Недоверчиво осматривая расколотые каменные сиденья и щели, из которых пробивались бодяк и пырей, а кое-где наползала на камни тёмная зелень можжевельника, вельможи выбирали места и усаживались ближе к арене. Иннидис с Аннаисой тоже были среди этих вельмож, и Реммиена, увидев их, поманила к себе и пригласила сесть рядом — с собой, Милладорином и Ровваном Саттерисом, отчего племянница пришла в неописуемый восторг.
Иннидис впервые видел Вильдэрина в роли, где тот играл почти самого себя — очаровательного юношу, немного наивного, заплутавшего в мире мёртвых, но вернувшегося к жизни. И выражение его лица было таким трогательным, а сильный мелодичный голос звучал так печально, что сложно было не проникнуться сочувствием.
Удовольствие от представления, впрочем, подпортил Ровван. Мужчина повернулся к Иннидису, как раз когда Ви покинул небольшой участок арены, отведённый под выступление и огороженный тростниковыми ширмами. Само выступление как раз подходило к концу, завершаясь ликующим песнопением под барабанный бой.
— Да ты никак обманул меня, друг мой, — сказал Ровван и погрозил ему пальцем вроде бы шутливо, но в голосе отчетливо слышался упрёк. — Когда мы с тобой… хм… выписывали на этого твоего Ви купчую, ты утверждал, будто он самый обычный и в нём нет ничего примечательного. У меня и тогда-то были кое-какие подозрения, но всё же я тебе поверил… А теперь уже точно вижу, что он был не простым рабом. Неясно только, как оказался на шахте… И сколько же он стоил на самом деле, а?
— Да нисколько он не стоил, — вмешалась Реммиена, издав тихий смешок. — Уж ты бы, во всяком случае, его стоимость тогда точно не распознал, так и сгноил бы паренька на руднике. Это только наш сердобольный Иннидис вечно бросается всех спасать. Так что отстань от него, пусть разочек получит за свою жалостливость хоть какую-то награду. Хотя, — она мазнула взглядом по Иннидису и снова рассмеялась, уже насмешливо, — он и от этого отказался. Нет чтобы продать раба по его настоящей цене, какая вышла бы прибыль! Но нет. Поразительное бескорыстие. Или расточительность.
— Извини, Ровван, — с покаянным видом произнёс Иннидис. — Я тогда только-только вернулся из Эшмира и, честное слово, ещё сам понятия не имел, что Ви многому обучен. Ну а его привлекательность… Многие люди в молодости хороши собой, это не показалось мне чем-то необычным, я попросту не придал этому значения. Ещё раз прости. Клянусь, у меня и в мыслях не было тебя обманывать.
— Ладно уж.... Это я больше так, шутя, — пожал плечами Ровван и с усмешкой обратился к Реммиене: — А насчёт награды, сдаётся мне, ты всё же ошибаешься. Доходили до меня слухи, что свою награду он всё-таки получил, а? — хохотнул мужчина, явно намекая на его с Ви отношения.
Иннидис не стал с этим спорить, как и Реммиена. Милладорин же и вовсе нахмурился и проворчал:
— Дайте уже дослушать гимн. Это вы ни словечка не понимаете, а я вообще-то слушаю.
В тот раз всё ограничилось этим неловким разговором, и спустя неделю Иннидис немного успокоился, решив, что тревожился чрезмерно, хотя мысль о поступном листе Вильдэрина не оставляла по-прежнему. Сам же Ви был очень рад, что людей на зрелищах стало больше, и признавался Иннидису, что с перепуга даже играть стал лучше и что остальные артисты тоже это заметили, а Белогривка даже похвалил. И это не говоря о том, что вельможи оставляли в чашах для подношений куда больше денег, чем простонародье, и немалая часть из них доставалась Вильдэрину. Так что он уже приобрёл не только лиру и дорогую ткань для одежды, на которые копил до этого, но и очередные медные браслеты и ожерелье с вкраплениями сердолика.
Хоть любовник и утверждал когда-то, что наряжаться его приучили с детства, и именно поэтому он тратит на это время и деньги, было заметно, что дело не только в привычке. Всё-таки он и сам получал удовольствие, украшая себя, и эта его черта, как и многие другие, тоже умиляла Иннидиса.
Он уже несколько раз напоминал себе, что надо бы отдать ему некоторые из своих украшений, которые давно не носил: парню они доставят куда больше радости, чем равнодушному к ним Иннидису, и пусть лучше красуются на блистательном Вильдэрине, чем теряют блеск, спрятанные в шкатулках и сундучках.
Надеясь не забыть об этом хотя бы сегодня, Иннидис сразу после утренней встречи со счетоводом постучал и вошёл в гостевую комнату, куда Ви наконец-то переселился. Сейчас он сидел на скамье возле открытого окна, склонившись над багряной полушёлковой тканью, стекающей с его коленей на покрытый многоцветным ковром пол. При виде Иннидиса вскинул голову и просиял, рука с иглой и ниткой замерла в воздухе.
— Как прошла твоя встреча, всё хорошо?
— Не хорошо, не плохо — средне. Как обычно, — улыбнулся Иннидис, подходя ближе и целуя его в макушку. — Ты что это делаешь? — кивнул он на блестящую ткань, лежащую на его коленях, и сам уселся на ворсистую подушку у его ног.
— Шью. Я, видишь ли, истратил почти все деньги, — Ви смущённо рассмеялся, — потому и решил сшить сам, а не идти к портному. Что-то сложное я бы не осилил, но тунику вполне.
Иннидиса не удивило, что любовник так быстро и не раздумывая истратил весь свой изрядно увеличившийся заработок. Он всё ещё не приучился считать деньги и распоряжаться ими разумно, но нельзя было его за это корить, ведь прежде у него совсем не было такого опыта, и никто его не учил. Несомненно, со временем Ви сам научится, для этого он достаточно умён.
— Ты что... умеешь шить? — А вот это Иннидиса уже удивляло.
— Чего я только не умею, да? — снова усмехнулся Ви, теперь уже дразняще.
— Дай подумать… Например, владеть мечом и стрелять из лука?
— Да, этого не умею, — вздохнул парень и плутовски на него покосился. — Хочешь меня научить?
— Если ты сам этого желаешь.
— Я люблю учиться новому, — посерьёзнел Ви и добавил с лёгким беспокойством: — Конечно, если только тебе не будет в тягость учить человека, который никогда в жизни не держал в руках настоящего оружия. Да и вообще дрался только в детстве и всего лишь несколько раз. За драки нас тоже сильно наказывали, — будто извиняясь, пояснил он. — Говорили, что в драках мы можем навредить себе и стать непригодными...
— Мой дорогой Ви, — Иннидис огладил его колено и стопы, — когда же ты наконец уяснишь, что не можешь быть мне в тягость? Чем бы мы вместе ни занимались, меня это всегда только радует. Так что хватит думать обо мне всякую ерунду.
— Я думаю только о том, что люблю тебя, Иннидис, — тихо сказал Вильдэрин и, отложив в сторону ткань и иглу с нитью, сам соскользнул со скамьи на пол и прильнул к нему, целуя и шепча нежности, от которых тело приятно покалывало мурашками.
После полудня Иннидис с любовником переместился в свои покои, обжитые всё-таки куда лучше, и там наконец вспомнил, что хотел предложить ему свои украшения. Достав из небольшого сундучка широкий браслет из позолоченной бронзы с чёрным агатом и такое же ожерелье, положил возле парня на тахту, сам сел рядом.
— Я всё равно уже давно не ношу это, поэтому, если тебе нравится, то возьми себе. И вообще, если хочешь, можешь пользоваться любыми моими украшениями, какие найдёшь. Я буду рад видеть их на тебе.
— Правда? — не стал скромничать Вильдэрин и просунул в браслет правое запястье, повертел им, любуясь, затем подхватил на ладонь ожерелье и погладил большим пальцем. — Они очень красивые!
— На тебе всё красиво смотрится, — проронил Иннидис и, развернув его запястье к себе, поднёс к губам, целуя шелковистую, тонкую в этом месте кожу, где всё ещё видны были слабые следы от собачьих укусов.
— Спасибо тебе. Хотя ты, может быть, не знаешь, но на тебе украшения и драгоценности тоже смотрятся великолепно!
— Да, но ты по-настоящему ими наслаждаешься, а я вечно о них забываю. Обычно мне бывает лень что-то там подбирать, сочетать одно с другим…
— Я заметил, — улыбнулся Ви. — Но завтра тебе всё-таки придётся?
— Завтра — да.
— Я тебе помогу.
