Симхас-Тойра (Симхат-Тора — «Радость Торы») — один из главных еврейских праздников, отмечается осенью. Ашмодей — см. примечание к «Балладе о повитухе». Лилит — здесь: «старшая» Лилит, по некоторым преданиям — жена ангела смерти Самаэля (он же Сатан) и царица демонов, соблазняющая одиноких мужчин и порою выходящая за соблазненного замуж. Кадиш — здесь: поминальная молитва.
БАЛЛАДА О СКРИПАЧЕ Скрипка, свитка и ярмулка — да атласный бант. Жил в местечке по-над Бугом Янкель-музыкант. Музыкант пригож и светел, добрая душа. Да беда, что за душою нету ни гроша! Расплескалась над рекою красная заря… Ой, влюбился Янкель в Фейгу — дочку шинкаря! Как-то вечером в хибарку к Янкелю пришел Тот шинкарь, пройдоха Фроим, разговор повел: «Дочь я вырастил в достатке, этим дорожу. Я тебе секрет открою, я тебе скажу: Чтоб моя семья могла бы сладко есть и пить, Я таможне за товары не привык платить. Да помощник мой в застенке. Ну а сам я стар, Чтоб ночами из-за Буга доставлять товар. Нынче ночью мне поможешь — выпьем по одной, Обещаю: будет Фейга Янкелю женой!» Не вернулся Янкель ночью, не вернулся днем. И не слышали в местечке целый год о нем. И сказал однажды Фроим: «Полно горевать! Есть тут парень на примете — лучше не сыскать!» Под хупой стояла Фейга с новым женихом И заполнился гостями двухэтажный дом. И веселье шло по кругу, и ломился стол… Ровно в полночь стук раздался — новый гость вошел. В длинной свитке, тощий, бледный, будто арестант… Фейга ахнула: «Да это Янкель-музыкант!» «Где ж ты был?» — она спросила, и ответил он: «Темной ночью был я пулей у реки сражен. Ждал меня разъезд казачий — Фроим знал о том. Не хотел он голодранца видеть женихом…» Он взмахнул смычком привычно и сказал: «Пора!» А под свиткой, вместо сердца, черная дыра… «Что же вы сидите гости? Ну-ка, встали в круг! Так пройдись же в танце, Фроим, мой душевный друг!» Вскрикнул Фроим, пошатнулся, головой затряс, Побледнел, как мертвый Янкель, — и пустился в пляс… До утра играла скрипка «Фрейлахс», будто встарь, До утра плясали гости — и плясал шинкарь. Фейга крикнула: «Довольно!» — и скрипач исчез. Только тень его метнулась в придорожный лес. …И сейчас ночами слышен старой скрипки плач: То играет над рекою Янкеле-скрипач. ПОЛЬСКАЯ ЛЕГЕНДА Памяти Мориса Розенкранца В ту ночь ударил ветер по селу. Так бьет мальчишка палкой по забору. Он в дом ворвался — свечи по столу. Он выхватил из рук раввина Тору. И, бросив драгоценный свиток в грязь, Ударил ветер в колокол церковный. Дремоты сельской призрачную вязь Он заменил кровавой и греховной. И прибежали Борух и Рувим, Шаул и Вольф с ногою деревянной, Арье и Мойше, Хаим, Лейб и с ним Реб Галичер и кто-то безымянный. Пока евреи местные тайком, С молитвой тихой свиток очищали, Убийцы окружали этот дом, И Бога то и дело призывали. И взяли всех в ножи и в топоры. Над синагоги свежим пепелищем Управились до утренней поры, Убитых закопали за кладбищем. Легли в могилу Борух и Рувим, Шаул и Вольф с ногою деревянной, Арье и Мойше, Хаим, Лейб и с ним Реб Галичер и кто-то безымянный. Убийцы в церковь пьяною толпой Ввалились, чтобы доложиться Богу, И видят: на иконе крест — пустой… Исчез распятый, кровь ведет к порогу… И тут явился перед ними тот, Которого не ждали и не звали, И крикнул: «Бог ваш больше не придет! Его вы сами ночью закопали!» Вы помните? Вот Борух, вот — Рувим, Шаул и Вольф с ногою деревянной, Арье и Мойше, Хаим, Лейб и с ним Реб Галичер — но кто же безымянный? Они бежали прочь, а по пятам За ними дьявол гнался, торжествуя… С тех пор столетья минули, и там Увидишь только церковь неживую, Развалины заброшенных домов, Разбитых окон черные глазницы. И тот же ветер из тяжелых снов Листает дней забытые страницы. И тени бродят: Борух и Рувим, Шаул и Вольф с ногою деревянной, Арье и Мойше, Хаим, Лейб и с ним Реб Галичер и кто-то безымянный. КОРОТКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ВЕК Который день в стране разброд Среди панов и воевод, Не могут выбрать короля — позор на целый свет. В Варшаве заседает сейм, Уж спорить надоело всем, Паны шумят, паны кричат — а короля все нет. Сказал тогда один магнат: «Друзья, ведь каждый был бы рад Оставив этот буйный зал, отправиться домой. А коли так, то вы не прочь Проформы ради лишь на ночь Кого угодно королем поставить над собой?» Они ответили: «Давай!» Они вскричали: «Называй! А мы согласны, шут с тобой, иначе — караул!» Магнат сказал: «Большая честь! А кандидат, конечно, есть — Один штукарь, еврей-корчмарь по имени Шаул!» Вельможи за бока взялись, От смеха стены затряслись, И мудро сейм решил: «И впрямь — а чем не шутит черт? Давайте выберем его, Ведь, право, до утра всего — И по домам скорей, у всех же дел невпроворот!» В корчму отправлен был гонец — Позвать еврея во дворец. Ему отныне суждена совсем другая роль. И во дворец пришел Шаул, Ему резной подали стул: «Садись на трон, Шаул-еврей, теперь ты наш король!» Сказал Шаул: «Вот это да! Теперь мне горе — не беда! Удача верная теперь сияет впереди! Могу на пир друзей собрать, Могу злодеев наказать, Ты нищ и гол — я помогу, ведь я — король, поди!» Еврей мечтательно моргнул. «Ну что ж, начнем!» — сказал Шаул. Ему в ответ: «Ты прикуси язык поганый свой! Пойми, хоть ты и во дворце, Хоть в королевском ты венце — Но если что — учти, еврей, ответишь головой!» «Но как же так?!» — Шаул вскричал. Ему в ответ: «Каков нахал! Эй, посмотрите на него! Видали дурака?! Ты только пикни — видит Бог! Тебя, конечно, за порог, Но перед тем, еврей, ей-ей, намнем тебе бока!» И замолчал король Шаул, Поскольку всё тотчас смекнул. Благословенья испросил Небесного Царя, Затем вздохнул, прищурив глаз, Издал единственный указ: «Прогнать немедля из дворца Шаула-корчмаря!» Опять Шаул сидит в корчме, Не во дворце и не в тюрьме. И с каждым часом наш Шаул пьяней да веселей! Сидит в корчме, и водку пьет, И песни длинные поет О том, какой короткий век евреев-королей! |
