Когда Дос-Тев закончил свою речь, и стоял, переводя дух, Меа-Куин, выглядевший еще более усталым, чем когда-либо, повернулся и медленно направился через комнату к маленькому телевизионному экрану, нацеленному вверх, в космос, откуда, как он знал, Ай-Артц и его безжалостная армада рвались к не успевшей подготовиться к обороне Солнечной системе.

Булло, застигнутый врасплох кажущимся противостоянием, внезапно возникшим между молодым принцем и старым ученым, сжался, открыв рот и явно испытывая неловкость. Покрасневший Дос-Тев, стоял, тяжело дыша. Через несколько мгновений его пыл улегся, и он понурил голову. Принц медленно подошел к безмолвному Меа-Куину и положил руку ему на плечо.

– Простите меня, Меа-Куин, – просто сказал он. – Боюсь, я на мгновение утратил рассудок и растерял уважение к вашей мудрости. Это было безрассудно. Есть один шанс из ста, что мы выживем и выйдем из этой передряги победителями. Но это бездействие, эта монотонность…

– Я знаю, – ответила Меа-Куин, не оборачиваясь. – Это было… естественно… Дос-Тев. Не за что извиняться. Как вы и сказали… есть один шанс из ста… что вы вернётесь.

Дос-Тев вдруг увидел, что глаза Меа-Куина наполнились слезами, и внезапно старый ученый схватил его руку своей иссохшей с фиолетовыми прожилками рукой и грубо сжал ее. Что-то было не так – он инстинктивно понял это; что-то случилось с этим стариком, любившим его как отец. Что-то холодное и леденящее сжало сердце Дос-Тева; по спине пробежал нежданный холодок. Ибо то, что он увидел – впервые за эти долгие, полные испытаний годы – на лице Меа-Куина, было страхом! Мужество старого ученого всегда помогало молодому принцу идти вперед. Он верил в величие своего наставника, всегда чувствовал, что в конце концов Меа-Куин победит. Внезапно он почувствовал пустоту внутри себя, как будто споткнулся перед пропастью.

– Клянусь Тором, Меа-Куин, – с мольбой воскликнул он. – Что случилось? Я вижу это по вашему лицу. Скажите мне.

Впалый подбородок Меа-Куина затрясся, и он, глубоко дыша, устремил взгляд покрасневших глаз в пространство.

– Я потерпел неудачу, – медленно произнес он сквозь стиснутые зубы. – Неправильность Пространства слишком сильна. Ай-Артц приближается к нам со скоростью света, и теперь пришло время, когда я должен был послать сигнал всем ждущим наготове планетам, но луч излучения, усовершенствованный Ти-Ранли, был нейтрализован, отражён назад. Неправильность Пространства свела на нет все мои усилия и, в конце концов, одержала верх. Я не могу отправить сообщение.

– То есть… – начал Дос-Тев, и понимание причин печали собеседника внезапно приобрело для него глубокий смысл.

– Мы должны быть храбрыми, – сказал Меа-Куин.

– Я должен идти, – закончил свою фразу Дос-Тев. – Наш единственный шанс – действовать сейчас. Я должен спуститься вниз, в кратер, и каким–то образом отключить силовой луч, испускаемый Неправильностью Пространства.

При этих словах Булло подался вперед, его глаза горели.

– Я пойду с вами! – воскликнул он. – Вместе, принц. Один шанс из ста! Тор! Принц, моё единственное желание – идти с вами!

– Да, ты отправишься с Дос-Тевом, – с горечью сказал Меа-Куин. – А я, поскольку моё тело слабее и хуже ваших, должен остаться, потому что кому-то нужно охранять корабль. Теперь все ложится на ваши плечи, принц Лемниса.

Когда старый ученый произнес этот титул, свергнутый с престола принц медленно расправил плечи. Вынырнув из пучины противоречивых эмоций, он вновь почувствовал под ногами твердую почву. Впервые к нему обращались именно таким образом. Это означало, что независимо от того, что случилось бы с Меа-Куином и Лемнисом, он оставался истинным принцем, единственным, на кого они могли положиться. Их единственной надеждой. Единственным символом светлого будущего.

Теперь он был спокоен, его больше не охватывало то лихорадочное возбуждение, что привело к его недавней вспышке. Теперь он чувствовал, что вполне владеет собой. Чувствовал, что стал сильнее.

– Нет, Меа-Куин, – сказал он. – Не только на мои плечи. Плечи нас троих несут равное бремя, ибо ваша роль на корабле так же важна, как роль Булло или моя.

– Оставайтесь всегда у передатчика, всегда, вы понимаете, всегда, потому что я обещаю вам, что, хотя я могу и не вернуться, все равно настанет момент, возможно, всего лишь на мгновение, в течение которого ваши сообщения могут быть переданы. Ждите этого момента, ибо от него может зависеть будущее Вселенной. Я знаю, что у нас все получится, что послание будет передано, но если мы никогда больше не встретимся, я не хочу думать, что великий Тор полностью уничтожит все то благородство духа, заложенное в вас, то, что люди называют душой, и, возможно, мы встретимся снова, за пределами этого странного творения, называемого материей.

– Я понял, – ответил Меа-Куин. – Я буду ждать.

– Тогда мы отправимся в путь с наступлением темноты, через день, – сказал Дос-Тев. – Я должен подготовить невидимые доспехи.

Вскоре после наступления лунной ночи, длившейся целый месяц, Меа-Куин наблюдал за их уходом, присев за пультом управления в комнате внизу, и, пока его глаза смотрели на экран телевизора, на котором перед его глазами представала картина ночи, его руки выполняли манипуляции, посылая в эфир потрясающий поток вихревой энергии, в надежде обмануть приборы или отвлечь внимание Неправильности Пространства от устья кратера. Он создал мощное поле потрескивающей статической энергии, мерцавшее внизу, у основания корабля, и создал волшебное световое представление на шероховатой лавово-базальтовой поверхности спутника. Радужные мерцающие огоньки, казалось, изгибались под действием невидимой силы и сливались друг с другом. Излучатель Ти-Ранли раскачивался под непосильной нагрузкой, накопившийся заряд просачивался в помещение, но Меа-Куин, казалось, не замечал этого.

Там, в черноте, где над зияющей пастью кратера, темной, как бездны Тартара, висела тонкая полоска света, порождённая восходом земного светила, его мысли обрели чёткость. В слабом свете Земли были видны неровные очертания спутника за пределами кратера и вокруг него. Слабые фрагменты зазубренных хребтов призраками выступали из мрака на фоне диска Земли. Тёмные ямы и каверны намекали на другие кратеры, на изрезанную трещинами разрушающуюся поверхность, которая, лишенная воздуха и воздействия жизни, подвергалась вековой эрозии только под влиянием времени. Одна из обрывистых стен внутреннего кратера Коперника, неровно вздымавшаяся в земном сиянии, зияла рваной прорехой, образовавшейся из-за бомбы, брошенной Булло. И все же Меа-Куин, как ни напрягал зрение, не мог разглядеть никого из тех двоих, кого искал, хотя и знал, что их невидимые тела, окруженные силовыми полями, перенаправляющими свет, пробираются по невидимому силовому лучу, тянувшемуся от странного массивного проектора на носовой части космического корабля. Этот проектор использовался Дос-Тевом в тот момент, когда Неправильность Пространства зашвырнула ракету с посланием, как бумеранг, обратно на отправивший её корабль, чтобы уменьшить инерцию и разрушительную способность несущейся на них ракеты.

С помощью Меа-Куина в сбрую невидимости был встроен компактный крошечный излучатель незаметного луча. Дос-Тев и Булло могли направлять луч вниз, в кратер, что позволяло им замедлить спуск до нужной им скорости. Дос-Тев полагал, что, создав на дне кратера восходящий цилиндрический силовой луч, они смогут подняться наверх, если их опасная затея увенчается успехом.

Кратер, благодаря отсутствию атмосферных искажений в безвоздушном пространстве, казался ближе и меньше, чем был на самом деле. Меа-Куин знал, что его поперечник составляет пятьдесят шесть миль и что дно, расположенное на глубине 12 000 футов, образует чашеобразную кольцевую формацию, в центре которой находится внутренняя шахта двухсот ярдов в диаметре, уходящая вертикально вниз. Он выждал шесть часов, за это время, как они планировали, Дос-Тев и Булло успеют добраться до примерного центра кратера. Затем, пробормотав мольбу Тору, ученый наклонился и своей похожей на коготь рукой щелкнул выключателем.