Я тронула щеку Дамиана, и она была сплошной и твёрдой. Он весь был вполне реален на ощупь. Натэниел был прав, это как по-настоящему удачная подтяжка кожи, разница была несущественной. Так что же изменилось в его лице? Почему раньше при взгляде на него не захватывало дух? Я никогда особенно его не рассматривала, а потому не могла сказать, что именно изменилось. Может быть, это недоумение отразилось у меня на лице, потому что Натэниел сказал:

— Рот. Губы были слишком тонкими для его лица, теперь они полные и… и они подходят.

После этого я припомнила рот Дамиана, и он был другим. Это гламор? Ведь наверняка гламор, что же ещё? Я закрыла глаза и тронула его губы пальцами, но раньше я никогда этого не делала, и пальцы не помнили. Тогда, не открывая глаз, поцеловала его, нежно, но твёрдо. Этот рот я целовала меньше двух часов назад, и он был другим. Губы стали полнее, будто ему сделали инъекцию коллагена, которой мы не видели. Я отодвинулась, чтобы лицо Дамиана было видно ясно. Чуть-чуть приподнялись глаза, и они стали больше — не намного, всего чуть-чуть — или это брови стали шире и дугообразнее? И ресницы гуще и темнее? Черт, непонятно.

— В чем дело? — спросил снова Дамиан, и на этот раз в его голосе звучала струночка страха.

— Я принесу зеркало, — сказал Мика и пошёл за ним.

— Это невозможно! — произнесла я, обращаясь в основном к себе.

— Я чем-нибудь могу помочь? — спросила доктор Лилиан от дальнего конца островка. Дамиан поднял на неё глаза, и она ахнула.

— В чем дело? — спросил он, и голос его готов был сорваться.

Я потрепала его по голове:

— Ничего, ты вполне здоров… и даже красив.

Страх теперь захватил и его глаза.

— О чем вы все говорите?

Мика вернулся с ручным зеркальцем и просто протянул его мне. Я взяла его, но Дамиан зажмурил глаза, будто боялся глянуть.

— Дамиан, все в порядке, ты выглядишь изумительно.

Но я отчасти понимала его страх, потому что, даже если стало лучше, до чего же жутко будет увидеть перемены в лице, к которому ты уже тысячу лет как привык. Меня волнуют изменения в моем лице, к которому я привыкала куда меньше времени.

Он все тряс и тряс головой.

— Дамиан, пожалуйста, взгляни. Ничего плохого, все очень хорошо. Я тебе обещаю.

Он стал чуть-чуть приоткрывать глаза, но как только увидел, они сразу широко раскрылись, и он взял у меня зеркальце. Поводил им вокруг себя, чтобы увидеть глаза, рот, и ещё слегка изменился у него нос — я этого не заметила, но он увидел. Я ведь, как я уже говорила, не исследовала его лицо тщательно, а он его хорошо знал.

Дамиан осторожно потрогал лицо, будто боялся ощутить не то, что видит. Зеркальце он уронил, и Натэниел подхватил его, не дав упасть на пол.

— Что со мной случилось?

Я хотела было ответить, что не знаю, но Мика меня опередил.

— Надо бы позвонить Жан-Клоду. Мы знаем, что он уже встал.

Эта мысль мне понравилась:

— Да, пожалуй.

Я даже поднялась было к телефону, но у конца островка, напротив телефона, сидел Ричард, и мне вдруг не захотелось к этому телефону подходить. Правая рука Ричарда была примотана к груди, полностью обездвижена, будто Лилиан стала бинтовать его в мумию, да передумала. На меня он не смотрел — смотрел ниже, на Дамиана.

— Исцеление и небольшая лицевая реконструкция — хорошо у тебя получается, — сказал он, и по тону было ясно, что это не комплимент.

— Я не нарочно.

— Я знаю. — Очень устало он сказал эти два слова. — Жан-Клод мне как-то говорил, что не помнит, как они с Ашером выглядели до знакомства с Бёлль Морт, но зато он видел других до и после. Бёлль никогда не выбирала некрасивых, но некоторые потом прибавляли в красоте. Это не слишком обычно даже в её роду, но случалось достаточно часто, чтобы родилась легенда, будто с её потомками такое бывает всегда.

Я посмотрела на него:

— И когда же это у вас с Жан-Клодом выпало время поделиться такими сведениями?

— Когда ты дезертировала на полгода с лишним. У нас было много времени поговорить, а у меня было много вопросов.

Насчёт «дезертировала» я не могла спорить, а потому пропустила мимо ушей.

— Я его спросила когда-то, не вампирский ли трюк — его лицо и тело, и он сказал, что нет.

— Вампирские трюки — иллюзия, — сказал Ричард, — а это, — он махнул рукой в сторону Дамиана, — реальность.

— Но Дамиан уже давно вампир. Если бы такие изменения должны были произойти, это бы уже давно случилось.

— Я не из рода Бёлль, — сказал Дамиан.

Он ощупывал лицо самыми кончиками пальцев, будто так было менее страшно.

— Но Анита из её рода, — сказал Ричард. — Через связь с Жан-Клодом, она входит в линию Бёлль.

— Я же не вампир, — возразила я.

— Ты питаешься как вампир, — напомнил Ричард.

Наконец-то злость подняла свою мерзкую, но приятную на этот раз голову. Если я разозлюсь, мне станет лучше, и не так меня будет волновать присутствие Ричарда.

— Ты так же связан с Жан-Клодом, как и я. Только случайно я не допустила к тебе ardeur, Ричард. В следующий раз, когда сложится такая ситуация, может настать твой черёд.

— Я не умею исцелять сексом, а ты, кажется, умеешь.

— Ты вызывала мунина, когда была с Дамианом? — спросила доктор Лилиан.

Я покачала головой.

— Не почувствовала, чтобы Райна была поблизости. А её трудно пропустить.

Как далёкое эхо прозвучало у меня в голове, будто «призрак» Райны сказал: рада, что ты заметила. Я тут же эту метафизическую дверь захлопнула поплотнее, заперла и серебряную цепь повесила. Все это, конечно, метафизически, метафорически, но притом и реально. Частично Райна живёт во мне, и, похоже, что бы я ни делала, до конца мне от неё не избавиться. Могу её контролировать в некоторых пределах, но не изгнать. Видит Бог, я пыталась.

— Если не Райна, то кто-то из вас умеет исцелять сексом, — заключила доктор Лилиан вполне логически. Два плюс два — четыре.

Я, оказывается, уже трясла головой, и только потом это заметила.

— Я этого не делала.

— Кто тогда? — спросил Ричард.

На его лице выразились гнев и надменность. В этом виде он почему-то был красивее и недоступнее. Один из немногих случаев, когда я твёрдо была уверена, что Ричард осознает, насколько он красив, когда достаточно злится и хочет блеснуть и заставить страдать. Почему это от гнева люди становятся красивыми? От ярости такого не бывает. Она тебя уродует, а небольшая злость только придаёт пряности. Одна из жестокостей природы; а может быть — её способ помешать нам убивать друг друга ещё чаще.

— Не знаю, но после секса он так не выглядел. Не таков он был в ванной, когда проявилась Мор… та-кто-его-создала. И в холле он был не таким, — я шагнула ближе к Ричарду, — и в спальне, — ещё ближе, — и в гостиной.

Ещё шаг — и я оказалась с ним рядом, но все ещё видела его лицо, не напрягаясь. Он на фут меня выше, так что есть трудности с ракурсом.

— И самым близким лицом к Жан-Клоду в этой комнате в тот момент была не я.

Он посмотрел на меня своим безупречным профилем.

— Я к нему не подходил.

— Жан-Клод может знать ответ, — сказал Мика.

Он стоял за моей спиной, не слишком близко, но достаточно, чтобы, если я решу сделать какую-нибудь глупость… интересно, он собрался бы вмешаться?

— Мика прав, — заключила доктор Лилиан.

— Ага, Мика всегда прав, — сказал Ричард, и голос его нёс эмоции, на которые даже намёка не было в словах. Первый реальный признак ревности, который я у него увидела. Отчасти я этому обрадовалась, но в тот миг, когда мелькнула первая искорка радости, я поняла, в чем дело. Мне стало стыдно самой себя, а от этого я на себя разозлилась.

— Он почти всегда прав. — В голосе моем не звучала злость. Нам нужны были ответы, а не припадки злобы. Я показала обеими руками: — Позволишь подойти к телефону?

Он отодвинулся с несколько озадаченным видом. У меня мелькнула мысль, не нарочно ли он провоцировал ссору, и если да, то зачем? Ссориться свойственно больше мне, чем Ричарду… Потом. Об этом потом подумаем.