Я провела рукой по закруглению зада, и Натэниел чуть застонал. Пальцы мои заскользили ниже, вдоль линии бедра. Не то чтобы его ноги были в запретной зоне в том смысле, в каком другие части тела, но я поняла, что разделила его тело по линии талии, как будто это линия фронта. Выше этой линии — мы, ниже — запрет. Бедро у него было гладкое и твёрдое от мышц.

Положив руку ему на бедро, я пустила пальцы бродить кругами по его заду. От этих движений он стал издавать резкие быстрые звуки, почти звуки протеста.

Голосом таким же ленивым и ласковым, как мои движения, я спросила:

— Это что, больно? Ты стонешь.

— Нет, — ответил он, и в голосе было напряжение, даже намёка на которое не было в теле. — Просто я так давно хотел, чтобы ты меня трогала. Это… это невероятно, когда твоя голова лежит на мне, а руки меня гладят. Бог ты мой, это так хорошо!

Я очень-очень деликатно провела вдоль щели в заду, так легко, что если бы там были волоски, я бы едва задела их, но он был гладким, полностью гладким. Я подумала, всюду ли так.

Снова я провела пальцами по контуру зада, по разделительной линии, пока не нашла первую полосочку тёплого тела, которая уже не была задом, а была полоской гладкой шелковистой кожи.

И я взялась пальцами за края этой полоски, легчайшим из пожатий, и скользнула пальцами вверх и вниз. Натэниел изогнулся под этим прикосновением, его руки хватали простыни, будто он не знал, что с этими руками делать.

Я приподняла голову и с поцелуями перенесла её на ягодицу Натэниела, как на подушку. Снова провела рукой вдоль бедра, и на этот раз стала гладить круговыми движениями под коленями, и продолжала гладить, пока мои руки не дошли до лодыжек.

Он засмеялся и стал снова извиваться, как тогда, когда я коснулась более традиционных интимных мест. На теле куда больше эрогенных зон, чем в коротеньком списке, который известен большинству. Я подняла голову с подушки его тела, чтобы больше внимания уделить лодыжкам, провела ногтями по этой чувствительной коже. Он снова отозвался извивами, приподнял торс над кроватью, дыхание вырвалось у него как что-то среднее между вздохом и смехом. Я села, чтобы пощекотать ему подошвы, и он вздохнул: «Господи!» Я тронула его стопы спереди, едва-едва касаясь, и он брыкнул ногами, будто прикосновение было невыносимым. Не у каждого ноги так чувствительны к любовной игре, но у некоторых бывает.

Я смотрела вдоль контура его тела, а он лежал на простынях, тяжело дыша. Я ведь только начала — столько вариантов, что глаза разбегаются. Нагнувшись к его лодыжкам, я лизнула косточку, водя языком как кистью, сильными влажными кругами.

Он замычал протестующе и стал дёргать ногами, но я схватила его за ногу двумя руками и придержала. Он почти закричал и опустил глаза ко мне. И что-то было в этих глазах дикое, и нежное, и очарованное.

Я чуть прикусила кожу, не сильно, просто сжала зубами, но у него от этого закатились глаза и плечи обмякли, будто он потерял сознание.

Я подалась назад по кровати, чтобы положить голову не на ягодицу, а поперёк, как на подушку. От ощущения раздавшихся под моей щекой ягодиц мне пришлось закрыть глаза и снова вспомнить, как надо дышать. Проведя рукой по линии его тела, я снова нашла эту шёлковую кожу. Но на этот раз я по ней прошла до кое-чего другого, нашла, что искала, и там кожа была мягче, чем в любом другом месте. Яички были прижаты его телом, плотные, круглые. Только часть их выдавалась наружу, где я могла их коснуться, и сочетание давления тела и возбуждения заставило их раздуться, и кожа не двигалась так свободно, как могла бы. Я хотела поиграть с этой свободной кожей, но она уже натянулась, а потянуть её значило бы доставить больше боли, чем удовольствия. И как бы Натэниелу это ни нравилось, я не была на такое готова.

Я скользнула телом вдоль его ног, раздвинула их, легла между ними. Приложила рот к внутренней поверхности бедра, но остановилась раньше, чем решила, хочу я их лизнуть, поцеловать или укусить. Остановилась, потому что за выпуклостью бедра Натэниела увидела Джейсона.

То есть я совсем забыла, что он тоже здесь. Хорошо это или плохо? Значит это, что я перестала себя стесняться, или что совсем провалилась в бездну разврата? Как бы там ни было, а я внезапно застыла, глядя поверх Натэниела в эти светлые синие глаза. То, что я в них увидела и заставило меня застыть. Похоть — она бы меня сконфузила, но была бы логичной. Однако увидела я не это. Джейсон смотрел на нас, и выражение его лица было почти печальным, а в глазах — горькое чувство утраты. И как отнестись к этому взгляду, я не знала, и потому остановилась и посмотрела поверх тела Натэниела.

Джейсон понял, что я его увидела, и опустил голову. Когда он поднял глаза снова, он уже овладел своим лицом и почти выдавил из себя шутку:

— Если из-за меня, то не останавливайся. Мне это зрелище нравится.

Голос его был обычным, но эта лёгкость до глаз не дошла.

— Врёшь, — сказала я.

Он улыбнулся невесело:

— Я думал, ты слишком занята, чтобы меня заметить. Надо было сообразить, что, когда молчит ardeur, ты внимательнее.

— Что там? — спросил Натэниел.

— Толком не пойму, — ответила я.

— Да не бойтесь, — сказал Джейсон. — Не сохну я по тебе, Анита, и по Натэниелу, если на то пошло. Но сохну по тому, чтобы кто-нибудь на меня затратил столько же времени и внимания.

Я поглядела на него, сдвинув брови.

— Бывает секс, бывает хороший секс, но я дорого бы дал, чтобы кто-то меня касался так, как ты касаешься Натэниела. У нас с тобой потом будет секс, и будет классный, но на меня ты так смотреть не будешь.

Я вздохнула:

— Кажется, у нас уже был такой разговор. Ты хочешь, чтобы тебя поглотила любовь, а моя цель в жизни — чтобы меня ничего не поглотило.

— Забавно, правда? Я хочу, чтобы на меня кто-нибудь хоть раз посмотрел, как ты на Натэниела, а ты этого боишься до смерти. Ты все твердишь, что ardeur — это проклятие, но если бы не ardeur, у тебя не было бы Натэниела, не было бы Мики. Я даже не на сто процентов уверен, что ты бы устраивала двойные свидания с Ашером и Жан-Клодом.

Я положила руки поперёк ягодиц Натэниела и опустила на руки лицо, глядя на Джейсона. Глядела и старалась вслушаться, что он говорит.

— Не уверена насчёт Ашера. Когда перешагнёшь уже несколько черт, ещё одна — не слишком большая важность.

— Вот именно, — сказал Джейсон.

— Так ardeur — это что? Благословение?

— Посмотри, на что ты опираешься руками, и попробуй мне сказать, что нет. Я слышал тебя раньше, Анита. Если бы к тебе не пришёл ardeur, ты бы застряла, где была. Ты бы все ещё сражалась с тем, чего ты хочешь, ради того, чего тебе полагается хотеть.

Я смотрела на него, лёжа на Натэниеле. Натэниел приподнялся на локтях и тоже смотрел на Джейсона. И нам обоим совершенно не мешало, что он здесь. Это плохо? Я не чувствовала, чтобы это было плохо.

Хотела я поспорить, но не могла бы. То есть могла бы, но это бы прозвучало глупо. Если бы не пришёл ardeur, где я была бы? Мне подумалось, что все ещё с Ричардом, но вместе с этой мыслью пришёл и правильный ответ. Ричард использовал ardeur как предлог, чтобы от меня удрать, но ему и так в моей жизни ничего не нравилось. Не нравилась моя работа на полицию, подъем зомби, непринуждённые отношения с вампирами и оборотнями. Как ни парадоксально, ещё больше ему не нравилась моя готовность принять его вместе с его зверем. В тот миг у себя в ванной я слишком глубоко заглянула ему в голову. Лучше всего это сказал Дамиан: Ричарду его стыд дороже всего на свете.

Так где бы я сейчас была, если бы не ardeur? Мики не было бы, Натэниела тоже, Ашера тоже. Были бы только расследования убийств, подъем зомби да ликвидация вампиров. И вообще, если бы не ardeur, я бы осталась с Жан-Клодом или нашла бы повод от него удрать? Не знаю. Второе похоже на правду.

Я посмотрела на Джейсона, устроилась поудобнее на теле Натэниела. Он вздохнул и опустил голову на постель.