Полька В среду были именины Молодого паука. Он смотрел из паутины И поглаживал бока. Рим-тим-тим! Слез по шторе, Гости в сборе? Начинай! Таракан играл на скрипке, А сверчок на контрабасе, Две блохи, надевши штрипки, Танцевали на матрасе. Рим-тим-тим! Вот так штука… Ну-ка, ну-ка, Жарь вовсю! Мышь светила им огарком, Муха чистила свой рот. Было очень-очень жарко, Так, что с блох катился пот. Рим-тим-тим! Па – направо, Браво-браво, Браво-бис!.. Угощались жирной костью За печуркою в трубе, А паук съел муху-гостью И опять полез к себе. Рим-тим-тим! Гости плачут, Блохи скачут — Наплевать! Жалобы обывателя
Моя жена – наседка, Мой сын, увы, – эсер, Моя сестра – кадетка, Мой дворник – старовер. Кухарка – монархистка, Аристократ – свояк, Мамаша – анархистка, А я – я просто так… Дочурка-гимназистка (Всего ей десять лет) И та социалистка — Таков уж нынче свет! От самого рассвета Сойдутся и визжат — Но мне комедья эта, Поверьте, сущий ад. Сестра кричит: «Поправим!» Сынок кричит: «Снесем!» Свояк вопит: «Натравим!» А дворник – «Донесем!» А милая супруга, Иссохшая, как тень, Вздыхает, как белуга, И стонет: «Ах, мигрень!» Молю Тебя, Создатель (Совсем я не шучу), Я русский обыватель — Я просто жить хочу! Уйми мою мамашу, Уйми родную мать — Не в силах эту кашу Один я расхлебать. Она, как анархистка, Всегда сама начнет, За нею гимназистка И весь домашний скот. Сестра кричит: «Устроим!» Свояк вопит: «Плевать!» Сынок шипит: «Накроем!» А я кричу: «Молчать!!» Проклятья посылаю Родному очагу И втайне замышляю — В Америку сбегу!.. В редакции «толстого» журнала Серьезных лиц густая волосатость И двухпудовые свинцовые слова: «Позитивизм», «идейная предвзятость», «Спецификация», «реальные права»… Жестикулируя, бурля и споря, Киты редакции не видят двух персон: Поэт принес «Ночную песню моря», А беллетрист – «Последний детский сон». Поэт присел на самый кончик стула И кверх ногами развернул журнал, А беллетрист покорно и сутуло У подоконника на чьи-то ноги стал. Обносят чай… Поэт взял два стакана, А беллетрист не взял ни одного. В волнах серьезного табачного тумана Они уже не ищут ничего. Вдруг беллетрист, как леопард, в поэта Метнул глаза: «Прозаик или нет?» Поэт и сам давно искал ответа: «Судя по галстуку, похоже, что поэт»… Подходит некто в сером, но по моде, И говорит поэту: «Плач земли?..» – «Нет, я вам дал три «Песни о восходе». И некто отвечает: «Не пошли!» Поэт поник. Поэт исполнен горя: Он думал из «Восходов» сшить штаны! «Вот здесь еще «Ночная песня моря», А здесь – «Дыханье северной весны». – «Не надо, – отвечает некто в сером: — У нас лежат сто весен и морей». Душа поэта затянулась флером, И розы превратились в сельдерей. «Вам что?» И беллетрист скороговоркой: «Я год назад прислал "Ее любовь"». Ответили, пошаривши в конторке: «Затеряна. Перепишите вновь». – «А вот, не надо ль? – беллетрист запнулся. — Здесь… семь листов – "Последний детский сон"», Но некто в сером круто обернулся — В соседней комнате залаял телефон. Чрез полчаса, придя от телефона, Он, разумеется, беднягу не узнал И, проходя, лишь буркнул раздраженно: «Не принято! Ведь я уже сказал!..» На улице сморкался дождь слюнявый. Смеркалось… Ветер. Тусклый дальний гул. Поэт с «Ночною песней» взял направо, А беллетрист налево повернул. Счастливый случай скуп и черств, как Плюшкин. Два жемчуга опять на мостовой… Ах, может быть, поэт был новый Пушкин, А беллетрист был новый Лев Толстой?! Бей, ветер, их в лицо, дуй за сорочку — Надуй им жабу, тиф и дифтерит! Пускай не продают души в рассрочку, Пускай душа их без штанов парит… Щука
С Александром Куприным (Знаменитым рыболовом!) По пруду скользим, как дым, Под наметом тополевым. Я вздымаюсь на носу И веслом каскады рою, Он, зажав в руке лесу, На корме сидит с блесною. Сердце, – бешеный комок, — Отбивает: щука-щука! Оплываем островок, На корме, увы, ни звука… Только ивы шелестят, Запрокинув в воду шапки, Только кролики глядят, В изумленье встав на лапки. Вдруг, взглянув из-за плеча, Я застыл и крякнул… Ловко! Александр Куприн, рыча, Из воды сучит бечевку… Кровожадные глаза Полны трепетного мрака: – Напоролась, егоза! Не уйдешь… Шалишь, собака! — Тянет, тянет. Нелегко. Пузырем вскипает влага: Распластавшись глубоко, На крючке висит… коряга. |
