Вешалка дураков 1 Раз двое третьего рассматривали в лупы И изрекли: «Он глуп». Весь ужас здесь был в том, Что тот, кого они признали дураком, Был умницей, – они же были глупы. 2 «Кто этот, лгущий так туманно, Неискренно, шаблонно и пространно?» – «Известный мистик N, большой чудак». – «Ах, мистик? Так… Я полагал – дурак». 3 Ослу образованье дали. Он стал умней? Едва ли. Но раньше, как осел, Он просто чушь порол, А нынче – ах, злодей — Он, с важностью педанта, При каждой глупости своей Ссылается на Канта. 4 Дурак рассматривал картину: Лиловый бык лизал моржа. Дурак пригнулся, сделал мину И начал: «Живопись свежа… Идея слишком символична, Но стилизовано прилично». (Бедняк скрывал сильней всего, Что он не понял ничего). 5 Умный слушал терпеливо Излиянья дурака: «Не затем ли жизнь тосклива, И бесцветна, и дика, Что вокруг, в конце концов, Слишком много дураков?» Но, скрывая желчный смех, Умный думал, свирепея: «Он считает только тех, Кто его еще глупее, — «Слишком много» для него… Ну, а мне-то каково?» 6 Дурак и мудрецу порою кровный брат: Дурак вовек не поумнеет, Но если с ним заспорит хоть Сократ, — С двух первых слов Сократ глупеет! 7 Пусть свистнет рак, Пусть рыба запоет, Пусть манна льет с небес, — Но пусть дурак Себя в себе найдет — Вот чудо из чудес! Герой
На ватном бюсте пуговки горят, Обтянут зад цветной диагональю, Усы как два хвоста у жеребят, И ляжки движутся развалистой спиралью. Рукой небрежной упираясь в талью, Вперяет вдаль надменно-плоский взгляд И, всех иных считая мелкой швалью, Несложно пыжится от головы до пят. Галантный дух помады и ремней… Под козырьком всего четыре слова: «Pardon!», «Mersi!», «Канашка!» и «Мерзавец!». Грядет, грядет! По выступам камней Свирепо хляпает тяжелая подкова — Пар из ноздрей… Ура, ура! Красавец. Интеллигент Повернувшись спиной к обманувшей надежде И беспомощно свесив усталый язык, Не раздевшись, он спит в европейской одежде И храпит, как больной паровик. Истомила Идея бесплодьем интрижек, По углам паутина ленивой тоски, На полу вороха неразрезанных книжек И разбитых скрижалей куски. За окном непогода лютеет и злится… Стены прочны, и мягок пружинный диван. Под осеннюю бурю так сладостно спится Всем, кто бледной усталостью пьян. Дорогой мой, шепни мне сквозь сон по секрету, Отчего ты так страшно и тупо устал? За несбыточным счастьем гонялся по свету, Или, может быть, землю пахал? Дрогнул рот. Разомкнулись тяжелые вежды, Монотонные звуки уныло текут: «Брат! Одну за другой хоронил я надежды, Брат! От этого больше всего устают. Были яркие речи и смелые жесты И неполных желаний шальной хоровод. Я жених непришедшей прекрасной невесты, Я больной, утомленный урод». Смолк. А буря все громче стучалась в окошко. Билась мысль, разгораясь и снова таясь. И сказал я, краснея, тоскуя и злясь: «Брат! Подвинься немножко». Кому что нравится «Эй, смотри – у речки Сняли кожу человечки!» — Крикнул чижик молодой. Подлетел и сел на вышке, — Смотрит: голые детишки С визгом плещутся водой. Чижик клюв раскрыл в волненьи, Чижик полон удивленья: «Ай, какая детвора! Ноги – длинные болталки, Вместо крылышек – две палки, Нет ни пуха, ни пера!» Из-за ивы смотрит заяц И качает, как китаец, Удивленной головой: «Вот умора! Вот потеха! Нет ни хвостика, ни меха… Двадцать пальцев! Боже мой…» А карась в осоке слышит, Глазки выпучил и дышит: «Глупый заяц, глупый чиж!.. Мех и пух, скажи, пожалуй… Вот чешуйки б не мешало! Без чешуйки, брат, шалишь!» Анархист
Жил на свете анархист, Красил бороду и щеки, Ездил к немке в Териоки И при этом был садист. Вдоль затылка жались складки На багровой полосе. Ел за двух, носил перчатки — Словом, делал то, что все. Раз на вечере попович, Молодой идеалист, Обратился: «Петр Петрович, Отчего вы анархист?» Петр Петрович поднял брови И, багровый, как бурак, Оборвал на полуслове: «Вы невежа и дурак». |
