Дамиан засмеялся хрипло, прерывисто. И я чувствовала, слышала, знала, что под вожделением крылась печаль, почти уверенность, что никогда больше такого не будет, как только у меня в голове прояснится. И это почему-то заставило меня вспомнить о том, о чем я забыла. Повернув голову, я убедилась, что Ричард все ещё здесь, но на лице его не страх, а что-то вроде удивления. В этот момент до меня дошло, что хотя Ричард и не ощущал всего, что досталось Натэниелу, он вполне слышит, что у меня в голове происходит. Как мог бы и Жан-Клод, но мысль Ричарда была куда яснее.

— Ты никогда ни с кем из них не трахалась!

И за этой мыслью тут же явилась другая: он-то полагал, что я трахаюсь со всем, что у меня в доме живёт, как он сам в лупанарии.

Я валялась голая после публичного секса с мужчиной — или с двумя, это как считать, — и ощущала себя вдруг такой высоконравственной! Жуть какая-то.

Грегори подполз к нам на четвереньках, принюхиваясь. И низким рычащим голосом произнёс:

— Я следующий.

Мне пришлось посмотреть через плечо, чтобы бросить на него взгляд, которого он заслуживал, но, увидев его на четвереньках, посмотрев вдоль его тела, я вдруг смутилась куда сильнее, чем до сих пор. Оборотни в получеловеческом виде выглядят очень похоже на то, что в кино показывают, но с одним существенным различием. У них есть гениталии, и как раз сейчас Грегори был очень, очень рад здесь быть. И куда больше, чем его эрекция, смущало меня то, что она возникла, когда он наблюдал наш с Дамианом секс. Почему-то, даже если это и несправедливо, меня сердило, что Грегори насладился этим зрелищем.

— А ну назад, Грегори!

Мой голос прозвучал сурово, как я и хотела, хотя покраснела я до корней волос.

Он улыбнулся по-кошачьи и действительно сдал назад — опустил голову и пополз назад, показывая собственное унижение. Жест, свойственный более волку, нежели леопарду, но оборотни в душе люди, и некоторые жесты лучше воспринимаются нашими человеческими мозгами. Показать своё унижение, припав к полу — один из этих жестов.

Дамиан смотрел на меня, и никогда ни у одного мужчины не видала я такого выражения лица после секса. Он был печален, и я вспомнила взрыв эмоций в конце. Скорбь, накрывшая наслаждение, как горький шоколад заливает мороженое.

Но дело было не только в выражении его лица — я ощущала его грусть. Ощущала не как свою, но как халат, пристающий к коже. Я все ещё была сцеплена с ним эмоционально… гм… ладно, не только эмоционально. Я ощущала его внутри себя, его вес все ещё прижимал нижнюю часть моего тела. Надо перестать его касаться. И не только его.

Натэниел лежал рядом с нами, переплетя пальцы с моими. Боком он прижимался ко мне, и наши тела соприкасались от плеча до бедра. Наверное, он подлез поближе, когда Дамиан кончил. Наверное, я бы запомнила, если бы тело Натэниела касалось меня во время акта. Ведь запомнила бы?

Лавандовые глаза смотрели вдаль, ничего не видя. Из его кожи излучалось довольство. Довольство огромным тёплым океаном заполнило его, качало его как вода, держало, ласкало. Может быть, я слишком долго смотрела, или он ощутил, что мне все более неловко, потому что его глаза приобрели осмысленный взгляд и совершенно перестали быть сонными. Он смотрел, будто предвкушая, будто уже думал о следующем разе. Поскольку я не думала, что он даже первый раз уже получил, это помогло мне прочистить мысли. Злость помогает.

— А ну, отодвинулись! — велела я.

Скорбь Дамиана пролилась на меня будто дождём. Натэниел печален не был. Он сразу впал в панический страх, будто совершил ошибку.

— Все нормально, Натэниел, все нормально. Со всеми все хорошо.

Не знаю, верила ли я сама себе до конца, но паника стихла, и все от меня отодвинулись. Да-да. Хотя печаль Дамиана продолжала ко мне липнуть, будто я прошла через метафизическую паутину.

Когда мы расцепились, в разбитую дверь вошёл Мика. Мне случалось быть застуканной в компрометирующих позах любовниками, но никогда я не смущалась меньше. Он не стал задавать глупых вопросов, не заставил меня чувствовать себя шлюхой. Он сразу обратил внимание на самое главное.

— Ну и ну! — сказал Мика, отнеся эти слова и к крови на полу, и к ранам, которые почти у всех у нас были, к разбитой двери, ко всему сразу, но спросил только одно: — Сильно пострадавших нет?

Я стала подниматься с пола, и Дамиан протянул мне руку. Обычно я бы её не взяла, но только что мы занимались сексом, и странно было бы отбивать его руку. Как только наши ладони соприкоснулись, я поняла, что дело не только в этом. Потребность касаться его кожи никуда не делась, один миг хорошего секса не утолит многовековый голод. Секс вроде как топливо или еда — он сгорает, и нужно заправиться.

Я отобрала у него руку и шагнула неуверенно прочь от Натэниела и Дамиана. Надеялась, что расстояние поможет.

— Выживут все.

— Это хорошо, — сказал он и склонил голову набок. — А я не знал, что Дамиан умеет ходить в такое время суток.

— Он не умеет.

— Мне сказать очевидное «но он же ходит», или перестать задавать вопросы?

Вдруг я почувствовала, что устала, и, наверное, не только я.

— Ты вообще не ложился?

Он мотнул головой и, будто я ему напомнила, протёр свои шартрезовые глаза — очки он уже спрятал в карман рубашки.

— Когда я привёз этого красавца к нему домой, там его ждала подруга с ребёнком, и подруга начала его пилить за пьянство. Злость не помогает задержать превращение.

— Он перекинулся?

— Нет, но чуть не перекинулся, а он совсем новичок… — Мика снова тряхнул головой. — Мне было бы спокойнее, если бы его подруга лучше понимала, насколько он может быть опасен. Вроде бы до неё не доходит.

— Она не хочет понимать, — сказал Ричард.

Мика обернулся к нему. Я обратила внимание, что из всех, кто был в комнате, только на Ричарда Мика не посмотрел.

— Значит, ты знаком с подругой Патрика.

Ричард было замотал головой, но вздрогнул от боли.

— Нет, но я такое видал. Человеческие жены не хотят понимать, что вышли замуж за монстра.

Он, наверное, хотел, чтобы это прозвучало как констатация факта, но не получилось — горечь была налицо.

Я никогда не вызывала у Ричарда такого чувства, насколько я помню. Скорее он куда больше тратил времени, чтобы заставить меня чувствовать себя чудовищем. Так что я не стала развивать тему. Не стала, потому что не знала, что сказать, и можно ли тут вообще сказать что-нибудь.

— Коалиция проводит ежемесячные собрания для членов семей. Я думала, что мы раздавали флаеры и вервольфам.

Ричард встал, нянча больную руку.

— Это мой Патрик, Патрик Кук?

— Да, — ответил Мика.

— И ты с ним просидел нянькой всю ночь?

— Да, — снова ответил Мика.

Ричард посмотрел себе под ноги, потом поднял глаза. Он выдержал взгляд Мики, но удовольствия это ему не доставило.

— Спасибо, что помог моему волку.

— Волки входят в коалицию, — сказал Мика. — Я бы сделал то же самое для любого народа.

— Все равно спасибо.

— Не за что.

Наступила одна из неловких минут молчания. Мне очень не хотелось всех их оставлять, но действительно надо было в душ. От него заболит рана на горле, но только что у меня был секс без презерватива, то есть все это попало в меня, и надо принять меры. Честно говоря, я бы предпочла презерватив, но до меня это только потом дошло. Тамми залетела на таблетках. Ну да, она не знала, что нельзя с ними сочетать антибиотики, но все-таки… Однопроцентная вероятность вдруг перестала мне казаться приемлемым шансом. Дамиан — тысячелетний вампир, все шансы, что он бесплоден, и все-таки… Одно дело — залететь от постоянного любовника, но от того, кто даже не… ну, это как-то хуже.

— Я пошла в душ.

Они все обернулись ко мне. Наверное, от неожиданности.

— Извините, но не могу я больше так стоять. Так что прошу всех вести себя прилично. Я постараюсь поскорее.