— Какие?

— Ну, например, твоя психика должна быть устойчива, как гора.

— Раз, — загнул я палец. — А зачем?

— Представляешь, ты умер — и вдруг очнулся духом. Тут твой мозг может так вывернуться… — Ариэль помолчала, то ли вспоминая, то ли что-то прикидывая в уме. — А сумасшедший дух — это то ещё бедствие. Помню, один столько бед наделал, пока его не упокоили. Впрочем, давай потом, долгая история.

— Хорошо, а что ещё?

— Место духа должно освободиться. Старый дух должен исчезнуть.

— Два.

— Ну, ты должен быть эмоционально сдержан, рассудителен…

— Стоп, стоп, стоп, — не выдержал я. — Это точно про духов?

Красивая затрещина русалочьим хвостом не преминула прилететь мне прямо по голове.

— Вот, — ткнул я в Ариэль указательным пальцем, — а ты говоришь мне узнай про духов. У кого, если сами духи про себя такие сказки сочиняют, что Братья Гримм бы обзавидовались.

Под второй удар хвоста я удачно поднырнул и, ободрённый успехом, показал русалке неприличный жест.

— А кто такие эти братья? — запоздало поинтересовалась Ариэль.

— Сказочники моего мира. Детям такого насочиняли, что третью сотню лет слушают и всё наслушаться не могут. Впрочем, если ты начнёшь свои правдивые истории рассказывать, то браться посыпят голову пеплом и повторно скончаются от стыда за ту халтуру, которую они делали.

— А что за сказки? — Ариэль подозрительно пропустила подколки по поводу себя. То ли решила преподнести месть холодной, то ли ей было действительно интересно и она решила простить на этот раз.

— Ну, разные, — расслабился я, поняв, что хвостом не прилетит. — Например, как одна юная девчушка жила с семью бородатыми карликами. Или про странные отношения другой девчушки в шапке вызывающей расцветки с мощным хищным зверем.

— Теперь я понимаю, откуда ты такой, — задумчиво произнесла Ариэль. — Если в детстве это слушать, тогда да. Можешь успокоиться, духом после смерти ты не станешь, даже если за тебя всем миром просить будут.

— Да не очень-то и хотелось. Эти ваши духи… да на них характеристики как на заправских эсесовцев. Истинный скончавшийся. Характер нордический, выдержанный. С товарищами по духовству поддерживает хорошие отношения. Безукоризненно выполняет свой духовской долг. Беспощаден к врагам духовства. Холост. В связях со смертными, порочащими его, замечен не был. Отмечен наградами высшего духовства. А кстати, у вас есть те, кто вами командует?

— Нет. Все духи сами по себе.

— Ага, опять сказки. А кто же тогда изгнал моего Ита из леса?

— Его изгнал совет, — отрезала Ариэль. — Общий совет, — дополнила она, оценив выражение моего лица. — Да что я тут распинаюсь?!

— А потому что сама говорила мне узнать про духов получше, вот и отдувайся.

— И не подумаю.

— Ладно, последний вопрос. Мой Ит при жизни был кто? Или это закрытая информация?

— Тебе зачем?

— Надо же понять, с кем имеешь дело.

— Твой Ит был только что родившимся младенцем. Мать специально отнесла его в лес на погибель. Он был случайным и не нужным ребёнком.

— Печально… Вот только с твоими словами не сходится. Где нордичность, стойкость и выдержанность у новорождённого младенца?

— Он новорождённый — идеальный экземпляр для духа. У него нет жизненного опыта и памяти о прошлом.

— Там Мара и Хлоя дерутся, — запыхавшийся Ит с трудом перевёл дух.

— Подумаешь, немного выпустят пар да волосёнки повыдирают друг другу, — меланхолично отмахнулся я. — Потом обнимутся, помирятся, и такие шевелюры себе нарастят, что…

— Нет, они серьёзно, — перебил меня Ит, — на смерть.

— Что?! — взвыли мы в один голос с Ариэль и рванули к принцессам.

***

По мере того как мы с русалкой, которая экстренно заменила хвост на ноги, подбегали к нашему с принцессами жилищу, меня охватывало всё большее чувство тревоги. Тишина, стояла поразительная тишина, как в звуковом, так и визуальном эфире. Ни каких вам криков, воплей, скандалов, звуков глухих ударов, громовых раскатов, треска шаровых молний, ярких всполохов, сверкания и искрения.

— А ты уверен, что они убивают друг друга, а не спят или по грибы пошли?

— Я дух, — отрезал Ит.

— Ладно, верю, — согласился я и поднажал.

Благодаря ускорению я добежал первым. Добежал и как вкопанный встал, приклеившись к месту. Принцессы стояли и сверлили друг друга взглядом. Вот просто так. Молча. Почти любовно. Причём на меня абсолютно не отреагировали. Даже ни одна ресничка не дёрнулась в мою сторону.

— Убивают, значит? Хорошие у вас понятия об убийстве. У нас это как-то по-другому происходит. Ладно, сейчас я их быстренько разведу по разным сторонам, и всё убийство на этом закончится.

— Стоять! — припозднившаяся русалка тормознула меня буквально в полуметре от принцесс. — Жить надоело?

— И эта туда же. У вас, духов, сегодня массовый психоз? Одному драка на смерть мерещится. Другая кончину мою на пустом месте видит. Вы бы завязывали, духи.

— Ты реально не видишь? — поинтересовалась Ариэль.

— Тебя вижу. Принцесс вижу. Ита не вижу, а кстати, почему?

— Ты не видишь, что девки сцепились действительно не на жизнь, а на смерть?

— Чем сцепились? И какая смерть? Да они когда друг в друга мегаваттами энергии кидались, не то что сами не пострадали, в радиусе километра ни одна инфузория туфелька от сердечного приступа не издохла. Смотри, просто играют в гляделки. Кто первая моргнёт, та сегодня посуду и моет. Слуг нет, всё самим приходится.

Произнося весь этот монолог, я потихонечку, по миллиметрику, приближался к принцессам. Чтобы в последнем рывке успеть отбросить их в разные стороны и не быть пойманным за пятку ловкой русалкой. Ну, не буду же я ей объяснять, что эти гляделки я уже видел. Правда, тогда Хлоя с вождём гляделась, но, думаю, большой разницы — Великий вождь или принцесса Мара — нет. Может, шандарахнет чуть по сильнее, но не смертельно.

Откуда такая уверенность?

Да вот знаю, и всё.

Ну, пора действовать. Дальше приближаться опасно, и так не понимаю, как Ариэль до сих пор не заподозрила. Так, аккуратный вздох. Прыгнуть и оттолкнуть принцесс в разные стороны. Раз. Два. Три. Погнали!

— Он очнулся!

— Это для нас он очнулся. И это плохо.

— Как плохо? Теперь всё будет хорошо.

— Для них плохо и для него плохо. Для тебя, кстати, тоже плохо.

— Почему?

— Потому что он умер.

— Кто у вас вечно помирает? — проворчал я, не открывая глаз. — Сегодня что, всемирный день смерти в вашем мире? Отменяйте, плохой праздник.

Я всё-таки решил открыть глаза, и первое, что я увидел, — это курносого новорождённого младенца, склонившегося надо мной. Такой, знаете ли, Филиппок. Нескладный, угловатый, смешной, но жутко симпатичный.

— Вот же, он даже и глаза открыл. — Филипок подёргал за руку стоящую рядом симпатичную гургутку. Если, конечно, гургуты бывают симпатичные. Впрочем, почему «если»? Эта была такой без всяких «если».

— Почему же тогда рыдают на его груди две принцессы? А, Ит?

— Ит? Подождите. Ит. Ты стал видимым?

— Скорее, это ты стал таким, что смог его увидеть.

— Девушка, не мешайте мне общаться с моим духом. И вообще, как вас Великий вождь в такую даль отпустил? И куда смотрит Болотная ведьма? От нас, значит, слиняла, сказала, что на работу. А на работе-то и нет.

— Вот, Ит, он видит меня такой, какая я есть. И это ещё раз подтверждает, что он умер. Давай руку, — обратилась гургутка ко мне, — пора покидать тело.

Не знаю почему, но я беспрекословно подал руку этой дочери болот, и она легко, практически без усилий, выдернула меня из меня. Да, именно так. Я остался лежать на земле и воспарил ввысь, увлекаемой гургуткой.

— Молодец, без истерик. Не все так спокойно воспринимают свою смерть.

— Какая смерть? Что вообще происходит?

— А я тебе говорила — не лезь.

— Женщина, я вас первый раз вижу.