Может, всё же показалось? Пару раз неожиданно перестроившись, Максим внимательно следил за соседями, не вильнёт ли кто из них, уворачиваясь от какой-то невидимой ему помехи. Всё спокойно.
Где-то в районе Солнечногорска Максим всё же решил подстраховаться и остановился у придорожного кафе. Ладно, перекусит заодно. А в вечерних сумерках это лихо одноглазое можно будет без труда засечь.
Заказав себе порцию второго и бутылку минералки, Максим устроился за столиком у окна, из которого неплохо просматривалось место, где он оставил машину. Не идеально, конечно, но ближе не получилось.
Глянцево-чёрная обтекаемая Ямаха с ярко-красными вставками и полупрозрачными пластиковыми обвесами виртуозно просочилась между стоящими перед придорожным кафе автомобилями и остановилась почти на выезде со стоянки. Субтильный пассажир, весь в чёрном, легко спрыгнул с высокого сиденья, с некоторым усилием стянул с головы мотошлем, до этого полностью закрывавший лицо, и копна золотистых волос рассыпалась по его плечам.
— Ну что, дальше сама справишься? — из-за шлема голос водителя звучал глухо, но, несмотря на это, выдавал в его обладателе очень молодого человека.
— Сама, спасибо, — девушка, почти подросток, закрепила шлем на сиденье и скинула с плеч чёрный рюкзачок. Достав оттуда тонкую, тоже чёрную шапочку и блеснувший металлом баллончик, деловито попрощалась:
— Давай. Я позвоню.
Они символически сблизили кулаки, девушка закинула рюкзак обратно за спину, а мотобайк сорвался с места и через несколько секунд исчез из вида.
Не спеша поужинав с непонятно откуда взявшимся аппетитом, Максим, всё это время старавшийся незаметно сканировать обстановку вокруг и на улице, рассчитался, вышел из кафе. И в уже разлившемся вечернем летнем сумраке увидел у передней пассажирской двери своего угловатого брутала пацана в чёрном, выводящего струёй из баллончика с краской какие-то вензеля на лаковом покрытии!
Ну вот ему-то он сейчас и врежет!
И стремительно приблизившись к своей машине, со всей силы схватил оборзевшего зумера за плечи так, что вылетевший у того из рук баллончик описал широкую дугу в воздухе и с металлическим звоном покатился по асфальту. Слегка приподняв, Максим резко развернул говнюка и вдавил в борт машины, одной рукой зажав ему грудь, а вторую занеся для удара… но вырвавшийся при этом из хрупкого тела нежный девичий вскрик заставил его замереть с широко раскрытым ртом. Б**ть, девчонка!
Быстро отойдя от шока, Максим слегка ослабил хватку и занесённой для удара рукой стянул с её головы какую-то чёрную пидорку. Белокурые волосы рассыпались непослушными патлами по смазливому личику, на котором не было ни капли раскаяния или страха. Совсем обалдев, Максим изумлённо воскликнул:
— Ты кто такая?! Это что за хрень?
Он кивнул в сторону дверцы, на которой белым металликом переливались сплетённые между собой широкие линии каких-то непонятных букв.
Белобрысая дрянь хмыкнула и абсолютно спокойным голосом произнесла:
— Это не хрень. Граффити, искусство такое, слышал?
И пока Максим ошарашенно переваривал её слова, добавила:
— Круто же выглядит, чё ты, расслабься.
Этого он уже не вынес. Всё так же крепко прижимая её одной рукой к тёмно-синему боку поруганного автомобиля, достал из кармана ключ, нажал на сигнализацию, открыл дверцу Вранглера, ту самую, разрисованную, и толкнул девчонку на сиденье:
— Сейчас ты у меня сама расслабишься, в полиции, галерея такая, где постоянно выставки граффитчиков проходят, слышала?
Нажав на кнопку блокировки, захлопнул дверь. Быстро обойдя машину, сел за руль, и тут же был невозмутимо проинформирован:
— Похищение человека и удержание против его воли, статьи сто двадцать шесть, сто двадцать семь УК РФ.
Молча скосив глаза на эту говорливую жертву современного подхода к воспитанию, Максим повернул ключ зажигания и резко стартанул так, что эту паршивку откинуло на спинку сиденья.
Возле первого же отделения полиции, адрес которого уточнил в поиске, Максим припарковался и за руку вытащил девчонку из машины. Он, конечно, не рассчитывал, что она будет умолять о пощаде, но вот ведь детки пошли, ничего не боятся! Он представил, если б его лет в тринадцать-четырнадцать незнакомый мужик потащил в полицию, да, во-первых, такого не могло бы случиться в принципе, а во-вторых… не успев додумать, что во-вторых, он подтолкнул юную художницу к зарешечённой дежурке, а сам наклонился к окошечку:
— Добрый вечер, заявление о порче имущества примите, пожалуйста.
На секунду оторвавшийся от телефонной трубки дежурный тоскливо взглянул на него и жестом попросил подождать.
Выпрямившись и обведя взглядом стены, чем только не увешанные, Максим наконец-то смог внимательно рассмотреть эту наглую тинэйджерку, у кафе и потом в машине ему было не до того. Худенькая, довольно-таки высокая, она как ни в чём не бывало облокотилась на узкую столешницу чуть ниже окошка. Разумеется, накрашена так, что и не поймёшь, как выглядит на самом деле. Её чёрную шапочку Максим в психе отшвырнул куда-то там же, на стоянке, и непослушные светлые волосы так и торчали в разные стороны, делая девчонку похожей на только что проснувшегося ребёнка. Если б не косметика. Хотя тут как посмотреть. У него в груди шевельнулось какое-то непонятное чувство — Максим уже начал успокаиваться. Почему она совсем не нервничает и даже не пытается защищаться? Ему бы так было проще.
— Что у вас? — голос дежурного вернул его в действительность.
Снова наклонившись к окошку и открыв было рот, Максим не успел произнести ни слова. Девчонка вдруг подёргала его за закатанный до локтя рукав рубашки и обиженно-просящим тоном провинившейся дочери негромко, но достаточно чётко, чтобы дежурный её хорошо расслышал, пробормотала:
— Пап, ну извини меня, ну я больше не буду!
Максим обомлел. И увидел полный спектр невыраженных, но понятных без слов эмоций, отразившихся на лице дежурного. В памяти вдруг всплыл случай, произошедший с одним из коллег-журналистов, когда тот в продуктовом магазине поймал за руку примерно такого же возраста и такого же вида девицу. И вызвал полицию. И около полугода потом таскался по разным комиссиям и судам, доказывая, что он её не лапал и не спал с ней. Может, это у них флешмоб какой?
Так ничего и не сказав, Максим кивнул дежурному, выпрямился, успев заметить мелькнувшее в глазах полицейского облегчение, крепко взял за плечо это прогрессивное дитя и повёл обратно к машине.
Усадив её на переднее сиденье, снова заблокировал дверцу, сел за руль и, проехав несколько улиц, остановился у «Пятёрочки». Девчонка всё это время равнодушно молчала.
— Значит так, дочь, не знаю, что это у вас за развлечение такое, я вообще в отпуск еду, — оставив руки на руле, Максим повернул голову и посмотрел на неё. В неярком свете уже включённых фонарей её ответный взгляд показался ему каким-то не таким, взрослым, что ли, серьёзным. И поразительно спокойным. — Покраска двери стоит плюс-минус пятнадцать штук. Что-то мне подсказывает, у тебя таких денег нет.
Максим отвернулся, осмотрел улицу перед магазином, помолчал и продолжил:
— Сейчас ты позвонишь маме, папе, брату, дяде, подружке, мне всё равно, кому, скажешь, что должна и попросишь перегнать тебе на карту пятнадцать тысяч рублей.
Он снова посмотрел на эту ходячую проблему:
— Потом пойдём с тобой к банкомату, ты снимешь деньги, отдашь мне, после чего мы мирно расходимся и дружно делаем вид, что никогда не встречались друг с другом.
Она отвернулась к окну, усмехнулась и опять посмотрела на Максима:
— У меня нет карты.
Максим на пару секунд прикрыл глаза и вздохнул. Понятно, что-то такое он и предполагал. Почему-то вдруг подумал, что уже мог бы быть в Твери, где собирался переночевать в знакомой гостинице. А вместо этого…
— Но есть вариант.
Максим медленно повернул в её сторону голову — это прозвучало так по-деловому, что его интуиция опять где-то там закопошилась. Но вводных было маловато, и он коротко бросил: