Иннидис несколько раз выкрикнул его имя — настоящее, данное при рождении: Вильдэрин. Он сам не знал зачем, ему просто хотелось кричать его, и он кричал. Естественно, Ви не услышал, да Иннидис и не рассчитывал. Сегодняшний день и без того стал для него самым счастливым днём за весь этот мучительный год. Улыбка не сползла с его лица и тогда, когда артисты проехали мимо и скрылись где-то впереди, выше по улице, а мимо Иннидиса двигались уже какие-то совершенно другие всадники.

Шествие закончилось после полудня, и следующие часы Иннидис потратил на то, чтобы по совету Хатхиши выяснить, где живёт Текерайнен. Это оказалось сложнее, чем он думал. Вопрос «знаешь, где живёт Текерайнен?» он поначалу едва выговаривал непослушным языком, зато через пару часов произносил уже в совершенстве и даже выхватывал из ответов прохожих отдельные знакомые слова. Вот только все ответы сводились к тому, что люди либо не знали, где его дом, либо не желали говорить. В итоге повезло Орену: слуге встретился иллиринец, живущий здесь относительно давно, они разговорились, и нечаянный знакомый подсказал, где найти нужный дом.

И вот, Иннидис стоял теперь перед этим домом, смотрел на ворота с искусно выполненными звериными мордами из бронзовых завитушек и не знал, что же ему делать. Мрачный щекастый охранник его и на порог не пустил. Отдельными сайхратскими словами Иннидис пытался объяснить ему, что знаком с хозяином дома, но привратник сказал что-то вроде: все так говорят. Иннидис запоздало пожалел, что снова не задумался о своём внешнем виде и пришёл в простой дорожной одежде. Если бы выглядел более внушительно, то о нём с большей вероятностью сообщили бы Вильдэрину. Ну или если бы он лучше знал местное наречие и сумел как следует все объяснить. Может, всё-таки найти переводчика и вернуться сюда с ним? Ну или сторожить у дома, дожидаясь, пока Ви выйдет из него или, наоборот, зайдёт? Потому что где он сейчас, Иннидис понятия не имел.

Хотя можно было сделать и кое-что ещё …

Взяв извозчика, Иннидис вернулся на постоялый двор, отыскал среди неразобранных вещей чернила с бумагой, быстро нацарапал короткую записку и вложил её в шкатулку, где уже лежал трактат о пропорциях тела и незаконченный список. Тот самый, который Иннидис обещал привезти с собой в Сайхратху, чтобы Ви мог его завершить…

Оседлав Жемчужинку, он быстро — ещё даже не стемнело — приехал к дому Вильдэрина и со словами: «Подарок. Для Текерайнена», — вручил шкатулку привратнику.

Теперь оставалось только ждать. И если вдруг Иннидис стал для Ви прошлым (он не хотел в это верить), то у парня будет возможность избежать тяжёлой встречи и прислать в ответ записку, содержащую что-то вроде горячей благодарности за былое, искренние заверения, что всегда поможет, если потребуется, и тысячи извинений, что не оправдал доверия. Если же Иннидис дорог ему по-прежнему, то Ви, конечно, приедет к нему лично.

О том, что Вильдэрин может вовсе не ответить, он даже мысли не допускал: его любовник попросту не такой человек, чтобы с пренебрежением относиться к чувствам других людей.

***

Вильдэрин вот уже третий день пытался найти отчаянных парней, владеющих оружием, кто согласился бы отправиться с ним в Иллирин верхом или на корабле — как угодно. Но желающих не находилось. То ли у него просто не было столько денег, чтобы ради них люди готовы были бы рискнуть своими жизнями, то ли, что вероятнее, страх был слишком велик даже для самых рисковых и охочих до наживы вояк. Казалось, что всем ясно: в Иллирине (и, как выяснилось, в Отерхейне тоже) не просто так разгулялись стихии, и это не просто стихии — это ярость богов. Эти земли прокляты, и все, кто на них остался, тоже.

Рассказывали, что жители приграничья уже с опаской поглядывали на беженцев и, хотя обратно пока не гнали, кровом и пищей делились с неохотой, опасаясь, что проклятие перейдёт и на них. И даже в столице начали относиться к иллиринцам с некоторой настороженностью, даже к тем, кто жил здесь не один год. Это всё было ужасно несправедливо — и дурное отношение к людям, и так лишившимся всего, и недоверие к тем, кто давно уже осел тут и до сегодняшнего дня чувствовал себя дома. В иное время это вызвало бы у Вильдэрина ещё больше непонимания, но сейчас он способен был думать только о том, как бы вернуться в Иллирин и найти там Иннидиса, а потом, если получится, и остальных.

Наемийнен утверждал, что рано или поздно обязательно появятся готовые рискнуть, ведь всегда есть те, кому нечего терять. Вильдэрин был признателен, что Белогривка не стал его отговаривать и убеждать остаться, что не взывал к чувству долга перед Унхурру, храмом и другими служителями. Наверное, знал, что это не поможет, либо догадывался, что в таком душевном состоянии Текерайнен всё равно не сумеет как следует исполнять своё служение. Возможно, мужчина даже успел пожалеть, что забрал его с собой из Иллирина… Хотя ни словом, ни взглядом он этого не показал, а, напротив, отнёсся с видимым пониманием.

После очередного отрицательного ответа от очередных наёмников, опять вернувшись ни с чем, Вильдэрин без сил рухнул в твёрдое кресло, покрытое плетёным шерстяным полотном с ярким птичьим орнаментом. Он опустошённо смотрел на светлую стену перед собой, потом переводил взгляд на три маленьких, в ряд, оконца, на узкий бронзовый стол под ними, и снова скользил взглядом по стене. Так же рассеянно проследил за Энкишей, смахивающей пыль с поверхностей: когда он вошёл в комнату, женщина уже занималась этим. Хотела уйти, чтобы не мешать, однако она ему и не мешала, так что он не стал прерывать её работу, к которой потом ей иначе пришлось бы возвращаться заново.

Измученный скорее тревогами, чем какими-то делами, Вильдэрин прикрыл ладонями напряжённые, усталые глаза, но в следующий же миг распахнул их и подпрыгнул в кресле от резкого металлического грохота и вскрика служанки. Оказалось, что женщина неловко задела обитую медью шкатулку на столе, и та полетела на каменный пол, открывшись, и оттуда посыпались какие-то листы.

— Ох, извини, господин!

Она уже вознамерилась всё собрать, но не успела — Вильдэрин подлетел раньше и, удержав её, сам склонился над рассыпавшимися по полу страницами и раскрывшимся трактатом.

— Откуда… — прохрипел он, а сердце бешено колотилось о рёбра, и дыхание перехватывало. — Откуда это здесь, Энкиша?

Женщина по-своему поняла его вопрос и испугалась.

— Привратник Нимуд сказал, что какой-то господин вручил, — взволнованно заговорила она. — Какой-то иноземец. Я передала тебе этот ларец в день перелома зимы, помнишь? Нам показалось, что там ничего такого… Не стоило этого делать?

— Нет, что ты… Стоило… — бормотал Вильдэрин, шаря дрожащими пальцами по листам, желая плакать и смеяться одновременно. — Конечно стоило! Все хорошо, Энкиша, спасибо. — С его губ вдруг сорвалось какое-то совершенно глупое детское хихиканье.

Столь странное поведение обычно спокойного внешне господина привело женщину в явное замешательство. Склонная опекать тех, кто младше неё, Энкиша, наверное, посчитала, будто с ним всё-таки что-то не так и что виноваты в том она и эта шкатулка, и потому надо срочно исправлять содеянное.

— Господин, давай я всё уберу, — решительно проговорила она, наклоняясь к разбросанным страницам. — И с глаз долой!

— Нет, — сказал Вильдэрин, мягко удержав её за запястье. — Всё хорошо, честное слово. Я просто не ожидал увидеть это здесь, но очень рад, что увидел. Спасибо тебе. Ты можешь идти, правда.

Все ещё поглядывая на него с подозрением, женщина легко поклонилась, что со стороны, должно быть, выглядело забавно, учитывая, что её господин стоял на полу на четвереньках, собирая разбросанные страницы, а она стояла над ним.

Когда она ушла, Вильдэрин, больше не скрываясь, любовно гладил знакомые листы и судорожно перелистывал трактат. Когда же из него выпала короткая записка, он рассмеялся от счастья и расплакался от облегчения.