— У вас очень красиво.

— Вообще это дом моей подруги. Но я предам ей, ваши слова. Она уехала и попросила присмотреть за домом, пришлось даже отпуск взять.

Откуда-то раздался свист.

— Сейчас вернусь.

Сейчас растянулось на пару минут, за которые я смогла более ли менее справится со своими эмоциями.

Вернулась Лизавета Макаровна с чайником и быстро разлила его по чашкам. Я достала из сумки блокнот и карандаш, готовая делать записи. Мы конечно заранее из-за этого поспорили, но мне хотелось иметь возможность спрятать глаза, на некоторых вопросах. И я дожала Алекса тем, что будет нелогично выглядеть, если вопросы задавать будет секретарь, а записывать следователь. Мужчина, конечно, пробормотал что-то недовольное под нос, но согласился.

Чай проигнорировала не только я, но и Алекс. Он начал с простых вопросов. Видимо притуплял внимание собеседницы, чтобы потом, как удар под дых, задать сложный вопрос, внимательно наблюдая за лицом допрашиваемого. В целом дядя тоже практиковал такие методы допроса.

— Лизавета Макаровна, а не происходило ли что-нибудь странное в хранилище за последнее время. Может было ощущение что туда кто-то вломился?

— Я такого не припомню. Все в штатном режиме. Да и приезжают к нам не слишком часто, вы же знаете, — женщина взяла чашку, но я заметила что ее пальцы слегка дрожали.

— Хорошо. А что вы скажете на счет подмены улики из хранилища?

— Э-то не возможно. Я всегда лично слежу за…

— Знаю. И знаю как внимательно и ревностно вы это делаете. Отсюда и вопрос: кто и когда подменил пистолет из дела Дубова Тихомира?

— Александр Дмитриевич, вы меня в чем-то обвиняете?

— Лизавета, откуда вы знаете Таисию Дубову? — мой вопрос застал врасплох не только женщину, но и Алекса. С другой стороны он сам меня позвал.

— Вера, я…

— И что на счет новый убийств, так подозрительно похожих на дело Дубова?

Лизавета Макаровна отставила чашку. Сцепив руки в замок она молчала наверное добрых две минуты.

— Я не знаю что вам ответить.

— Как на счет правды?

— Красивое слово… правда. Вот только правда у каждого своя. Что сейчас, что тогда.

— Лизавета Макаровна, расскажите. Вы же меня знаете, я могу понять.

— Александр Дмитриевич, я сознаюсь в подмене улики в хранилище. Но больше ни на какие вопросы отвечать не стану. Надеюсь вы позволите мне связаться с адвокатом.

Алекс кивнул. А я никак не могла осознать то, что только что услышала.

С ареста Лизаветы Макаровны прошли уже сутки.

— Вера? Ты в порядке? — я подняла глаза, Алекс с тревогой меня разглядывал.

— А что?

— Мне кажется арест дался тебе… не легко.

— Все нормально. Или качество моей работы упало?

— Нет. Но ты такая пришибленная в последнее время…

— Алекс, все нормально!

— И поэтому ты на меня рычишь?

Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы высказаться… и сдулась. Собеседник был прав. Все ненормально.

— Можно будет с ней поговорить? — спросила, разглядывая свои руки.

— Думаешь она тебе что-то расскажет?

— Не знаю. Но…

В моей приемной повисла тишина. Я даже подняла глаза, чтобы по лицу понять, что твориться у собеседника в голове.

— По хорошему нет.

Я уже собиралась возмутиться, но Алекс продолжил:

— Но я договорюсь.

— Спасибо. Не уверена что это будет полезно для расследования, твоего или Ширяева…

— Главное чтобы это помогло тебе.

Весь оставшийся день я сидела как на иголках. Поскольку это было дело Алекса, то без его содействия, я не могла встретится с Лизаветой. Впрочем, не только от Алекса зависела возможность поговорить с женщиной. Еще на эту возможность влияли люди работающие в тюрьме. До этого я никогда не сталкивалась с необходимостью посещать заключенных (что тех, кто сидит временно, в ожидании суда, что уже осужденных). Обычно, после того как я находила преступника, им занимался дядя. Ведь это якобы были его дела…

Когда Алекс вернулся, я чуть не подскочила на месте.

— Будет тебе доступ. Но имей в виду, что она отказывается вообще с кем-бы то ни было разговаривать. Не уверен, что она что-то скажет.

— Все равно. Спасибо.

Мужчина кивнул. В приемной повисла тишина. Алекс перекатился с пятки на носок и спросил:

— Тебя проводить туда?

Честно говоря, в глубине души мне очень хотелось его об этом попросить, но язык не поворачивался. Так что я очень рада этому предложению.

— А у тебя найдется время?

— Да. Нам дели время завтра утром. Встретимся тут и пойдем.

Я кивнула и попыталась вернуться к работе. С горем пополам получилось перепечатать из заметок допрос Лизаветы Макаровны.

Честно говоря я не думала что тут будет так… тихо. Наверное потому что тут содержат людей временно… наверное.

Лизавета сидела прислонившись головой к стене, с закрытыми глазами.

— Левицкая, к вам посетитель, — сообщил мужчина, сопровождавший меня и ушел.

Не работай я в тайной полиции, мужчина бы присутствовал во время разговора.

— Вера… а я думала опять этот мальчишка явился. Что ты хочешь?

— Лизавета Макаровна…

— Зови уж Лизой, чего теперь.

— Почему вы это сделали? Ведь вам нравилась эта работа.

— Нравилась. Но есть вещи… видишь ли, Вера, в свое время я дала обещание. Обещание, не исполнить которое я не могла!

— Но долг…

— Это и был долг, только другого рода. Надеюсь тебя жизнь не поставит перед выбором между двумя чувствами долга.

— Помогите мне вас понять.

— Вера… представь что у тебя есть сестра. Любимая старшая сестра на которую ты всю жизнь равнялась… представила? А теперь представь, что в один день ее жизнь ломается на до и после. Одним неверны решением. Причем не просто ломается, это решение через несколько месяцев обрывает ее жизнь. Представь, что на момент рождения ее ребенка, ты слишком маленькая, чтобы о нем заботиться, и этого ребенка берет под опеку мужчина, всегда любивший твою сестру… а ты успеваешь только пообещать сестре, что, чтобы не случилось, ты поможешь и защитишь этого ребенка. Представила?

— Таисия ваша племянница? Но…

— Я сказала представь. Я не говорила — что это обо мне. Но у такой истории много сложностей… тут и родители, которые были не в состоянии принять дочь с ребенком вне брака. И общество, которое готово сожрать такую девушку заживо. Тогда не было Лиги, которая помогает и матерям одиночками и девушкам, тянущимся к знаниям.

Женщина замолчала, да и мне сказать было нечего. Нет, у меня были вопросы, как у следователя… но со мной сейчас разговаривают только потому что я пришла не как следователь.

— Иди Вера. Я вполне осознанно сделала то, что сделала. Мне жаль, что тебе это так тяжело далось. А теперь иди.

И я пошла. На выходе меня встретил Алекс. Оказалось он все это время меня ждал. И это было так неожиданно приятно. Расчувствовавшись, я шмыгнула носом. Главное сейчас не расплакаться.

— Ты в порядке? — кажется мой «шмыг» не остался незамеченным.

— Пошли отсюда.

Алекс поспешил открыть мне дверь. На улице подал локоть.

— Может горячего чая?

— Я бы предпочла чего-нибудь покрепче.

— Значит Лизавета Макаровна что-то рассказала?

— Ты ведь знаешь, что слова из серии «представь себе такую ситуацию» — не признание и использовать такие вещи в суде нельзя?

— Знаю. Но меня сейчас не слишком волнует дело. Она не отрицает факт подмены, только мотивы скрывает. Но с чистосердечным признанием дело по сути закрыто. Меня волнует что она тебе сказала, потому что меня волнует то как ты на это отреагировала!

Я фыркнула, но так… вяло и скорее по привычке.

— Пошли сядем где-нибудь, дождь начинается.

Хм, а ведь действительно накрапывает. Я даже не заметила.

Алекс затащил меня в какое-то кафе. Стоило двери за нашими спинами закрыться, как меня обволокло тепло и я поняла что замерзла, пока мы шли. Пожалуй горячий чай не такая уж и плохая идея.