Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Я понимала, чего он хочет. Ощущала его неудовлетворённость. Месяцы хорошего поведения. Без попыток пробиться, воспользоваться моментом. И все эти месяцы хорошего поведения разлетелись вдребезги, оставив нас голыми задыхаться от желания, которое заполняло мир. До сих пор я не понимала до конца, как он хорош. Не понимала, что отвергаю. Не понимала, что он предлагает мне. Не понимала… ни черта вообще не понимала.

Я отодвинулась, положила руку ему на грудь, не давая приблизиться снова.

— Анита, милая, прошу тебя, прошу!

Голос звучал низко, страстно, но так, будто он не мог найти слов. Однако ardeur в словах не нуждается. Вдруг я снова ощутила его тело, хоть мы стояли чуть поодаль. Он был такой твёрдый, жёсткий и полный боли. Боли, потому что я не давала ему облегчения. Не давала месяцами. Никогда у нас с Натэниелом не было полноценного секса, потому что я и без этого могла кормиться. Мне никогда не приходило в голову задуматься, что это для него значит. Но сейчас я ощущала его тело, тяжёлое, страдающее от страсти, копившейся месяцами. Когда я в последний раз так полно ощущала, что нужно Натэниелу, он хотел всего лишь принадлежать мне. Это в нем и сейчас осталось, почти кричащая потребность. Которую я раньше в упор не видела. Да чего там, притворялась, что её нет. И вот теперь Натэниел уже не даст мне её не видеть.

На секунду вернулась ясность мысли, порождённая чувством вины. Вины за то, что я заставила его так долго томиться, в то время как мои потребности удовлетворялись полностью. Я считала, что иметь с ним настоящий секс — значило бы его использовать, а сейчас, заглянув ему в сердце, поняла, что моё поведение с ним — это куда более циничное использование, чем в сношении. Я пользовалась им как секс-игрушкой, которая должна доставить удовольствие, а потом её моют и прячут обратно в ящик. Мне вдруг стало стыдно, невыносимо стыдно, что я относилась к Натэниелу как к предмету, а это совсем не то отношение, о котором он мечтал.

Вина отрезвила, как холодный душ, как пощёчина, и я с её помощью оттолкнула от себя ardeur, ещё часа на два как минимум.

Натэниел будто почувствовал, что жар меня оставил. Лавандовые огромные глаза заблестели непролитыми слезами. Руки его упали с моих плеч, а поскольку свои я уже убрала, мы просто стояли на танцполу, отодвинувшись друг от друга. И это расстояние никто из нас двоих не пытался сократить.

Первая слеза скатилась у него по щеке.

— Натэниел!

Я протянула к нему руки.

Он покачал головой и шагнул назад, ещё раз, потом повернулся и побежал. Джейсон и Мика попытались поймать его на бегу, но он ускользнул от них изящным изгибом, оставив у них в руках только воздух, выбежал из дверей, и они бросились следом. Но не один и не другой должны были догнать Натэниела. Я должна была. Это я должна была извиниться перед ним. Только вот беда: я не знала, за что же? За то, что использовала его — или что использовала недостаточно?

Глава девятая

Первым, кого я увидела, вылетев на парковку, был не кто-нибудь из них, а Ронни. Вероника Симс, частный детектив, когда-то — моя лучшая подруга, стояла чуть в стороне от дверей, обхватив себя руками за плечи чуть ли не до боли. Рост у неё пять футов восемь дюймов, почти сплошь ноги, и она ещё добавляет к этому высокие каблуки и короткую юбку. Когда-то она мне сказала, что ей бы мою грудь, и она в жизни не стала бы носить кофточки с высоким воротом. Шутила, конечно, но когда она одевалась нарядно, то ноги показывала чуть ли не во всю длину. Светлые волосы она носила до плеч, но сегодня подвила их концы, и они колыхались возле тонких бретелек на почти голых плечах. Колыхались сильно, потому что Ронни говорила сердито и тихо с кем-то, кого я не разглядела.

Сделав ещё шаг, я его узнала — это был Луис Фейн. Он преподаёт биологию в университете Вашингтона, доктор наук и крысолюд. Про докторскую степень в университете знают, про то, что он делает в полнолуния — нет. Он на пару дюймов пониже Ронни, ладно скроен и крепко сшит. Плечи его заполняли пиджак, который Луи умел носить. Волосы у него стали короче с нашей последней встречи, и уложены аккуратнее. Глаза тёмные почти до черноты, а чисто выбритое лицо перекосило такой злостью, какой я у него никогда не видела.

Слов я не могла разобрать, только интонации, а они были интонациями ссоры. Тут я сообразила, что уставилась как на витрину, а это все — не моё собачье дело. Даже если бы мы с Ронни остались подругами и продолжали бы ходить на тренажёры три раза в неделю, чего уже не было, все равно не моё это было бы дело. Ронни никак не могла смириться, что я встречаюсь с вампиром, тем более с Жан-Клодом. Главное все же — что он был вампир. Как раз в те времена, когда мне нужно было женское сочувствие подруги и немножко понимания, она мне выдавала возмущение и гнев.

Так что в последние месяцы мы стали видеться все реже, и дошло до того, что уже месяца два нам даже не случалось поговорить. Что они встречаются с Луи, я знала, потому что у нас с ним есть общие друзья.

Интересно, конечно, из-за чего они погрызлись, но все равно не моё дело. Моё же дело ждало меня на парковке — все трое, прислонившись к моему джипу. Стояли, как на параде. Или будто в засаде поджидали.

Я остановилась посреди асфальта, колеблясь, не пойти ли предложить Луи и Ронни свои услуги арбитра. Не из доброты — из трусости. Уж лучше влезть в чужую разборку, чем в ту, что ждала меня. Чужая душевная боль всегда намного легче своей.

Но Ронни мне не сказала бы спасибо за вмешательство, и действительно не моё это было дело. Может, я утром позвоню и там посмотрим, захочет ли она говорить, осталась ли у нас ещё дружба, которую можно спасать. Но мне не хватало Ронни.

Стояла я, значит, на тёмной парковке, оказавшись между ссорой у себя за спиной и той, что ждала впереди. А мне, как ни странно, ни с кем не хотелось ссориться. Вдруг навалилась усталость, и не из-за позднего часа или трудного дня за спиной.

Я пошла к ждущим меня ребятам, и никто не улыбнулся мне навстречу, но ведь и я им не улыбнулась. Разговор ожидался не из тех, что сопровождаются улыбками.

— Натэниел сказал, что ты не захотела с ним танцевать, — сказал Мика.

— Неправда. Я танцевала с ним, два раза. А чего мне не хотелось — так это устраивать поцелуйчики на глазах у копов.

Мика глянул на Натэниела — Натэниел уставился в землю.

— Ты меня сегодня целовала на глазах у детектива Арнет. В чем разница?

— Целовала, чтобы намекнуть Джессике, что к тебе приставать не надо. Ты же хотел, чтобы я тебя от неё избавила?

Он поднял на меня полные боли глаза — как две кровоточащие раны:

— И ты целовала меня только чтобы выручить, а не потому, что тебе этого хотелось?

Черт побери. Но я все же попыталась объясниться — с сосущим чувством под ложечкой, что этот спор для меня проигран. С Натэниелом у меня всегда потом такое чувство, будто я сделала что-то неправильно — или хотя бы не сделала правильного.

— Я не это хотела сказать.

— Но ведь сказала именно это, — заметил Мика.

— Не начинай! — огрызнулась я и поймала себя на том, что огрызнулась.

Я уже разозлилась, хотя только теперь это поняла. Я легко злюсь, особенно когда мне неуютно. Злость я как-то легче переношу, чем смущение. Марианна, которая помогает мне научиться контролю над постоянно растущим списком моих парапсихических сил, говорит, что злостью я прикрываюсь от любых нежелательных эмоций. Она права, и я признаю, что она права, но ни она, ни я никакого альтернативного решения предложить не можем. Что остаётся девушке, если злиться нельзя, и сбежать от проблемы тоже нельзя? Убейте меня, если я знаю. Марианна уговаривает меня быть честной — эмоционально честной перед собой и теми, кто мне близок. Эмоционально честной. Очень безобидно звучит и очень правильно. На самом деле — ни то, ни другое.

— Я не хочу ссориться, — сказала я. И это было честно.

— Никто из нас не хочет, — ответил Мика.

11
{"b":"9443","o":1}