Жизнь коэнов — потомков священников Иерусалимского Храма — по сей день жестко регламентируется в религиозной среде. Например, коэну запрещается жениться на разведенной женщине. Историю, ставшую основой баллады, упоминает в своих «Мемуарах» Любавичский ребе Иосеф-Ицхак Шне-ерсон. Согласно его утверждению, событие произошло в 1363 году в Кракове, а фамилия непокорного коэна была Зелигман. Краковским раввином был в то время изгнанный из Германии рабби Ицхак. На протяжении несколько веков площадь перед собором, где якобы земля поглотила жениха и невесту, была обнесена специальной оградой. Сделано это было по просьбе раввина: поскольку среди местных евреев имелось немало коэнов, которым запрещено находиться рядом с могилами, следовало обозначить место, ставшее фактически местом захоронения. Площадь эту местные жители называли «Площадь проклятой еврейской свадьбы». Площадь существует и по сей день, но она уже перестала быть пустырем. Здесь установлен памятник краковским евреям, погибшим в годы Холокоста.
«АМУРСКИЕ ВОЛНЫ» Этот старый вальс был написан молодым капельмейстером 11-го Восточносибирского полка Максом Кюссом и посвящен жене командира полка Вере Анатольевне Кириленко. Дальний Восток, гарнизонный оркестр, Робкие взгляды, простые слова… Музыка, музыка льется с небес, Звонкой струною дрожит тетива. Музыка, музыка вместо письма, Пена слетает с могучей волны — То ли оркестр, то ль природа сама Дарит сегодня прозрачные сны… Плавно Амур свои воды несет… Музыка вечно над ними плывет… Бьют барабаны и трубы трубят… Медные волны уходят в закат… Что ж, музыкант — и чужая жена… Нынче печален могучий поток, Тусклою стала речная волна. Вальса напев не проступит меж строк. Он — на войну, а она — в Петербург. Тысячи верст между ними легли. Воздух морозный сегодня упруг. Звуки летят, как посланья любви… Где-то Амур, где-то снова война. Здесь — революция, там — тишина… Тают надежды и гаснут огни. Больше вовек не встречались они. Время густеет — в Одессе, в Москве И в Петербурге… Полуденный зной. Музыка снова плывет в синеве. Звуки ли, тучи парят над землей? …Дальний Восток, гарнизонный оркестр, Берег амурский и тих, и суров. Где-то на Тихвинском — каменный крест. В гетто — телами заполненный ров… Только Амур свои воды несет… Музыка вальса над ними плывет… Тусклою медью окрашен закат… И не вернуть те минуты назад… Макс Авельевич Кюсс, автор вальса «Амурские волны», был расстрелян в селе Дальник Одесской области зимой 1942 года вместе с тысячами других одесских евреев. Вера Анатольевна Кириленко похоронена в Санкт-Петербурге. ВОЛЫНСКАЯ ЛЕГЕНДА Небо синее раскрылось, будто звездный веер. Жил в местечке на Волыни арендатор Меир. То поляки, то козаки, будто волки, рыщут, Меир наш сидит в подвале или на горище. Годы черные умчались, он живым остался. Как-то поздно, на подводе Меир возвращался. Вдруг козак навстречу вышел и взмахнул рукою: «Неслучайно повстречались ночью мы с тобою…» Над рекою туча ходит, черной птицей рея. Над рекой козак зарезал Меира-еврея. То не туча разметалась, не седая буря — То судья спросил козака, грозно брови хмуря: «Ты ли горло перерезал Меиру-еврею?» И козак ответил твердо: «Я — и не жалею! Я скажу, судья вельможный, я тебе откроюсь. Ты меня казнить прикажешь, я и успокоюсь. Меир был моим соседом и единоверцем. И пришел я в вашу веру не с открытым сердцем. Мой отец — Рувим-сапожник, мать звалась Рахилью. Их могил не сыщешь нынче, занесло их пылью… А еще была дивчина — душу мне открыла. Я любил ее, панове, — и она любила. Да бедна была дивчина, сам я беден тоже. И просватал Хаву Меир — что ж ты сделал, Боже?! Арендатору мамаша много задолжала… Как узнала то дивчина — сразу прибежала. Но стоял я рядом с нею и не чуял лиха! А она ко мне склонилась и сказала тихо: «С нелюбимым жить не буду…» — и взглянула жгуче. Ночью бросилась на камни с той проклятой кручи. И от крови стали камни красными, как маки. Бросил я родную веру — и ушел в козаки!» И сказал судья сурово: «Будешь ты, козаче, Завтра предан лютой смерти — и никак иначе. Но священника пришлю я, ты ему покайся. Он тебе грехи отпустит, ты не сомневайся!» «Не священника пришли мне — ты пришли раввина. За еврейского молиться, за дурного сына. А в могилу положите мне щепотку праха, Та щепоть меня спасала от беды и страха. Прах из Иерусалима, из Святого града, Ну а больше мне, панове, ничего не надо». Братья-евреи Лейба (Александр) и Янкель (Ясько-кравец), во время национально-освободительной войны Богдана Хмельницкого, бежали из родного дома в Сечь, приняли там православие и вступили в армию гетмана. Во время перемирия 1649 г. они на Волыни убили еврея-арендатора Меира. Арестованный позднее и подвергнутый пыткам Лейба-Александр признался в своем преступлении и был приговорен к смерти. Перед смертью он отказался от священника и попросил прислать раввина. Эта история стала основой документального рассказа историка М. Грушевского «Выкрест Александр». «В смерти своей выкрест Александр воссоединился с верою отцов», — так заканчивается рассказ Грушевского.
ПОТЕРЯННАЯ АРАВИЯ Старая история в трех балладах БАЛЛАДА О ТРОЙНОМ ИСКУШЕНИИ ЕВРЕЕВ КЛАНА БАНУ КУРАЙЗА Приказал сокрушить Мухáммад Непокорных евреев крепость. И сказал своему народу Вождь евреев Кааб ибн Áсад: «Там Мухáммад — его пророком Мы признаем, как все признали. Коль откажемся мы от Торы, Он в награду нам жизнь подарит!» Тишиною укрылась крепость, Покатилось на запад солнце. Над Мединой — закат багровый, Цвета крови и цвета страсти. Отвечали евреи скорбно: «Не отринем святую Тору. Пусть уж смерть нам глаза закроет, Чтоб не жить по чужим законам!» «Но тогда за мечи возьмемся, — Молвил воин Кааб ибн Áсад,— Весь свой гнев на врагов обрушим И на равных сразимся с ними. А чтоб наши сердца в сраженье Не сжимались тоской внезапной, Мы убьем перед боем женщин И детей, что прижили с ними!» Тишиною укрылась крепость, Темнотою, подобной бездне. Темен жар песков аравийских, И закат догорел кровавый. Отвечали евреи скорбно: «Не убьем ни детей, ни женщин. Пусть уж смерть нам глаза закроет, Чтоб не жить по чужим законам!» «Дело ваше, — сказал им воин, Вождь евреев Кааб ибн Áсад. — Знают наши враги, что нынче Мы не сможем сразиться с ними: Наступает сейчас суббота, И для нас это день священный. Но обманем врагов, евреи, И ударим по ним немедля!» Тишиною укрылась крепость, Три звезды загорелись ярко, Только звездный свет не рассеет Темноту над Мединой спящей. Отвечали евреи скорбно: «Не нарушим субботы святость, Пусть уж смерть нам глаза закроет, Чтоб не жить по чужим законам!» «Что ж, — воскликнул Кааб ибн Áсад, — Как спасти мне народ, который Сам под нож подставляет горло С дикой гордостью и упрямством?! Но останемся мы с субботой, Но останемся с сыновьями, Но останемся с нашей Торой, С нашей смертью — и с нашей честью…» |
