- А-я-я-я-й, - он недовольно покосился в сторону занавески, где уже приглушенно попискивала мышка. – Ильнар! А ну, тащи ее сюда, суку тупую!

Та вылетела из кухни пулей, чуть не упав.

- Кошмар какой, попросил по-человечески убрать. Стыдно тебе? Не? – Клыч покачал головой. – На дворе сейчас который час ночи, а? Милая, ты мешаешь мне нормально общаться. Сколько там у нас?

Из кармана жилета, зашелестев длинной цепочкой, на свет выбрались круглые часы. Судя по цвету и блеску – золото, чистое, какой-то там пробы. Мышка, забыв про страх, зачарованно уставилась на них. Уколова вздохнула.

- Нравятся? – Клыч щелкнул крышкой. – Вот же гадство, почти два часа. М-да… Иди-ка сюда.

- Не-не… - мыщка замотала головой, уставившись в пол, - не…

- Ну, не хочешь, как хочешь. Я не барин, сам подойду.

Пружинисто выскочил из-за стола, оказавшись рядом с ней. Свистнуло в воздухе, еще, еще. Мышка снова пискнула, схватившись за лицо. Через нос, от левого глаза к подбородку, вскрыв нижнюю губу, протянулся самый глубокий след. На глазах наливались кровью остальные. Девчонка испуганно вытаращила глаза, подавив крик. Клыч схватил ее за волосы и, как котенка в наделанную кучу, ткнул лбом в скатерть, повозил. Та лишь шумно дышала, всхлипывая. Антон придирчиво осмотрел скатерть, удовлетворившись результатом. Пнул ее в лядащий зад сапогом.

- Пшла отсюда, и чтоб все готово было, если что. Ильнар!

- Да, командир! – Одноглазый вытянулся.

- Не трогай ее пока. В лагерь возьмем, нам посудомойка нужна.

- Хорошо.

Он снова сел, улыбнувшись Уколовой.

- Не жалко ее?

Та пожала плечами.

- Нет. С чего бы?

- Действительно… - Клыч налил кипятка в кружку, добавил сладко пахнущей заварки из чуть битого чайничка, придвинул блюдце с медом. – Да ты, Евгения, угощайся. Ничего, если на «ты» перейду?

- Нет. Спасибо.

- Медок у нас недешев, но это же, сама понимаешь, трофей. Итак, Женя, моя милая собеседница, что ты делаешь так далеко от своего дома?

- Разведка. – Уколова пожала плечами. – Потихоньку пытаемся понять, что творится рядом.

- Ну да, как не подумал… - Клыч хмыкнул. – Рядом. Полтысячи километров ради данных. Что сказать, впечатляет. В одиночку?

Что было отвечать? Одна? Глупо. С кем-то? А с кем?

- М-м-м… - Клыч с видимым удовольствием отломил горбушку от круглого хлеба, окунул в мед и зажевал. – Фкуфно… Не отфефай, не надо.

Он доел хлеб, облизал пальцы и потянулся за чаем. Хитро покосился на вернувшуюся к еде Уколову, что-то маркитаня в уме. Покрутил пальцем перед ее носом, явно собираясь что-то сказать. И закашлялся. Глубоко и сильно, до багровой красноты на лице и выпученных глаз. Уколова встала, прямо к нему за спину, испытывая сильное желание воткнуть в затылок вот этот самый немаленький нож, что только что пластал масло. Но желание оказалось явно глупым, уйти у нее не вышло бы при любых раскладах.

Руки на его грудь, надавила и сильно дернула на себя. Клыч хакнул, выплюнув корку. Сел, сипло прогоняя воздух в легкие.

- Ну, ты, Евгения, даешь… Эй, Гриша, все нормально. Опоздал ты. А вам, телохранители, за то, что в сундуках лазали, наплевав на командира – и сортир чистить придется. Все, валите, глаза б мои на вас не смотрели.

Уколова уткнулась в свою тарелку, куда незаметно от нее уже шлепнули яичницу. Голод бунтовал, и сейчас стоило заняться именно им, и ничем другим. А дальше кривая выведет.

Клыч откинулся на стуле, покачивался, скрипя половицей. Уколова ела, стараясь на него не смотреть.

- Петрович и его семья работали на меня. – Клыч скрипнул половицей и сел ровно. – Не знаю, как ты умудрилась к ним попасть, но тебе повезло. Не думаю, что пришлось бы по душе жить у них здесь. Развлечений тут мало, думаю, что тебе не особо понравилось бы.

- Они и впрямь торговали человечиной?

- Несомненно. Народа в округе немало, в отличие от хотя бы какой-то хорошей еды. Не стоит думать, Женя, что все поголовно любят кушать человечинку, нет. Но отдельные экземпляры попадаются. Тем более что если завялить кусочками, то многие сразу и не отличат. Караванщики охотно покупают. Покупали. Погорел бизнес.

Клыч хохотнул. На дворе продолжало потрескивать и дымить. Женя порадовалась, что омшаник стоял далеко и огонь никак не смог бы перекинуться на дом.

- Как там у вас в Уфе?

- Также как и везде, выживаем, деремся, хороним, порой рожаем. То мор какой-нибудь, то мутанты новые гоном идут, то люди хотят неожиданно награбить награбленное.

- О как. И как поступаете с последними?

- Ну… - Женя глотнула остывшего настоя. – Раньше вешали. Публично. Сейчас в основном – работы. Чтобы трудом исправляли ошибки, перед лицом партии и народа республики доказывая свою сознательность.

- У вас там коммунизм, что ли? – Клыч удивленно покачал головой. - Ишь как.

- А, у вас?

- Тут каждой твари по паре. – Клыч хмыкнул, нехорошо дернув щекой. – И коммуняки были, и кого только не было. Еще пять лет назад я сам, Женечка, можете ли себе представить, носился по округе на бронетачанках и да под черным знаменем. Анархия – мать порядка, хаос порядка отец, вперед черти, рая нет, я батька Сатана.

Уколова нахмурилась, глядя на его совершенно серьезное лицо, хмыкнула и засмеялась. Более дурной глупости ей слышать не приходилось. Клыч кривил губы и улыбался вместе с ней. Она хохотала, ощущая дикое напряжение, становящееся все сильнее, но не могла остановиться.

- Да, понимаю, смешно. – Клыч подмигнул ей. – Многие смеялись, было дело поначалу.

- Потом перестали?

- Конечно. Попробуй-ка, посмейся, если голову на кол насадили. Жутко неудобно, предполагаю.

Женя осеклась.

- Ну, да.

Скрипнула дверь, пропуская еще одного члена отряда Клыча. Уколова покосилась на него и вздрогнула.

Живоглот, скорее всего застреленный тем самым дуплетом, казался страшным. Собака, остановившаяся рядом с Клычом, страшной не казалась. Она ею просто-напросто была.

Не высокая, широкая и крепкая, в густой шубе из свалявшихся серых волос. Голова, огромная, с криво торчащими клыками и слишком большими глазами. Местами виднелась темная кожа, с вздувавшимися под нею мощными мускулами. Села рядом с Антоном, высунув сизый язык и буравя Уколову глубоким янтарем своих плошек. Потянула воздух носом, оскалилась и дернулась в ее сторону.

Уколова напряглась, видя желтоватые клыки в очень опасной близости от себя.

- Сидеть! – голос Клыча резко изменился.

В комнате, явно ожидая приказа, соткались оба телохранителя. Судя по скрипу за спиной, там же материализовался Гриша. Кого из этих пятерых Уколова боялась больше – она затруднялась признаться сама.

- Что ты тут такое учуяла, Инесса? – Клыч встал, погладил собаку по холке. – Это, Женечка, моя боевая подруга. Рекомендую, Инесса Арманд, прямо как любовница вашего великого и бессмертного вождя. Нюх стопроцентный. И, сдается мне, что-то она учуяла интересное. Ищи, милая, ищи.

Инесса искала, тщательно обнюхивая Уколову. Женя сидела ровно, стараясь не дернуться лишний раз. Черный нос легко касался ног, коленей, ткнулся в куртку, замер. Собака повернула голову к хозяину, рыкнула. Клыч наклонился, жестом потребовав что-то. «Чем-то» оказался фонарь «жучок». Выпрямился бывший батька Сатана скоро. Поднес руку к глазам, и оскалился не хуже собственной собаки.

- Гриша!

Тот почти воткнулся в руку командира, вглядываясь. Кивнул. Клыч усмехнулся, жестко и зло. Поднес пальцы к самому носу Уколовой. Зажатые между ними, прямо перед глазами Жени оказались несколько волосков. Рыжих с серым. Саблезуба, не так давно спавшего на ее рюкзаке.

- Вот тебе и ответ, дорогая гостьюшка, как ты сюда добралась, с кем… - Клыч сел на стул, кивнув подручному. Уколова сглотнула, памятуя про скорость Гриши. – Пуля, значит, так? И его утраханный кот, верно, его шерсть?

- Кто?

Клыч мотнул в ее сторону головой. Руку, правую, ей выкрутили в мгновения ока. Прижали к столешнице, люто вывернув и заставив растопырить пальцы. Раритетный «маузер» уже оказался в руке хозяина, удерживаемый за ствол. Уколова успела только вздохнуть. Хрустнуло, по руке разлилась неудержимая боль от сломанного мизинца.