О «фиасках», «апогеях» и других неведомых вещах На съезде печати у товарища Калинина великолепнейшая мысль в речь вклинена: «Газетчики, думайте о форме!» До сих пор мы не подумали об усовершенствовании статейной формы. Товарищи газетчики, СССР оглазейте, — как понимается описываемое в газете. Акуловкой получена газет связка. Читают. В буквы глаза втыкают. Прочли: – «Пуанкаре терпит фиаско». — Задумались. Что это за «фиаска» за такая? Из-за этой «фиаски» грамотей Ванюха чуть не разодрался: – Слушай, Петь, с «фиаской» востро держи ухо! даже Пуанкаре приходится его терпеть. Пуанкаре не потерпит какой-нибудь клячи. Даже Стиннеса — и то! — прогнал из Рура. А этого терпит. Значит, богаче. Американец, должно. Понимаешь, дура?! — С тех пор, когда самогонщик, местный туз, проезжал по Акуловке, гремя коляской, в уважение к богатству, скидавая картуз, его называли — Господином Фиаской. Последние известия получили красноармейцы. Сели. Читают, газетиной вея. – О французском наступлении в Руре имеется? – Да, вот написано: «Дошли до своего апогея». – Товарищ Иванов! Ты ближе. Эй! На карту глянь! Что за место такое: А-п-о-г-е-й? — Иванов ищет. Дело дрянь. У парня аж скулу от напряжения свело. Каждый город просмотрел, каждое село. «Эссен есть — Апогея нету! Деревушка махонькая, должно быть, это. Верчусь — аж дыру провертел в сапоге я — не могу найти никакого Апогея!» Казарма малость посовещалась. Наконец — товарищ Петров взял слово: – Сказано: до своего дошли. Ведь не до чужого?! Пусть рассеется сомнений дым. Будь он селом или градом, своего «апогея» никому не отдадим, а чужих «апогеев» – нам не надо. — Чтоб мне не писать, впустую оря, мораль вывожу тоже: то, что годится для иностранного словаря, газете – не гоже. Киноповетрие
Европа. Город. Глаза домищами шарили. В глаза — разноцветные капли. На столбах, на версту, на мильоны ладов: !!!!! ЧАРЛИ ЧАПЛИН!!!!! Мятый человечишко из Лос-Анжело́са через океаны раскатывает ролик. И каждый, у кого губы́ нашлося, ржет до изнеможения, ржет до колик. Денди туфлястый (огурцами огу́рятся) — к черту! Дамища (груди – стог). Ужин. Курица. В морду курицей. Мотоцикл. Толпа. Сыщик. Свисток. В хвост. В гриву. В глаз. В бровь. Желе-подбородки трясутся игриво. Кино гогочет в мильон шиберов. Молчи, Европа, дура сквозная! Мусьи, заткните ваше орло́. Не вы, я уверен, — не вы, я знаю, — над вами смеется товарищ Шарло́. Жирноживотые. Лобоузкие. Европейцы, на чем у вас пудры пыльца? Разве эти чаплинские усики — не все, что у Европы осталось от лица? Шарло. Спадают штаны-гармошки. Кок. Котелочек около кло́ка. В издевке твои комарьи ножки, Европа фраков и файфоклоков. Кино заливается щиплемой девкой. Чарли заехал какой-то мисс. Публика, тише! Над вами издевка. Европа — оплюйся, сядь, уймись. Чаплин – валяй, марай соуса́ми. Будет: не соусом, будет: не в фильме. Забитые встанут, забитые сами метлою пройдут мировыми милями. А пока — Мишка, верти ручку. Бой! Алло! Всемирная сенсация. Последняя штучка. Шарло на крыльях. Воздушный Шарло. |
