Она ничего не спросила, потому я не стала отвечать. Редко когда я попадала в неприятности, когда молчала.

Арнет слегка нахмурилась:

— Так бойфренд он тебе или нет? Если да, то я отстану. Только ты бы мне могла сказать раньше, чтобы я не выставила себя дурой.

Я хотела сказать: «Ты не выставила себя дурой», — но промолчала — я слишком была занята поисками ответа, который будет и честен, и не подставит Натэниела. Остановилась я на том же его уклончивом ответе:

— Да, он спит в моей постели.

Она чуть качнула головой, и лицо её стало упрямым.

— Я не о том спрашивала, Анита. Ты врёшь, оба вы врёте, я просто чую. — Она нахмурилась: — Ты мне скажи правду. Если у тебя право первенства, так скажи сейчас.

Я вздохнула:

— Да, очевидно, у меня право первенства.

Она нахмурилась сильнее, между красивыми глазами легла морщинка.

— Очевидно? Что ты имеешь в виду? Либо он тебе бойфренд, либо нет.

— Может быть, «бойфренд» — не то слово, — ответила я, пытаясь придумать объяснение, избегающее слов pomme de sang.

Дело в том, что в полиции не знают, насколько я глубоко завязалась с монстрами. Подозревают, но не знают наверняка, а знать и подозревать — разные вещи. Знать — это когда можно тащить в суд. А подозрение тебе даже ордера на обыск не даст.

— А какое слово то? — шепнула она, скорее даже прошипела, будто старалась не сорваться на крик. — Любовник?

Что мне было сказать? Скажи я «да», Натэниел будет избавлен от нежелательного внимания Джессики, но при этом каждая собака в полиции Сент-Луиса будет знать, что он — мой любовник. Я не о своей репутации забочусь, она довольно сильно потрёпана. Не может девушка быть гробовой подстилкой у Мастера Города и оставаться приличной девушкой. Люди вообще уверены, что если женщина спит с вампиром, она на все способна. Это не так, но кому это интересно? Нет, я не о своей репутации пеклась, а о репутации Натэниела. Если с Джессикой он встречаться не хочет, то и не надо, но с кем-нибудь ему встречаться нужно. Раз я не собираюсь держать при себе Натэниела вечно, типа «пока-смерть-не-разлучит-нас», то ему нужен более широкий круг общения. И нужна девушка.

Поэтому я колебалась, прикидывая дюжину слов и не находя ни одного, которое тут пригодилось бы.

Но тут зазвонил мой сотовый, и я стала его нашаривать, чтобы заткнуть этот тихий настойчивый звук, испытывая такое облегчение, что для раздражения места не осталось. Пусть даже человек ошибся номером, с меня бутылка.

Но никто номером не ошибся. Лейтенант Рудольф Сторр, глава РГРПС, номером не ошибался. Он взялся дежурить в вечер свадьбы, чтобы все остальные могли прийти. Дольф спросил у Тамми, позвала ли она нелюдей, и когда она сказала, что этот термин ей не нравится, но если он имеет в виду ликантропов, то да, позвала, внезапно выяснилось, что Дольф дежурит и на свадьбу пойти не сможет. У него с монстрами персональные проблемы. Его сын собирается жениться на вампирше, и та его убеждает присоединиться к ней в её вечной жизни. Сказать, что Дольф воспринимает это без восторга, будет слишком мягко. Он разнёс допросную, хватал меня за грудки и чуть не попал под суд. Я после этого организовала ужин с Дольфом, его женой Люсиль, его сыном Даррином и будущей снохой. Я убедила Даррина отложить решение стать нежитью. Свадьба по-прежнему ожидалась, но это уже было все-таки начало. Сын Дольфа остался пока среди живых, и самому Дольфу это помогло справиться с кризисом. Справиться настолько, что он снова со мной разговаривает. Настолько, что он снова вызывает меня на труп.

Голос его был сух, резок, почти обычен:

— Анита?

— Я, — шепнула я, зажимая телефон в руке. Чтобы не каждый коп, которых среди гостей было большинство, заинтересовался, с кем я говорю и о чем.

— Тут тело, на которое тебе стоит взглянуть.

— Прямо сейчас?

— Церемония ведь уже закончилась? Я не хотел звонить в самый разгар.

— Закончилась. Идёт приём.

— Тогда ты нужна мне здесь.

— Здесь — это где? — спросила я.

Он рассказал.

— Район стрип-клубов на той стороне реки я знаю, но это название мне незнакомо.

— Не пропустишь, — ответил он. — Единственный клуб с собственной полицейской охраной.

Целая секунда у меня ушла, чтобы понять: Дольф пошутил. А он никогда на месте преступления шуток не отпускает. Я открыла рот, чтобы отметить этот факт, но телефон смолк. Дольф никогда не даёт себе труда прощаться.

— Это был лейтенант Сторр? — спросила детектив Арнет, наклонившись ко мне.

— Ага, — прошептала я в ответ. — Зовёт на осмотр места преступления; я побежала.

Она открыла рот, будто ещё что-то хотела сказать, но я уже встала и пошла извиниться перед Ларри и Тамми, а потом ехать смотреть на труп. Очень жаль, что приходится уходить с такого приёма и так далее, но работа есть работа. И я не только ускользнула от вопросов Арнет, но ещё и не придётся мне танцевать ни с Микой, ни с Натэниелом, вообще ни с кем. Жизнь налаживалась. Я радовалась, что кого-то убили, слегка ощущая себя за это виноватой.

Глядя на мёртвую женщину, радоваться было невозможно. А вот испытывать вину — вполне. Вину за то, что я хоть на миг сочла мысль о чьей-то смерти всего лишь поводом сбежать от неловкой ситуации. Видит Бог, я бы как-нибудь справилась с Джессикой Арнет и её вопросами без того, чтобы прятаться за убийством. И тот факт, что мне было душевно уютнее над трупом, чем за свадебным столом, кое-что говорит обо мне и моей жизни. Что именно говорит или что значит, я не очень понимаю. Наверное, что-то такое, во что мне не хочется вдумываться. Стоп! У нас тут труп, который надо осмотреть, преступление, которое надо раскрыть, а личные проблемы могут подождать. Должны подождать. И никак иначе.

Тело блестело бледной кожей между двумя мусорными контейнерами на автостоянке. Что-то было почти призрачное в этом сиянии тела, как будто если моргнуть, оно исчезнет в темноте октябрьской ночи. Может, тут дело во времени года или в свадьбе, с которой я только что уехала, но что-то меня насторожило в том, как её здесь бросили. Тело засунули за мусорные ящики, чтобы спрятать, а потом чёрное шерстяное пальто, которое было на женщине, распахнули на её почти голом теле, чтобы бледная кожа отчётливо блестела в свете галогеновых фонарей парковки. Зачем было прятать тело, а потом делать такую вещь, которая так привлечёт внимание? Смысла не было. Конечно, для тех, кто её убил, смысл был совершенно ясен. Возможно.

Я стояла, запахнув кожаную куртку, хотя не настолько было холодно. Достаточно холодно, чтобы надеть куртку, но не настолько, чтобы поддевать подстёжку. Я сунула руки в карманы, застегнула молнию до горла, ссутулила плечи. Но кожа не могла победить холод, с которым я боролась. Я смотрела на блестящее бледное тело и ничего не чувствовала. Ничего. Ни жалости, ни тошноты. Ничего вообще. И в каком-то смысле это меня беспокоило больше, чем мёртвая женщина.

Я заставила себя двинуться вперёд. Заставила себя увидеть то, что надо было увидеть, а тревоги о собственной моральной деградации отложить до следующего раза. Дело прежде всего.

Мне пришлось подойти к дальнему концу правого мусорного ящика, чтобы увидеть рассыпанные соломенные волосы, как яркий восклицательный знак на чёрной мостовой. Глядя на неё сверху, я видела, какая она была миниатюрная. Моего размера, или даже меньше. Она лежала на спине, на распахнутом пальто, надетом в рукава. Но ткань была широко расправлена, засунута под борт ближайших припаркованных автомобилей, чтобы её увидел любой посетитель, выходящий к машине. Волосы тоже были вытянуты назад, высвобождены. Будь женщина повыше, то видна была бы и со стоянки — проблеск соломенно-жёлтого из-за угла мусорного ящика. Поглядев на контур её тела, я нашла причину, по которой кто-то счёл её выше, чем она была — пластиковые шпильки не ниже пяти дюймов. Лёжа, она проигрывала в росте. Рука её была отведена направо, и на ней виднелись следы укусов. Вампирских.