— Что это за желание такое?
Немного помедлив, Вильдэрин ответил:
— Стать царём.
— Раб? Царём?! А почему сразу не богом? — фыркнул и рассмеялся Иннидис, но, наткнувшись в зеркале на серьёзный взгляд любовника, на его удручённое лицо, на замерший в руках гребень, осёкся, пронзённый ошеломительной догадкой. — Постой… Этот Айн, он что… Он… это ведь не тот, о ком я подумал?
— Настоящее его имя было не Айн, а Аданэй из династии Кханейри, как потом выяснилось.
— Подожди-подожди, — не в силах поверить, помотал головой Иннидис. — Да, я слышал, что он был у нас в плену, пока не стал наложником царицы Лиммены, да будет благословенна память о ней. А потом он вступил в союз с царевной Аззирой, и они вместе устроили дворцовый переворот. Об этом всем известно. Но говорили, что он был почётным пленником, никак не рабом.
— Должно быть, они это придумали позднее… эту историю. Чтобы она жила одновременно с настоящей. И ты услышал именно такую версию. Но правда в том — и эта правда также многим известна, — что в Иллирин он попал как раб по имени Айн. И этот раб оказался у меня в услужении. Ну как оказался… я сам ему это предложил. Дурак. И я думаю, что меня именно из-за этого отправили на шахту, а вовсе не из-за того яда.
— Да, я помню, ты говорил тогда, что знаешь что-то о ком-то очень высокородном… И что именно из-за этого ты пострадал. Ты сказал это в тот день, когда ты… когда я…
— Когда ты меня допрашивал и подозревал в преступлениях? — с ехидцей уточнил Вильдэрин.
— Да, точно.
— Что ж, я и тогда так думал, и до сих пор так считаю, — вернулся Ви к серьёзному тону. — Мы ведь с ним каждый день находились рядом, и поэтому мне было известно о нём слишком многое… кроме самого главного, конечно. Но всё равно больше, чем остальным жителям дворца. Ну, то есть одно дело, когда кто-то просто знает, что царь некогда был рабом, и совсем другое — когда знает в подробностях, что он в это время делал, о чём говорил… как прислуживал.
— И как же он прислуживал?
— Ну, не знаю… Как обычно это делают слуги. — Ви отошёл от зеркала и с ногами забрался на тахту. — Ничего особенного.
— Нет уж, я жажду подробностей. Что именно он для тебя делал? — с любопытством спросил Иннидис, присаживаясь с ним рядом и чувствуя нарастающую весёлость от пикантности этой истории, в которой кханади Отерхейна и будущий царь Иллирина прислуживал рабу для утех. Хотя если подумать чуть лучше, то весёлого в ней было мало, раз из-за неё милого, прекрасного, дорогого ему человека так истязали на руднике, что он чуть не умер.
Иннидис уже думал отказаться от своего вопроса, но тут Ви ответил:
— Да ничего такого, правда. Заботился об одежде и драгоценностях, передавал мои пожелания на кухню и мастерам, в купальню и другим слугам, причёсывал и заплетал мои волосы…
— И как, он хорошо с этим справлялся?.. — проурчал Иннидис, запуская пальцы в его волосы, приподнимая их и подушечками проводя по коже головы. — Скажи мне.
Ви прищурился от удовольствия и ответил медленно, будто нехотя, бормоча:
— Поначалу мне каждый раз хотелось отобрать у него гребень… и сделать всё самому. Но потом он научился.
— Это просто восхитительно, — протянул Иннидис, придвигаясь к нему ближе.
— Что именно тебя восхищает? — не понял Ви и широко распахнул глаза.
— Ну как же… Моему возлюбленному прислуживал сам царь! Это в некотором роде… возбуждает и странным образом тешит моё тщеславие.
Ви фыркнул и забавно сморщил лоб.
— Он тогда не был царём.
— Но ведь кханади Отерхейна он уже был.
— Но я об этом не знал, — тихо и невесело откликнулся Ви. — Поэтому слугой для меня был раб Айн, а не кханади Аданэй и уж тем более не царь Адданэй.
Его негромкие и невесёлые слова отрезвили Иннидиса, и он соизволил наконец подумать, что Ви совсем не приятна беседа об этом человеке, тем более в таком шутливом тоне.
— Извини, — быстро сказал он. — После всех горестей, которые он тебе принёс, ты наверняка не хочешь говорить о нём и уж тем более зубоскалить над ситуацией. И я тоже не должен был. Я ведь ещё тогда, раньше, предполагал… У меня была мысль, что тебя могли отправить на шахту по его указу или с его одобрения.
— Я тоже так думал. Сначала. Но нет, это не он. Наоборот, он даже хотел помочь мне. Чтобы утихомирить свою совесть, довольно послушную, по всей видимости, — фыркнул Ви.
— Почему ты так уверен?
Вильдэрин помолчал, теребя прядь своих волос. Затем покрутил браслет на запястье. Нервничал. Наконец ответил:
— Потому что он предлагал мне помощь. Но к тому времени я его уже возненавидел и ничего от него не хотел. А потом он пытался забрать меня с той шахты…
— Пытался? — хмыкнул Иннидис. — И что же могло ему помешать?
— Я. Это я ему не позволил.
— Как ты мог что-то не позволить царю? Будучи рабом на руднике?
Ви сделал шумный вздох и страдальчески сдвинул брови.
— Я почти не помню ту нашу встречу и что я ему тогда говорил. Я только знаю, что к тому времени не хотел жить, а хотел смерти, но так, чтобы моя смерть там, в том кошмаре, стала моей местью ему. Чтобы его мучило хотя бы крошечное чувство вины из-за моей гибели, такой жалкой и отвратительной. Потому что никакая иная месть была мне недоступна… Но если честно, сейчас я уже с трудом понимаю, что тогда творилось в моей голове… Но что-то такое я ему тогда сказал, отчего он послушал меня и ушёл. — Ви привалился к его плечу, и Иннидис обнял в ответ. — А потом… на следующий день или через несколько, я не знаю точно, был сильный и очень долгий дождь, и оползень на шахте, и я находился неподалёку, меня присыпало самую малость… А дальше не помню совсем… Не помню даже, как оказался на той телеге, на которой меня увозили. Увозили к тебе! — выдохнул он. — И это, мне кажется, была самая большая удача в моей жизни! Просто невероятная!
— Это ты невероятный, мой милый Ви, — улыбнулся Иннидис. — Ты сам большая удача. В моей жизни. И может, это прозвучит ужасно, однако я рад, что царю не удалось увезти тебя оттуда. Иначе ты так и не оказался бы здесь, со мной… А всё-таки я даже подумать не мог, что царь пытался тебя вызволить. Я считал, что вы были друг другу врагами…
Ви болезненно поморщился и слегка отстранился.
— Изначально не были, как ты теперь знаешь. И даже когда он меня предал, я всё ещё не считал его врагом, хотя общаться с ним всё-таки перестал. Но потом, когда повелительница Лиммена умерла, и по его милости — в душевных муках… когда её дочь из-за него лишилась трона, а он сам стал царём, вот тогда я его возненавидел… Но не он меня. Вроде бы он даже чувствовал подобие вины. Но я вовсе не собирался и не собираюсь избавлять его от этого чувства. Если только… — Он замолчал, призадумавшись, потом тихонько продолжил: — Если только ради чего-нибудь по-настоящему важного. Статуи Эйнана, например… Ты ведь очень хотел её вернуть. А я хотел предложить тебе это ещё в тот день, когда узнал, что ты её создатель. Но тогда мы с тобой ещё не были настолько близки, и я подумал, что ты сочтёшь меня безумцем или попросту не поверишь. Может, конечно, ты и сейчас не поверишь, но всё-таки я думаю, что он готов многое сделать, только бы откупиться от меня и своей совести. А тут всего-то такая мелочь для него, как статуя. Я почти уверен, что он вернёт её, сам её тебе пришлет.
Это звучало очень заманчиво, но…
— А такая просьба точно ничем тебе не грозит? Всё-таки царь… Что если ты пострадаешь?
— Моя гордость, безусловно, пострадает, — усмехнулся Ви. — Но на шахте от неё уже и так почти ничего не осталось, так что невелика цена.
— Тогда отчего бы тебе не попросить его каким-то образом удалить из поступного листа то упоминание о яде? Пусть даст распоряжение и…
— Нет! — выпалил Ви, и в его глазах вспыхнул огонь упрямства, который Иннидис уже видел однажды — в день, когда парень доказывал, что не убивал царицу. — Я ни о чем не хочу и не стану его просить!
— Ты только что хотел просить его вернуть статую, — терпеливо напомнил Иннидис.
