— К сожалению, я ничем не мог помочь. У меня, как у духовного лица, совершенно нет своих солдат.

— А брат Витторио?

— Брат Витторио — человек Его Высокопреосвященства, а не мой. Рад, что с Вами все хорошо. Гостевые апартаменты ждут гостей. И с прислугой у нас полный порядок. Не угодно откушать? Может быть, ванну?

Сын боярский Устин Умной, он же Justinien Spirituel в переводе на французский, проделал долгий и нелегкий путь, чтобы добраться из родной Москвы до далекого Турина.

Летом текущего года крымские и казанские татары дошли до Москвы. Устин честно сражался в конном строю, но пропустил сильный удар в голову и попал в плен. Рынок в Крыму, скамья на османской галере. Капитан предлагал всем желающим принять ислам и служить султану, но Устин отказался.

Не прошло и пары месяцев, как галера, где греб Устин, проиграла абордаж генуэзскому галиоту «Пегас». Христианам предложили свободу в обмен на латинское причастие. Устин снова отказался и снова попал на весла.

Капитану «Пегаса» гребцы нужны были больше, чем социальная справедливость, а на скамьях у него и так большей частью сидели христиане. Преимущественно, католики, хотя попадались и православные греки. В Генуе, в отличие от Венеции, предпочитали не искать добровольцев на весла, а сажать на галеры преступников, военнопленных и просто купленных на рынке рабов.

Еще через месяц «Пегас» взяли на абордаж отчаянные немцы. Оруженосец, священник и трое разбойников выдали себя за курьеров, поднялись на борт и считанными фразами подняли восстание гребцов. Устин выступил на стороне тех, кто обещал ему свободу.

На этот раз ему повезло. Он получил и свободу, и столько трофеев, сколько смог унести. Возглавлявший атаку Фредерик фон Нидерклаузиц, оруженосец лет пятнадцати, ничего не требовал и ни к чему не обязывал. Немец вежливо попросил Устина о помощи, и Устин, конечно же, не отказал. Было бы свинством не отплатить за свободу. Помощь состояла в том, чтобы немного поскакать верхом и чуть-чуть при необходимости помахать мечом.

Со слов Фредерика, он напал на «Пегас», чтобы отбить золото, украденное у короля Франциска и доставить его по назначению, в армию короля. Целых четыре телеги золота в монетах и слитках. Устин посчитал, что это достойная цель и помог золотому обозу добраться до городка Вогеры. По пути на обоз напали предыдущие владельцы, но разношерстная ватага, которую собрал дядя Фредерика Максимилиан де Круа, с немалыми усилиями отбилась.

В Вогере золотой обоз постучался в двери сеньора Галеаццо Сансеверино, верного рыцаря короля. Сансеверино отжал двадцать три тысячи дукатов, приставил к золоту эскорт в двадцать три тяжеловооруженных всадника, и обоз на следующее утро двинулся дальше.

Устин же получил не оговоренное заранее, но справедливое вознаграждение в две тысячи генуэзских дукатов и остался в гостях у Сансеверино. Но не в Вогере, а вместе с хозяином города выехал в Турин. Сансеверино обещал представить Устина к двору короля Франциска, чтобы гость из далекой Московии с королевским обозом легко добрался до Парижа, а оттуда морем домой через Кале и Новгород.

Сам Устин не смог бы так хорошо со всеми договориться, потому что кроме русского говорил по-татарски, по-польски и на восточном диалекте немецкого, который плохо понимали западные немцы. Но Бог послал ему персонального переводчика с польского и восточно-немецкого на французский и все прочие языки. Старого монаха по прозвищу Книжник, который раньше служил госпиталием в монастыре и принимал паломников, идущих в Рим из Восточной Европы.

Вместе с Фредериком фон Нидерклаузиц в освобождении Устина принимал участие отец Тодт, ранее известный на суше как Безумный Патер. Духовным образованием он не мог похвастаться, потому что много лет назад купил приход за свою долю военных трофеев. Происходил он из швейцарской глуши, а прозвище заслужил тем, что окормлял своих прихожан во всех военных походах, куда они ходили не во славу Господа, а за звонкой монетой.

С ранней молодости до седин Тодт окормлял паству в маленьком швейцарском городке. Водил прихожан в боевые походы во славу царей земных, нес им божье слово и пару запасных алебард.

Два года назад Тодт, казалось, окончательно сошел с ума и решил на старости лет повоевать все-таки за царя небесного, а не за царей земных. Бог очень удивился, услышав молитвы со знакомым акцентом из мест, куда швейцарцы по доброй воле не попадают. Внимательно последив за морской карьерой Тодта, а тот был капитаном солдат в не особенно удачливом экипаже, Господь решил, что для всех будет лучше, если этот сухопутный до костей мозга человек в обозримом будущем вернется к своим старым прихожанам.

Настоящим моряком Тодт так и не стал, и его «Санта-Марию» во всех портах называли «ладьей Харона», а его экипаж — худшим экипажем Средиземного моря. Тем не менее, Тодт исправно командовал корабельными солдатами, ходил в рейды, сражался на абордажах, топил османов, тунисцев и алжирцев, и в целом принес христианскому воинству больше пользы, чем вреда.

Последнее морское приключение закончилось тем, что капитан Харон погиб, матросы разбежались, а очередная трофейная «Санта-Мария» досталась на разграбление корсиканским береговым пиратам. Тодт и вышеупомянутый брат Книжник попали в марсельскую тюрьму за подделку судовых документов, пиратство, контрабанду пряностей и организацию побега.

Из-за решетки их вытащил Максимилиан де Круа. Ему нужны были верные люди, чтобы доставить по назначению золото короля Франциска, которое было предназначено для французской армии и потерялось в Генуе. Тодт знал, что его прихожане в этой войне воевали на стороне Франции, и принял как знак свыше призыв доставить им их честно заработанные дукаты.

Прихожанам в ближайшее время грозила лютеранская и кальвинистская ересь. Бог посчитал, что блудному пастырю неплохо бы добавить авторитета. Волей Господа, Тодт вернулся к прихожанам с полной телегой золота по оптимистичным подсчетам примерно на пятьдесят-шестьдесят тысяч дукатов монетой и слитками. Его встретили как пророка, рыдая и раскаиваясь во всех грехах.

Сам Тодт нисколько не возгордился. Наоборот, он подумал, что надо быть достойным проявленного уважения. Быстренько сбегать в паломничество и поклониться какой-нибудь высокой святыне, пока снова не начались боевые действия.

Вместе с Тодтом в Монцу привез золото разбойник по прозвищу Мятый. Месяца не прошло с тех пор, как Тодт мобилизовал Мятого с каменоломни в матросы. Через считанные дни после мобилизации команда «Санта-Марии» оказалась в марсельской тюрьме с четырьмя смертными приговорами каждому в ближайшей перспективе. Из тюрьмы моряков вытащил недавний фрахтователь. Французский рыцарь Максимилиан де Круа получил задачу доставить груз золота из Генуи в действующую армию и остро нуждался в верных людях. Мятый вызвался добровольцем вместе с Тодтом и бок о бок с ним довел четверть груза до получателя.

Свое прозвище Мятый получил за то, что у него на лбу над правым глазом красовалась особая примета. Вмятина размером с яйцо. Когда-то очень давно ему поломали череп, и как срослось, так срослось. С той же поры и в волосах появилась преждевременная седина.

Но более важно, что у Мятого поехала крыша. И не в одну сторону, а сразу в несколько.

Во-первых, и это еще цветочки, Мятый считался бесноватым. Даже в быту он мог вспыхнуть, как порох, из-за мелкой ссоры. Вспыхнув, он становился в разы злее, сильнее и ловчее. Мог взлететь на крышу, цепляясь за выступы на стене. Мог запрыгнуть на коня позади всадника и поразить рыцаря кинжалом в шею быстрее, чем сообразят и всадник, и конь. Мог выхватить меч и рубиться в таком темпе, который бы долго не выдержали даже фехтмейстеры.

Во-вторых, Мятый не осиливал жить своим умом и нуждался в покровителе, который бы придавал смысл его жизни. В Генуе он верой и правдой служил разным преступным авторитетам. Но поначалу его верности хватало на годы, со временем на месяцы, и, может быть, уже пришла пора говорить про недели. Перед тем, как попасть на каменоломни, он несколько раз предавал и бросал своего атамана и каждый раз возвращался.