Он молча стоял пред халифом,
В крови — и своей, и чужой.
Звучали хвалебные речи,
И молвил владыка: «Герой!
Ты шел без кольчуги и шлема
В сраженье, с открытым лицом!
Примером был воинам в битве,
Был из храбрецов — храбрецом!
Так дай же свой меч благородный,
Хочу я тотчас приказать
Украсить смарагдом, рубином,
Алмазом — его рукоять!»
Ни пятнышка крови не видно.
Как зеркало, светел клинок.
«Когда же, о воин, оружье
От крови очистить ты смог?»
И воин владыке ответил,
Не пряча лица своего:
«Не нужно оружие чистить,
Коль не обнажаешь его.
Я шел впереди, не склоняясь,
Чтоб воинов в битву вести.
Но в гуще сраженья удара
Ни разу не смог нанести.
Я клялся тебе, о владыка,
В сраженьях быть первым — и вот
Я первый в бою и сегодня,
Но враг — иудейский народ.
Рожден иудеем, но позже
Я веру иную познал,
Отверг я Завет и душою,
И сердцем Пророка признал.
Но клятву принес я тогда же
Себе — не вождю, не царю, —
Что кровью несчастных собратьев,
Оружия не обагрю».
Халиф, отослав приближенных,
Промолвил: «Ты должен уйти.
Тебя мои воины ценят,
Но дальше нам не по пути.
Что воин подумает, глядя,
Как славный его командир
Нарочно себя подставляет
Ударам мечей и секир?
Ты, друг мой, отважен и стоек.
Такое не всем по плечу.
Ступай. Ты был верен, и все же
Я видеть тебя не хочу».
Рассветное тусклое солнце
Светило над пылью дорог.
На запад отправилось войско,
А воин ушел на восток.
…Но в древнем Иерусалиме
Героя не помнит никто.
Лишь путник шагает усталый
С улыбкой на темном лице.
Это было на западе Польши
В незапамятные времена.
Шесть веков — или, может быть, больше —
Пронеслись за волною волна…
То ли ветер шумит перелеском,
То ли шепчет чуть слышно трава:
Жили-были в предместье еврейском
Сендер-коэн и Рейзел-вдова.
Слух прошел по предместью весною,
Повторяли не раз и не два:
«Скоро Сендеру станет женою
Молчаливая Рейзел-вдова».
И тогда отворачивать взоры
Стали добрые люди от них.
Пересуды пошли, разговоры…
И к раввину явился жених:
«Рабби Ицхак, хочу я жениться,
И невеста скромна и тиха.
Полюбил я вдову, не девицу!
Чем же эта невеста плоха?!»
Был раввин непривычно спокоен,
Только руки дрожали сильней:
«Ты — из рода священников, коэн,
Ты жениться не можешь на ней!
То ль злонравие мужа причиной,
То ли так уж сложилось само,
Но супруг перед самой кончиной
Подписал разводное письмо.
Были мутные сплетни в народе,
Но свидетелей есть имена,
И выходит, что Рейзел в разводе,
По закону запретна она!»
И воскликнул тогда Сендер-коэн:
«Коли так ты ведешь разговор,
Коль закон твой бездушно устроен,
Мы пойдем в христианский собор!»
…Шли к собору при полном молчанье.
Город будто от страха застыл.
Перед самым началом венчанья
Им дорогу раввин преградил.
Лик его был печален и темен,
А слова походили на стон:
«Отвергаешь ты Господа, коэн!
Покарает отступника Он!»
Только взгляда он был удостоен.
Показались пустыми слова.
Не услышал его Сендер-коэн,
Не услышала Рейзел-вдова.
И внезапно раскатами грома
Был нарушен небесный покой.
Тьма спустилась на город, истома
Души полнила смертной тоской…
И взметнулось подземное пламя,
И в колодце вскипела вода,
И разверзлась земля под ногами,
И сошлась, не оставив следа!..
Не воротятся аисты в гнезда
У давно обмелевшей реки,
А немые свидетели — звезды —
Безучастны и так далеки.
Пролетели века незаметно,
Не растет за оградой трава.
Здесь когда-то исчезли бесследно
Сендер-коэн и Рейзел-вдова.
Наказание или награда?
Ведь разлуки не дал им Господь:
В небесах или в сумраке ада
Стали двое — единая плоть.
И беззвучно танцуют пылинки
В серебристом сиянье луны.
…А у Рейзел глаза, словно льдинки, —
Так прозрачны и холодны…
