Он отбивался, но мы, трое на одного, справлялись. Кое-как. Тяжело дыша, но достаточно отчётливо я спросила:

— Что ты имеешь в виду — нарушила связь между ним и мной?

— С кем ты говоришь? — спросил Натэниел сквозь сжатые от напряжения зубы.

— С Жан-Клодом, — ответил за меня Ричард.

— Ты его тоже слышишь? — удивилась я.

— Иногда.

Я хотела спросить: «Например, сейчас?», — но меня опередил Жан-Клод.

— Ты поставила щиты конкретно против Дамиана — зачем?

— Он проснулся, залитый солнцем. И пришёл в ужас. Он был дико напуган, и этот страх душил меня и Натэниела.

— Вас обоих? — уточнил Жан-Клод.

Я видела, как он лежит на белых шёлковых простынях, разметав волосы чёрным сновидением. Одна рука лениво касается голой спины Ашера, как стучат пальцами по столу или гладят собаку, думая о чем-то другом.

— Да, нас обоих.

— Проснувшись, я спросил тебя, что ты сделала. Теперь я, кажется, знаю.

Раз в жизни я вовремя осознала очередную метафизическую катастрофу и сказала:

— Мы уже знаем.

— Что знаете, ma petite?

Тут Дамиан особенно сильно взбрыкнул, оторвав меня от пола, и обратно я опустилась, уже когда скорее почувствовала, чем увидела, как остальные двое его прижали опять. И я подумала, потому что дыхания на речь у меня не было.

Что мы — триумвират.

— Я слышу, — сказал Ричард, и мрачная нотка прозвучала в этих словах, будто он подумал, что я хочу от него скрыть это, потому и подумала, а не сказала вслух.

Меня никогда не оставляло убеждение, что с Ричардом чертовски трудно. А его — что я кровожадна.

Жан-Клод не стал задавать глупых вопросов или обсуждать метафизику. Если мы все знаем, что мне удалось создать второй триумвират, то можем двигаться дальше.

— Когда ты закрылась от страха Дамиана, ты слишком хорошо это сделала. Ты его отрезала от своей силы, как тогда, когда уехала.

— Я здесь, — ответила я, пытаясь отвернуться от струйки крови, которая решила стекать с Дамиана на меня.

— Физически, но не метафизически, а твоему слуге нужно и то, и другое.

— И как это исправить?

— Убери щиты, — ответил он, и даже мысленно голос прозвучал очень буднично.

Так просто, так очевидно. Я вспомнила, как закрылась от страха Дамиана. Я подумала тогда о металле — твёрдом, холодном, сплошном, непроницаемом. Не о металлической стене или двери, но об истинной сущности металла. У меня месяцы работы ушли, чтобы понять, что щит — это не воображаемая дверь или стена, ничего не надо строить, надо только думать: камень, вода, металл. Отделить то, что ты не хочешь пропускать, или утопить его. Марианна умела защищаться ещё воздухом и огнём, но этого я не понимала. Воздух слишком слаб для щита, а огонь… ну, огонь есть огонь. Я применяла инструменты, мне понятные.

Как снять щит? Когда-то я представляла себе осыпающуюся стену, или открывающуюся дверь, но недавно поняла, что некоторые слова Марианны не понимала. Я просто перестала думать сейчас о металле. Прекратила. И он исчез. Бац — и нету. Только что я была закрыта мыслью о металле, и сразу утонула в ярости Дамиана. Нет, не ярости — это подразумевает гнев, человеческую эмоцию, а не она сейчас ревела у меня в голове. Я не раз о себе думала, что я становлюсь безумцем-социопатом, но ошибалась, оказывается. То ещё не было безумием — это было.

Я забыла, что надо держать Дамиана. Забыла, зачем сняла щиты, забыла обо всем. Мыслей не было. Слов не было. Остались только чувства и побуждения — запах свежей крови. Вкус крови во рту, горький. Руки, прижимающие к полу, давящие. Голод, голод, выжигающий кишки, что-то пожирает нас изнутри, требует жрать, жрать, жрать. Запах свежей крови, их руки, давящие нас — это бесило. И боль — вместо тела одна сплошная боль, как жгущий изнутри огонь. Я вскрикнула, и крик был громкий, и недостаточно громкий. Он не помогал. Только одно могло угасить огонь, наполнить, прекратить боль. Кровь. Свежая кровь. Тёплая кровь.

Мои руки касались тёплой кожи, и если бы это не был Ричард, вряд ли бы я остановилась. Но ощущение мускулистой руки Ричарда под моими пальцами вызвало во мне что-то сквозь голод. Я смотрела в его карие глаза с расстояния в пару дюймов, будто придвинулась поцеловать, но не на рот его я нацелилась. Запах свежей крови заглушал более слабый аромат той крови, что пульсировала у него под кожей, но почему-то лакать из кровавой раны было мало. Кровь должна быть свежей. Мои зубы должны войти в плоть. Сделать свою дыру. Только это будет хорошо. Только это будет достаточно.

Я заставила себя перевести взгляд на лицо Ричарда. Я смотрела в его расширенные глаза, заставляла себя смотреть в его лицо, на очертания подбородка, линию полных губ. Я смотрела на лицо мужчины, которого любила когда-то, и изо всех сил старалась увидеть в нем что-нибудь, кроме еды.

Дамиан взбрыкнул, и Ричарду пришлось больше внимания обратить на вампира, чем на меня. Спокойный голос заговорил у меня в голове:

— Я тебе помогаю закрыться, ma petite. Прости, я не понял, что с тобой будет от снятия щитов.

— Он — упырь, — сказала я, кажется, не вслух.

— Oui.

— Как я могу ему помочь?

— Ты должна снова привязать его к себе, как тогда, когда он вышел из гроба. Дай ему отведать твоей крови и скажи над ним слова.

— Слова — это на самом деле важно?

Я ощутила, как он пожал плечами на шёлковой постели.

— Это слова, которые Мастера Городов говорили над своими учениками тысячи лет. Я бы не стал рисковать, предполагая, что слова эти не являются существенной частью магии привязывания слуги к мастеру, и выбрасывая их из ритуала.

Я кивнула и спросила:

— Ричард это слышит?

— Non.

— Тогда скажи ему.

В тот момент, когда я это подумала, я снова хладнокровно и слегка отстраненно смогла видеть, что происходит, видеть и слышать. Я сидела на полу в гостиной, недалеко от двери, а Ричард и Натэниел все ещё старались удержать Дамиана на полу. В общем, им это удавалось, хотя по крови трудно было сказать, нет ли новых ран. Все трое были в крови с головы до ног.

Я посмотрела на себя и увидела, что спереди я тоже вся кровью залита. Не помню, когда я так извозилась. Подумалось, не сделала ли я чего-то, чего не помню теперь, но я эту мысль отбросила. Потом будем искать правду. Сначала надо остаться в живых, а насчёт того, что делала и чего не делала, подумаем потом. Да, это ключ. Но, заглянув в голову Дамиана, я понимала, что ключ к отделению для ситуационных социопатов — совсем не так уж плохо. Теперь я на собственной шкуре поняла, что есть вещи куда похуже.

Дамиан взбрыкнул так сильно, что сбросил Натэниела набок, а веса одного Ричарда не хватило. Дамиан сел, и Ричард скатился с него, чтобы вампир снова не всадил в него клыки.

Я замахала руками:

— Дамиан, я здесь, здесь!

Не думаю, чтобы его внимание привлекло произнесённое имя — скорее, движение. Я побывала у него в сознании — слов он не воспринимал.

Он бросился на меня вихрем красного и белого, только глаза как два зелёных мазка. Натэниел бросился к нему, и я закричала:

— Нет! Пусти его!

Ричард все ещё сидел на полу в нерешительности, но протянул руку к ногам вампира. Они могли бы его поймать, но зачем? Ему моя кровь была нужна. Я успокоилась, отключилась — как в том месте, полном спокойствия, когда я убиваю. Ни страха, ничего. Я смотрела, как летит на меня вампир, подобно комете по небу — нечто вечное, не от мира сего.

Сказать, что он в меня врезался, значит сильно недооценить силу удара тела в тело. Я оказалась на полу, ничего не видя, дыхание перехватило, и лишь годы тренировок с отработкой падения помогли мне ничего себе не сломать. Дыхание вернулось как раз вовремя, чтобы вскрикнуть. Дамиан вцепился мне в шею над самым плечом. Давно уже не знала я вампирского укуса без ментальных игр или секса. Это было больно.

Над нами появился леопард, встал на согнутых почти по-человечески лапах. Он был жёлтый, светло-золотистый и белый, с чёрными розетками на теле, на фут выше, чем был он в человеческом виде. По цвету я поняла, что это Грегори, потому что Натэниел в виде зверя чёрен. У Грегори грудь пошире, руки длиннее, мускулистее, и когти — как страшные ножи. Морда леопардовая, но несколько отличается в области пасти и шеи. Он завис над нами, рыча, и потянулся к бледной спине вампира. Сейчас он оторвёт от меня Дамиана, как Ричард оторвал от себя.