Права русского исторью Уподоблю я громам, Что мешают мне на взморье Уходить по вечерам. Впереди ж (душа раскисла!) Ждет меня еще гроза: Статистические числа, Злые Кауфмана глаза… Мая до двадцать второго Не «исхичу я из тьмы» Имя третьекурсового Почитателя Козьмы. Синий крест
Швейцар, поникнув головою, Стоял у отпертых дверей, Стучал ужасно булавою, Просил на водку у гостей… Его жена звалась Татьяна… Читатель! С именем таким Конец швейцарова романа Давно мы с Пушкиным крестим. Он знал ее еще девицей, Когда, невинна и чиста, Она чулки вязала спицей Вблизи Аничкова моста. Но мимо! Сей швейцар ненужный Помехой служит для певца. Пускай в дверях, главой недужной Склонясь, стоит он до конца… Итак… В гостиной пышной дома Хозяйка – старая карга — С законом светским незнакома, Сидела, словно кочерга… Вокруг сидели дамы кру́гом, Мой взор на первую упал. Я не хотел бы быть супругом Ее… Такой я не видал На всем пути моем недальном… Но дале… Около стола, Склонясь к нему лицом печальным, Она сидела… и ждала… Чего? Ждала ли окончанья, Иль просто чаю, иль… Но вот Зашевелилось заседанье: В дверях явился бегемот… Какого пола или званья — Никто не мог бы отгадать… Но на устах всего собранья Легла уныния печать… И заседанье долго длилось, Лакеи чаю принесли, И все присутствие напилось Питьем китайския земли… К чему ж пришли, читатель спросит. К чему? Не мне давать ответ. Девятый вал ладью выносит, Уста сомкнулись, и поэт Умолк… По-прежнему швейцара На грудь ложилась голова… Его жена в карете парой С его кузеном убегла. Трагедия в одном действии Действующие лица Местность Время: Незадолго до падения Вавилонской башни Издание 1901 года Боблово Явление I Он (Читает газету. Отрываясь, через некоторое время) Молчание. Снова углубляется. Еще настойчивее: Она (входя) Он безмолвен. Она (настойчивее) Он (Снова углубляется) Она (в сторону) Уж не министров ли? Но сколько и каких? Ужели всех? Слыхала я когда-то, Что некий был мудрец, который всех сместил, Но заменить не мог, как ни старался. Текли года, увяло государство, Но он по-прежнему их заменить не мог. Он (снова разгоряченно) О! господи! Когда же наконец Все это прекратится? Она (все вспоминая) А еще я помню: Курсисток толпы в улицах смятенных, Рыдая, шли… И пеплом посыпали Главы свои в неистовстве великом. Спросила я причину бед, но быстро Ко мне подкрался полицейский мрачный, И мнила я – мне казни не избегнуть, Когда б не Клейгельс! Он (быстро отрываясь) Если б это имя, Навеки стертое с страниц газетных, Историком поругано, навеки Ушло из памяти твоей! Она (наивно) А чем же Не нравится тебе оно?.. Казалось Всегда мне, что и в мире нету краше, А ты его бранишь… Он (вставая грозно) Оставь мечты. А то смотри, погибнем я и ты. Уходит. Она (растерянно) О, как сердит он нынче… неспроста. Должно быть, голова его пуста… ««Обыкновенная» сегодня в духе…» «Обыкновенная» сегодня в духе: Она сидит и думает о мухе. (О чем и думать? – Но таков закон: Когда у ней нет в мысли Рогачева — Все остальное вовсе нездорово.) Кто ж будет тот, кто назовется: «он»? Сии строки, предполагавшиеся, пропущены недаром. Хотя они и не были сочинены, но были нецензурны. «Прикорнувши под горою…» Прикорнувши под горою, Мистик молит о любви, Но влеченье половое Скептик чувствует в крови. Как тут быть? Деревня близко, А усадьба далека. Грязью здешней одалиски Не смутишь ты дурака. Мистик в поле (экий дурень!) Стосковался и заснул. Скептик, ловок и мишурен (!), В деревеньку заглянул. Видит он – на сеновале Дева юная храпит, На узорном одеяле, Распластавшися, лежит. |
