Ангелина вернулась, видимо, с какой-то едой, потому что продолжила, что-то жуя:

— И претендовать может лишь на выборную должность и статус твоего мужа.

Она снова села за стол:

— Кстати, а как так получилось, что он этого не знает?

Кристина рассмеялась:

— А вот так! Папа посчитал, Диме совсем необязательно сообщать, что тот семейный фонд, который перешёл от него по наследству, зарегистрирован в Диминой любимой Швейцарии, и я единственный бенефициар! Как всегда, был прав, папа всю жизнь обо мне заботился.

Этот смех жены Дмитрий Сергеевич запомнил навсегда. Конечно, он знал, кто такой бенефициар, а вот то, что Кристина тоже это знает, стало для него сюрпризом. Как и то, что фонд, который Дмитрий Сергеевич уже практически считал своим, находится под иностранной юрисдикцией — там у Самойлова нет никаких юридических возможностей претендовать на активы.

Он неслышно оттолкнулся от стены, развернулся и пошёл в кабинет. В свой кабинет. Хотя уже не был в этом уверен. Значит, за все годы честной изнуряющей работы на эту семью Дмитрий Сергеевич удостоился только этого — быть наёмным профессионалом? Тесть позаботился о том, чтобы ему не досталось ни копейки, только вознаграждение как исполнительному директору финансовой группы. Да, вознаграждение немаленькое, но, во-первых, значительная часть шла на содержание Кристины и Леры, а во-вторых, должность действительно была выборная, и как ему стало понятно из услышанного, рассчитывать на неё он может, только будучи мужем Кристины. Чуть что, наверняка вылетит и с должности, и из Совета директоров, можно в этом не сомневаться. И даже любовь Кристины оказалась фикцией, а ведь он в неё верил. Пусть и не мог вспомнить, говорила ли она когда-нибудь, что любит.

Дмитрий Сергеевич снова вышел из дома. Сел в машину и поехал в город. Хотел было напиться, но передумал. Часа два просто ездил по пригородам и, скорее всего, именно тогда и принял решение, хотя не сразу, далеко не сразу признался себе в этом. Ему понадобилось на это почти десять лет.

И когда Широков в приватной обстановке собственной дачи подробно расписал все нюансы прокачки бюджетных денег через банк «ФинКапиталГруп», Самойлов понял, что пазлы сошлись. Это его шанс. Шанс на то, чтобы поквитаться за своё унижение и выйти из игры не с пустыми руками.

Дмитрий Сергеевич планировал, как только всё это закончится, уехать из страны куда-нибудь туда, где будет недоступен российскому правосудию. И даже разводиться не станет. Пусть Кристина сама решает эти вопросы.

Но кое в чём он просчитался. Кто ж знал, что женщины, даже не любящие, такие собственницы? Большого опыта в познании женской психологии Дмитрий Сергеевич не имел, постигать ещё и эту науку ему было попросту некогда.

Перед новым, две тысячи двадцать пятым годом, уловив в поведении жены что-то непривычное, Самойлов прилетел в отель, где проводили каникулы Кристина и Лера. И понял, что не ошибся, когда Кристина попросила его поселиться отдельно.

О решении развестись с ним она сообщила ему в самолёте, когда летели обратно. Сообщила спокойно и уверенно. И Дмитрий Сергеевич испугался. Слишком рано, ему требовалось ещё примерно полгода. Если бы Кристина ругалась и предъявляла какие-то претензии, он бы наверняка уговорил её не спешить и не делать опрометчивых шагов. Но она не ругалась. Согласилась только подождать пару месяцев, пока он всё обдумает, и никому не сообщать о своих планах, чтобы это не отразилось на его репутации.

Примерно месяц он перебирал варианты, как поступить. Помог случай. После выявления у тестя порока сердца в бюджет их финансовой группы заложили отдельную статью расходов на благотворительные взносы в профильные медучреждения. Конечно, с запросами о финансовой помощи обращались многие, но Дмитрий Сергеевич старался сам просматривать заявки. Чёрт его знает, почему на одной из них, от частной клиники по лечению душевнобольных, расположенной не так уж далеко, под Новгородом, на озере Ильмень, Самойлов задержал своё внимание. И пригласил собственника на приём.

Как только Храмов Михаил Валентинович, юркий невысокий лысеющий мужчина средних лет, переступил порог его кабинета и жадно осмотрелся глубоко посаженными глазами, Дмитрий Сергеевич сразу понял — они договорятся.

Но начал всё же осторожно:

— Михаил Валентинович, прежде чем принять окончательное решение об оказании вашей клинике материальной помощи и о размере этой помощи, я хотел бы уточнить кое-что. Скажите, насколько конфиденциальной остаётся информация о ваших пациентах?

Храмов сразу же понял, что вопрос задан не из праздного интереса. Внимательно посмотрев в глаза своему собеседнику, он растянул губы в улыбке и радушно заверил:

— Абсолютно конфиденциальной. Дмитрий Сергеевич, я вам больше скажу — информацию о нашей клинике вы не найдёте ни в одном рекламном проспекте, она буквально известна только небольшому числу, я бы даже так сказал, посвящённых.

Храмов чуть понизил голос, а его улыбка стала какой-то таинственной, будто бы Самойлов уже вошёл в этот привилегированный круг.

— Все наши пациенты достаточно состоятельные люди, и никто, ни они сами, ни их родственники, ни администрация клиники, поверьте, совершенно не заинтересованы в огласке.

И уже более деловито добавил:

— Видите ли, в настоящее время в этой области сложилась такая практика, что решения о госпитализации зачастую приходится вынужденно принимать родственникам, и мы очень часто идём навстречу и не требуем каких-то подтверждающих диагнозы документов.

Михаил Валентинович сделал многозначительную паузу.

Попросив оставить визитку, Дмитрий Сергеевич попрощался и обещал перезвонить через день-другой. Они прекрасно поняли друг друга. Да, наверное, это было не совсем законно, но… Дмитрий Сергеевич уже занимался кое-чем не совсем законным и отдавал себе в этом отчёт. Кроме того, речь ведь не шла ни о чём действительно криминальном, ему просто надо было получить отсрочку, только и всего.

А потом ему опять повезло. На корпоративе по случаю Восьмого марта он случайно услышал, что в понедельник, десятого, Ангелина записана на операцию по удалению варикозных вен к какому-то крутому московскому флебологу, и дня два её в доме не будет. К тому времени Дмитрий Сергеевич уже списался с Храмовым по электронке и тот даже выслал ему реквизиты для оплаты. А сам Самойлов перестал себя обманывать — он просто выжидал подходящий момент.

Вечером десятого марта Дмитрий Сергеевич открыл бутылку сухого красного вина, Шато Марго, Кристинино любимое и, предварительно растворив в небольшом количестве три таблетки снотворного, вытащенные из упаковки в комнате Ангелины, дождался жену. Предложил обсудить, как они будут жить дальше, как лучше сообщить об их разводе Лере, спросил, не будет ли Кристина возражать против его избрания на новый срок исполнительным директором «ФинКапиталГруп».

Когда заметил остекленевший взгляд Кристины и понял, что она практически уже спит, а тело её совершенно не слушается, взял смартфон, вошёл в приложение и отключил камеру в гараже. На руках отнёс Кристину в машину, предупредил охрану, что едет в аэропорт провожать жену, будет часа через три.

Немного не доезжая до Шереметьево, остановился. Уняв дрожь в руках, обернулся назад и посмотрел на спящую Кристину. Показалось или нет, что её губы шевельнулись? Но включать в салоне свет не стал. Даже если она не спит и всё понимает, это уже неважно.

Минут через пять впереди него остановился тёмный микроавтобус.

Домой Дмитрий Сергеевич вернулся ближе к утру. На всякий случай собрал в чемодан кое-какие вещи Кристины и запер его в шкафу, в гардеробной. Открыл бутылку водки, выпил, не закусывая, несколько рюмок, и отрубился, чтобы ни о чём не думать. Сама виновата.

В пятницу сразу после девяти утра Максим постучал в номер Леры. Сам он не спал часов с шести, но будить Леру раньше не хотел, она и в девять-то не сразу открыла, и по заспанной мордашке Максим понял — только что проснулась: