— Если отказался, так что мы обсуждаем?

— Они удвоили гонорар за консультацию.

— Берт!

— Нет-нет, — он выставил ладонь, — я все равно отказался.

У меня на лице крупными буквами было написано, что я ему не верю.

— Не помню, чтобы ты хоть раз отказался от таких денег, Берт.

— Ты мне составила список дел, которыми ты заниматься не будешь. С тех пор, как ты мне его дала, я хоть раз тебе посылал что-нибудь из этого списка?

Я на секунду задумалась и покачала головой:

— Нет, но сейчас собираешься.

— Они мне не верят.

— Не верят чему?

— Они твердят, что если ты только их увидишь, то сделаешь, что они просят. Я им сказал, что ты не станешь, но они предложили пятнадцать тысяч долларов за час твоего времени. Даже если ты откажешься от работы, деньги останутся у «Аниматорз инк.».

Когда я сказала, что у нас юридическая фирма, я говорила всерьёз. Это значит, что деньги идут в общую кассу для всех. Чем больше зарабатывает каждый, тем больше получают все, хотя у некоторых процент больше — по старшинству. И если я откажусь от этих денег, не просто мне будет ущерб или Берту обида, а меньше получат все. У этих всех есть жены и дети. У Мэнни дочь собирается в очень дорогой колледж, а Джеймисон платит алименты трём бывшим жёнам. Душещипательно, конечно, но в общем у всех наших, кроме Ларри, расходы выше моих. Так что я стала спокойнее насчёт хотя бы поговорить с людьми, предлагающими оглушительные суммы. Иногда спокойнее.

— Что за работа? — спросила я. Не слишком довольным голосом, но спросила.

Берт расплылся в улыбочках. Иногда я подозреваю, что за всем этим дворцовым переворотом он и стоял, но Мэнни с Чарльзом клянутся и божатся, что нет. Джеймисону я бы все равно не поверила, потому и спрашивать не стала.

— У Браунов погиб сын три года назад. Они хотят, чтобы ты его подняла и задала несколько вопросов.

Я очень недобро прищурила глаза:

— Рассказывай все, Берт. Пока что мне отказываться не от чего.

Он прокашлялся, заёрзал. Берт не часто ёрзает.

— Ну, в общем, его убили.

Я аж руками всплеснула:

— Берт, ты что, спятил? Я не могу поднять жертву убийства! Никто из нас не может. Я тебе дала список отказов для нас для всех по юридическим причинам, и там это есть.

— Но ты же это делала?

— До того, как выяснила, что случается, когда поднимешь жертву убийства в виде зомби, и до того, как вступили в силу новые законы. Убитый встаёт из могилы и идёт к своему убийце без всяких «но» и «если». Он прорвётся сквозь всех и вся, кто попытается его остановить. У меня это дважды бывало. Зомби не отвечают на вопрос, кто их убил, они прут напролом к тому, кто это сделал.

— А нельзя, чтобы за ними шла полиция, используя их как ищеек?

— Эти ищейки отрывают людям руки и пробивают стены домов. Зомби идут к своему убийце по прямой. И, как гласит теперь закон, за весь ущерб, в том числе смерть людей, отвечает аниматор, поднявший зомби. Если кто-то из нас поднимет этого мальчика, и тот кого-нибудь убьёт, даже своего убийцу, нас обвинят в убийстве путём злоупотребления магией. Это автоматом смертный приговор. Так что я этого сделать не могу, и никто не может.

Берт опечалился — наверное, из-за денег.

— Я им сказал, что ты именно это им и объяснишь.

— Сам должен был объяснить, Берт. Я тебе все это уже излагала.

— Они меня спросили, аниматор ли я. Когда я сказал, что нет, они сказали, что не поверят мне на слово. Что если только они могли бы поговорить с миз Блейк, она — то есть ты — обязательно бы передумала.

— Берт, ну это уже нечестно! Этого сделать нельзя, и вообще, если они увидят, как их сын поднимается из могилы разложившимся кровожадным зомби, это им мало поможет.

Он приподнял брови:

— Ну, я не могу сказать, что так хорошо это сформулировал, но клянусь тебе, я сказал нет.

— Но все равно мне с ними встречаться, потому что они предложили пятнадцать кусков за час моего времени.

— Я бы мог вытянуть из них двадцать. Они в отчаянии, я это чувствую. Если мы их просто отошьём, они найдут кого-нибудь менее респектабельного и менее законопослушного.

Я закрыла глаза и медленно выдохнула. Терпеть не могу, когда Берт прав, и сейчас как раз был такой случай. Дойдя до определённого уровня отчаяния, люди становятся способны на глупости. Страшные, кровавые глупости. Мы — единственная фирма аниматоров на Среднем Западе. Есть ещё одна в Новом Орлеане и одна в Калифорнии, но они не возьмутся за такую работу по тем же причинам, что и мы — новые законы. Я могла бы сказать, что из сострадания к клиентам — но на самом деле мысль поднять зомби и спросить, кто его убил, настолько соблазнительна, что некоторые из нас пытались. Мы думали, что это не получается из-за психологической травмы убийства, или просто аниматоры слишком слабые, но дело было не в этом. Если тебя убили, то встаёшь из могилы ты только с одной мыслью в мёртвой голове — отомстить. Пока ты не отомстишь, ты ничьих приказов не слушаешь, даже того аниматора или жреца вуду, что поднял тебя из могилы.

Но если никто из достойных специалистов такого делать не будет, это ещё не значит, что не найдутся недостойные. И здесь, и по всей стране есть люди, у которых талант намного выше морали. На профессиональные компании никто из них не работает — либо уволены как обуза, либо никогда и наняты не были: одни потому, что и не хотели, но в основном — потому что действовали втайне и вряд ли хотели, чтобы их действия стали известны властям. Они сидят тихо, не высовываются, не дают рекламы, но если начать размахивать двадцатью штуками зелёных, они вылезут из кустов. Брауны найдут кого-нибудь, кто согласится выполнить их просьбу, если они заплатят. Кого-нибудь, кто назовётся вымышленным именем, поднимет парнишку и даст деру с деньгами, оставив родителей разгребать бардак и объясняться с полицией. Известен прецедент в верховном суде Новой Англии, когда обвинение потребовало смертного приговора для человека, который заплатил магу за убийство с помощью магии. Не знаю, чем оно кончится, и что там решит верховный суд. Но я никогда себе не прощу, если Брауны найдут какого-нибудь нечистоплотного аниматора и кончат смертным приговором. В смысле, это вечно будет меня грызть, тем более, если я могу это предотвратить прямо сейчас.

На Берта я посмотрела так, как он того заслуживал. Дала ему понять, что он жадная скотина, и от денег отказался отнюдь не из гуманных соображений. Он улыбнулся мне в ответ, потому что понял значение этого взгляда. Понял, что я это сделаю, как мне ни противно.

Миссис Барбара Браун была белокурой, а мистер Стив Браун — брюнет с седеющими висками. Он был выше её дюймов на пять, а во всем остальном они очень друг другу соответствовали. Отлично были видны хорошенькая школьница-чирлидер и красавец-футболист с широкими плечами и резкими чертами лица, хотя годы, горе и лишний вес немного это скрывали. Глаза у них блестели, но блестели немного ненатурально, почти неприятно. Она говорила слишком быстро, а он — слишком медленно, будто обдумывая каждое слово. А она — так, как будто рассказывать о сыне ей необходимо, иначе она взорвётся или сломается.

— Круглый отличник он был, миз Блейк, а вот последняя картина, которую он писал. Акварельный портрет младшей сестры. Он такой был талантливый!

Она держала картину, принесённую в чем-то вроде тонкого атташе-кейса, не помню, как эта штука называется.

Я послушно посмотрела на картину. Очень мягкие тона, прозрачно-синие и бледно-жёлтые, а кудри у ребёнка почти белые. Девочка смеялась, а художник сумел передать сияние глаз, для чего обычно нужен фотоаппарат. Хорошая картина. Для ученика предвыпускного класса — просто замечательная.

— Чудесная картина, миссис Браун.

— Стив не хотел, чтобы я её приносила. Он сказал, вам она не нужна, но я хотела, чтобы вы увидели, какой он был, и тогда вам захочется сделать, что мы просим.