…Быстрый, хлёсткий удар сбил меня с ног. Прокатился по полу, врезался спиной в стену и застонал, чувствуя во рту вкус крови.

— ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?!! — зарычал отец, нависая надо мной. Его лицо скривилось от злости, а глаза пылали. Подойдя ко мне и нависнув, словно скала, он тихо, но очень угрожающе повторил:

— Я спросил тебя. Что. Ты. Сказал?!

Было смертельно страшно, но я заставил себя подняться на трясущихся ногах и посмотреть ему в глаза.

— Отец, я не хочу быть как ты. Не хочу наследовать твои земли и быть привязанным к ним. Я отправлюсь в путешествие, стану странствующим рыцарем и защитником невинных! — едва не выкрикнул я, пытаясь унять сжимающий сердце ужас.

Ну да, я тогда был тем еще романтичным идиотом и думал, что путешествия — это весело.

— Повтори это ещё раз, крысёныш! — прорычал он в ответ. — А ну скажи это ещё один долбанный раз, я не расслышал твой писк! — после чего на меня обрушилось давление его Воли, в его глазах кружилась мрачная фиолетовая дымка, а он сам мне показался разгневанным божеством.

Меня гнуло к земле, ноги дрожали, а спёртый воздух в груди не позволял даже вымолвить слово. Но мне было двенадцать, и он меня уже кое-чему тогда научил. Я сжал кулаки и заставил себя твёрдо посмотреть ему в глаза, после чего ударил по его Воле своей. Бесцветная решимость саморазрушительного идеалиста — против подавляющей и величественной ненависти рыцаря, пережившего свои лучшие годы.

— Я не хочу стать таким же пьяницей, как ты! — выкрикнул я. — Я стану странником и увижу мир! Буду сражаться с несправедливостью, куда бы меня ни привёл путь. И однажды я во всём превзойду тебя. Но не расклеюсь. И не остановлюсь! — выкрикнул я ему в лицо.

А спустя мгновение понял, что он меня убьёт. Огромная рука взлетела вверх, озаряясь пугающим, нечеловеческим пламенем. Чувствуя, что по спине стекает холодный пот, я заставил себя смотреть ему в глаза.

Неестественный взгляд. Алая буря смешалась с фиолетовой вьюгой теней. После того как умерла мама, он иногда так замирал во время ссоры и мог простоять несколько минут, недвижимый словно статуя. В такие моменты я, находясь напротив, не разрывал зрительный контакт, ощущая всем своим существом, что малейшее колебание приведет к смерти. Будто папа становился чудовищным зверем в обличии человека. Наконец он моргнул, и рука мягко опустилась мне на голову. Давление исчезло. Отец расхохотался и растрепал мои волосы — такие же, как у матери.

— Хорошо сказал, говнюк. Херню, конечно, сморозил, но сказал хорошо. Ты вообще знаешь, что значит быть странником? Как выжить в лесу? Найти воду в пустошах? Как сохранять силы в пути? Ой, не могу, умора! — он захохотал еще сильнее, а я упрямо набычился.

— Так научи меня, раз такой умный! Я не собираюсь всю жизнь плясать под твою дудку, ясно?

Он нахмурился и уже без веселья ответил:

— Нахрена мне тебя учить? Жизнь научит, она лучший учитель, чем какой-то пьяница. А ты уже не малыш, раз смог выдержать давление моей Воли. Запомни, Ланн: столкнувшись с испытаниями, превосходящими их возможности, люди оказываются перед выбором с тремя вариантами. Они либо умирают. Либо ломаются. Либо становятся сильней. Посмотрим, что выберешь ты! — и мгновение спустя мир потемнел.

Очнулся я уже в глухом лесу, небрежно привязанный к дереву, а неподалёку из земли торчал отцовский кинжал. Освободившись, я побрёл прочь и вскоре ноги вынесли меня на проглядину, где меня угораздило наткнуться на дикого медведя. Это был некрупный, черногривый чащобник — шкуру таких я видел раньше на ярмарках. Он был вдвое выше меня в холке и раз в десять тяжелее. А ещё, судя по обвисшей коже и выпирающим рёбрам, он только что вышел из спячки и не отказался бы перекусить мелким барончиком.

Я замер, вновь почувствовав себя так же, как и тогда, перед отцом. Бежать было бессмысленно и бесполезно. Хищная тварь вмиг догонит слабого человеческого детёныша. Но звери были чуткими созданиями, способными ощущать чужую решимость и Волю. Поэтому, выставив вперёд кинжал, я встретился с медведем взглядом. Его хищный голод был мягким и совсем не таким смертоносным, как отцовская злоба.

Это был вызов, почти провокация. Не разрывая контакта, я сделал шаг вперёд и зарычал. И мишка дрогнул, решив поискать более вменяемую добычу. Несмотря на размеры, он резво отскочил в сторону и скрылся в кустарнике, смешно подкидывая костлявой задницей на бегу. Лишь тогда я смог расслабить оскаленные челюсти и убрать светящийся голубым огнём кинжал в ножны. А затем услышал неторопливые аплодисменты, которые казались абсолютно неуместными посреди леса.

Где-то на краю поляны, прислонившись к берёзе, стоял светловолосый парень — на голову выше меня, с ясной улыбкой и красивым лицом. Голос у него был негромкий, хорошо поставленный — будто он пел в хоре.

— Барон Грейсер мне приказал спасти его сына из леса, в качестве испытания ученика. И что же я вижу? Ты нарушил все мои планы! — раздосадованно воскликнул он, пожал плечами и зашагал ко мне, протянув вперёд раскрытую ладонь. — Вместо того, чтобы смирно ждать пришествия рыцаря, ты уже тут медведей пугаешь! Это не дело. Давай всё переиграем: ты пока привяжи себя к дереву, а я притащу назад косолапого!

Я напряг память, пытаясь припомнить этого парня, но прежде мы с ним никогда не встречались. Однако в его открытой улыбке было что-то подкупающее. А в глубине глаз я почувствовал боль — такую знакомую, но иную. Это почти сразу нас сблизило, а потому, спустя мгновение замешательства, я ему ответил широкой усмешкой и крепко пожал протянутую вперёд руку.

— Вы не представились, а ещё, кажется, что-то спутали. Рыцарь здесь я! А посему, изволю проводить заплутавшего в лесу ребёнка назад к людям.

— Лейнард. Родовое имя оглашать не буду, не хочу тебя перепугать раньше времени, — стараясь казаться таинственным, прошептал солнцеволосый.

— Ланнард, но лучше просто Ланн. Наши полные имена настолько похожи, что я опасаюсь нас будут путать. Я Грейсер, сын героя, и очень этим горжусь! — воскликнул я и весело потряс его ладонь.

Когда мы выбрались из леса и наконец-то вернулись домой, отец в пьяном угаре нас на радостях чуть не прибил. Оказалось, что Лейнард — единственный потомок младшей сестры самой королевы, также недавно утративший мать. Её Величество, впечатлённая доблестью барона Грейсера, отправила его к нам, дабы отец обучил будущего герцога всему, чему сможет. А это было очень немало — не просто так его уважали все в королевстве и даже прозвали героем. Мда, если признаться, я даже тогда его ещё уважал. Восхищался им. Откуда мне было знать, во что может превратиться человек из-за вина, тоски и отчаяния?

Конец интерлюдии.

***

Когда рассвело достаточно, чтобы продолжать путь, ночные хищники уже разбежались. Всё тело затекло, плечи и бёдра ныли, а голова была тяжёлой. За последние три года, проведённые в столице, Ланн совсем отвык от жизни в дикой природе, теснота дупла и невозможность вытянуть ноги сделали предполагаемый отдых больше похожим на пытку. Но силы он всё же восстановил и был способен к ещё одному дневному переходу. Перед тем как покинуть спасительное дупло, он решил повнимательней изучить таинственное дерево изнутри и был не слишком-то удивлён, обнаружив рунический символ — разорванный круг с клинком в центре. Он был более фрагментарным и, похоже, древним, но всё равно был похож на запрещённые знаки культистов-мучеников, поклоняющихся Разрушителю. Их подвергали гонениям по всему королевству, а священные книги сжигали, но Ланнард кое-что знал о них от отца.