственного лучшего результата, получив все то, что получает кто-то за тебя. Просто не ленись! Не может купить тебе сумку, и что? Зато ты учишься и не работаешь, и он тебе позволяет это делать! Для чего тратить не только скоро переставшие быть нужными деньги, но и нервы близких, затевая глупую дорогущую свадьбу? Потрать эти деньги на путешествие, а вовсе не на половину дня, выпущенную впустую! Уволил из-за невнимательности. Не стыдись, займи денег у родителей и найди любую работу хотя бы на время! Купи самые обычные ромашки, они всегда и везде хороши! Достала сессия? Сходи в армию или хотя бы просто поработай немного, не сидя на шее родителей! А Ковальчук может делать что хочет, потому что никто никому и ничего не должен!
Сотни людей, живущих спокойной и размеренной жизнью, ссорились из-за ерунды, злились сами на себя, искали лучшее в худшем и совершенно не задумывались о будущем на самом деле.
Большая Уколова, покрытая засохшим потом, чужой и своей кровью, с неработающей правой рукой, не знающая даже следующего часа, плакала во сне, жалея и ненавидя одновременно.
Азамат стоял рядом с Зуичем, потихоньку прижимавшего «Арго» к правому берегу.
- Как там твоя подружка? – водник жевал табак и хмурил брови. – Живая?
- Она молодец.
- Она шляпу мою проеб…ла, молодец твоя. Кто мне ее компенсирует, самую настоящую зюйдвестку, э?
- Не ной, Лёш, тебе не идет.