Зебровски потянулся к звонку, но я тронула его за руку:

— Пока не надо.

— Почему? — спросил он и отвёл полу измятого пальто и пиджака, чтобы коснуться рукояти пистолета на бедре. — Что-то слышишь?

— Да нет, расслабься, все путём. Просто он ещё не проснулся.

Зебровски уставился на меня озадаченно:

— Не понял?

— Я умею ощущать вампиров, если сосредоточусь, Зебровски, или если они что-нибудь делают своей силой. Этот ещё не проснулся, хотя ему полагалось бы: он же старший из них, то есть дольше других мёртв. Обычно старые просыпаются раньше, если только среди остальных нет мастера. Тогда первым просыпается мастер.

— Насчёт давно умерших я знал, — сказал он. — Но получается, что мастер вампиров, который мёртв всего два года, проснётся раньше вампира, который мёртв уже пять лет, но не мастер?

— Ну да, хотя есть вампиры, которые и за пять сотен лет не наберут силы, чтобы хоть сравниться с известными мне мастерами, не достигшими ещё и пяти лет.

— Это, небось, неудачники. Шестёрки на целую вечность.

— Ага, — кивнула я и тут же ощутила искру в комнате. Ощутила не хуже удара в живот или ниже. Когда-то я могла так ощутить только вампиров, с которыми у меня есть связь, а ещё раньше это был вообще едва заметный трепет узнавания. Значит, я не меньше чем на две ступеньки поднялась по лестнице силы.

— Ты что это? — спросил Зебровски.

— Нет, ничего. Можешь теперь звонить.

Он глянул на меня искоса.

— Я слишком сосредоточилась, когда он проснулся. Сама виновата.

Не знаю, понял ли он этот комментарий, или уже привык к моим тараканам, но кнопку он нажал. Звонок отдался явно в не очень просторном помещении. Многие думают, что если ты вампир, то автоматически у тебя большой дом на холме, или гроб где-нибудь в склепе. На самом деле большинство известных мне вампиров живут в квартирах, домах, и притом как все. Вампиры, живущие в некотором обиталище вокруг своего мастера, как вот у Жан-Клода, — это уходит в прошлое.

И мне этого не хватает. Это не ностальгия. Если мне надлежит перебить шайку вампиров, то это труднее сделать, когда они расползаются на несколько миль. Однако сюда мы пришли не убивать — пока что. Конечно, обстоятельства могут измениться. Нам только нужно доказательство, или — в зависимости от судьи — обоснованное подозрение. Когда-то меня это вполне устраивало, а сейчас кошки скребут. Насколько мне известно, я никогда не убивала вампира, который не совершил бы преступления, но должна признать: на заре своей карьеры я не проверяла так тщательно, как делаю это сейчас. Когда-то они для меня были просто ходячие трупы, и уложить их в землю, чтобы больше не шлялись, для меня не выглядело убийством. Тогда моя работа была легче, конфликтов меньше. Ничто так не способствует здоровому сну, как абсолютное сознание собственной праведности и грешности всех прочих.

Дверь открылась, и за ней стоял вампир, мигая на нас. Светлые волосы растрепались со сна, на боксёрские трусы он натянул джинсы, а может, так и спал — джинсы достаточно помятые. Он щурился, и я не сразу поняла, что этот прищур постоянный, как у человека, который всю жизнь проработал под открытым небом без тёмных очков. Глаза светлые, почти бесцветные. Выглядел он загорелым, но он был уже пять лет как мёртв, и загар это не мог быть. Искусственный загар входит в моду среди недавно умерших. Тех, кто не привык к виду бледнее бледного. Этот выглядел лучше других — профессиональная работа, не самоделка.

— Джек Бенчли? — спросил Зебровски.

— А кто его спрашивает?

Зебровски сверкнул значком, я сверкнула своим.

— Сержант Зебровски из Региональной Группы Расследования Противоестественных Событий.

— Федеральный маршал Анита Блейк.

Джек Бенчли заморгал сильнее, будто пытался проснуться.

— Блин, а с чего это ко мне завалились Команда Призраков вместе с Истребительницей, едва солнышко зашло?

— Давайте войдём и это выясним, — предложил Зебровски.

Вампир вроде как задумался.

— Ордер у вас есть?

— Мы не собираемся обыскивать ваш дом, мистер Бенчли. Мы хотим задать вам несколько вопросов, только и всего.

Зебровски улыбался, и улыбка даже ещё не стала вымученной.

Я не пыталась улыбнуться — настроения не было.

— Какого рода вопросы?

Я ответила:

— Вопросы такого рода, как зачем вы были на той стороне реки в стрип-клубе, когда я точно знаю, что Малькольм вам велел держаться подальше от подобных мест.

Теперь я тоже улыбалась, но улыбка эта была скорее оскалом. Иногда улыбка, а иногда и нет. Если хотите выяснить — поднесите руку к собачьей пасти.

Бенчли явно не хотел выяснять. Теперь он вполне проснулся, проснулся и испугался. Облизав губы, он спросил:

— Вы расскажете Малькольму?

— Зависит от вашей готовности к сотрудничеству, — ответила я.

— Маршал Блейк что хочет сказать: если мы получим достаточно информации от вас, то не будет надобности беспокоить главу Церкви Вечной Жизни.

Зебровски по-прежнему улыбался и разговаривал благожелательно. Наверное, роль злого копа сегодня досталась мне. Вполне меня устраивает.

— Я понял, что она хочет сказать, — сказал вампир.

Он отодвинулся в сторону, следя за тем, чтобы держать руки на виду. У Джека Бенчли, человека, были неприятности с полицией — по мелочам. Парочка пьяных дебошей, обвинение в нападении и жалоба от соседей на домашний скандал. Ничего серьёзного, просто слишком много выпивки и мало здравого смысла.

Когда мы вошли, он закрыл дверь и прошёл к дивану. На кофейном столике, где мусора было почти столько же, сколько у Зебровски на заднем сиденье, он нащупал сигарету и зажигалку. Потом закурил, даже не спросив, не возражаем ли мы. Очень невоспитанно.

Никаких стульев в комнате не было, так что мы остались стоять. Опять же невоспитанно. Хотя в такой грязи я не уверена, что села бы, будь мне даже предложено. В столь захламлённой комнате должно было бы и пахнуть затхлостью, но не пахло. Пахло здесь как в пепельнице, но это не то, что запах грязи. Я бывала в домах, безупречно убранных, но воняющих табачным дымом. Я не курю, и потому обоняние у меня на эти вещи не притупилось.

Он затянулся как следует, кончик сигареты засветился ярче. Вампир выпустил струйку дыма из носа и угла рта.

— Что вы хотите знать?

— Почему вы вчера ночью рано ушли из «Сапфира»? — спросила я.

Он пожал плечами:

— После одиннадцати. Я бы не назвал это «рано».

— Ладно, ладно. Так почему же вы ушли в это время?

Он посмотрел на меня, глаза его сузились за поднимающимися струйками дыма.

— Скучно было. Те же девчонки, то же представление. — Он пожал плечами. — Честно говоря, эти девчонки веселее смотрелись в те времена, когда я мог выпить.

— Да уж, — сказала я.

— В какое точно время вы оттуда ушли? — спросил Зебровски.

Бенчли ответил. Мы стали задавать обычные вопросы: когда? Почему? С кем? Был ли кто-нибудь на парковке, кто может подтвердить, что он сел в машину и не задержался на стоянке?

— Задержался, — сказал Бенчли и засмеялся. Настолько сильно засмеялся, что показал клыки — такие же жёлтые от никотина, как и остальные зубы. — Я не задерживался, офицер. Я просто уехал.

Я про себя думала, можно ли сказать ему в его собственном доме, чтобы он погасил сигарету, и сделает ли он это, если я попрошу. Если я велю ему погасить, а он этого не сделает, мы покажем слабину. Если я схвачу сигарету и затушу её в пепельнице, это будет вторжение в частную жизнь. Я решила задержать дыхание и надеяться, что он скоро докурит.

Он сделал ещё один живительный глоток дыма и заговорил, выпуская этот дым изо рта.

— Я чего-то не знаю? Кто-то из других вампов слишком далеко зашёл с какой-нибудь танцовщицей? Или верные члены церкви решили меня подставить?

— Вроде того, — ответила я тихо.

Он вытащил из свалки на столе пепельницу — старую, светло-зеленую керамическую, с поднятыми бортами и держателем для сигарет посередине, напоминающим тупые зубы. Вампир сердито загасил сигарету, даже не скрывая, что он сердится. А может, мертвец с пятилетним стажем ещё не научился скрывать. Может быть.