— От скуки!

— От поноса!

— От поста и молитв!

— От отравы!

— Кто сказал от отравы? — Трибуле строго оглядел публику, — За что во Франции травят мужчин?

— За измену! — выкрикнул женский голос.

— Наоборот! — ответил ей мужской голос, — Это изменщицы нас травят!

— Зачем? — спросила Колетт.

— Чтобы освободить постель любовнику! — ответил тот же голос.

— Чтоб мы их первыми не отравили! — ответил другой.

— Ой-ой, какие рогоносцы нежные, — сказала Колетт, и дамы рассмеялись.

Колетт снова запела.

— Как минется зима, в леса вернутся птицы,

Рогатые мужья собьются в вереницы.

Мой встанет впереди, он знамя понесет,

Твой в арьергарде пузом затрясет.

А мы с тобой придем со стороны

Воззреть на шествие невиданной длины.

Зрители отреагировали умеренным смехом.

— Почему господа рыцари едва хихикают? — издевательским тоном спросил Трибуле, — Неужели здесь больше тех, кто носит рога, чем тех, кто рога наставляет?

— О нет, пожалей их, Трибуле, — попросила Колетт, — Я знаю, ты сейчас попросишь похлопать первых, а потом вторых.

— Как раз собирался.

— А сам-то ты за кого?

— Я промолчу.

— Почему?

— Не могу же я разорваться.

— Ты женат?

— Нет, но у меня есть любовница. И она изменяет мне не только с мужем.

— Вам смешно, да? — спросила Колетт, — Над собой смеетесь. Я сейчас возьму этот кувшин, — она взяла со стола почти полный кувшин вина, — И оболью парочку хорошо известных мне рогачей.

Колетт с кувшином двинулась вдоль стола, и почти все мужчины на ее пути то наклоняли голову, то прикрывались шляпами или плащами.

— Думаете, я иду обливать Вас, мессир? Или Вас? Может, Вас, Ваше Высочество? — смеялась Колетт.

— А Вы, сударь, почему не укрываетесь? — она остановилась напротив молодого оруженосца.

— Я уж точно не рогоносец! — гордо ответил он.

— Почему же?

— Потому что я не женат, и у меня нет любовницы.

— Так Вы девственник? Какой ужас! Дамы, вы слышали? Здесь есть нетронутый красавчик, который точно не занесет на ваше лоно ни известных насекомых, ни что похуже! Посмотри по сторонам, дружок, полюбуйся, с кем ты мог бы быть еще вчера!

Парень повернулся, зацепился взглядом за откровенно нескромные выражения лиц сразу нескольких дам и покраснел.

— Колетт, обрати внимание, — сказал Трибуле, — Вот этот еще более юный герой желает что-то сказать.

Колетт подошла к десятилетнему Бонифацию Палеологу.

— Когда я вырасту, моя жена будет любить только меня, — гордо сказал тот.

Публика вокруг зааплодировала.

— А Вы, Ваша светлость, будете любить только ее? — спросила Колетт.

— Да. Мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.

— Браво! Вот самый добродетельный мужчина этого дня!

Трибуле отбежал к двустворчатой двери, у которой стояли двое нарядных стражников.

— Поскольку мы с Колетт непревзойденные мастера слова, местный шут решил не позориться и сбежал, куда глаза глядят. Зато наши дорогие гости привезли своих домашних любимцев, чтобы Его Величество не заскучал без любимых собачек и котиков, — объявил он.

— Эй, я про тебя говорю! — крикнул шут королю, — Скучаешь по своим псинам?

— Нисколько! — ответил Франциск Первый.

— А по шлюхам?

— Отдыхаю от них!

— А по жополизам?

Король замешкался, и за него ответила Колетт.

— Конечно, не скучает, они же все здесь.

— Тогда вот вам настоящий медведь из далекой-далекой Польши! — провозгласил Трибуле.

Стражники распахнули створки дверей, и ливрейные слуги выкатили просторную клетку из вертикальных железных прутьев между деревянным полом и деревянной крышей.

В клетке сидел крупный бурый медведь. В окрестных лесах такие не водились, но медведь не самое сложное создание с точки зрения художников, поэтому все присутствующие сразу узнали зверя и нисколько не удивились. Рядом с клеткой выбежал пестро одетый укротитель.

Медведь встал на задние лапы и сердито зарычал. Люди ответили ему одобрительными возгласами.

Король Франциск заинтересовался, встал и подошел к клетке. За ним подошли и дамы с помоста, а Карл Добрый с супругой остались сидеть.

— Есть ли здесь рыцари, которым доводилось охотиться на таких зверей? — спросил король.

— Есть, Ваше Величество! — ответил Трибуле, — Вот тот русобородый рядом с Сансеверино.

Устина толкнули в бок. Он встал, подошел к королю и поклонился. С ним тут же засеменил Книжник. Вдруг король не захочет говорить по-немецки.

На Руси Устин считался среднего роста. Среди французского рыцарства — чуть ниже среднего. Но Его Величество смотрел сверху вниз вообще на всех. Пока он сидит, это незаметно. Просто пропорционально сложенный стройный дворянин. Но когда он стоит рядом, даже неловко, что ты, почтительно склонив голову, совершенно не видишь лица собеседника.

— Польша? — спросил король.

— Московия. Имею честь быть вассалом великого князя Василия Палеолога, прямого потомка императора Византии и дальнего родственника Палеологов Монферратских.

На Руси великий князь Василий Третий титуловался по отцу Рюриковичем, но Устин с подсказки Сансеверино и Книжника решил, что так будет лучше.

— Добро пожаловать, — ответил король, оглядывая гостя. С легким удивлением поднял бровь на саблю на фоне слегка старомодного европейского костюма, но замечания не сделал.

— Охотитесь на медведей? — спросил он.

— Да. Мы на Руси хорошо знакомы с медведями, — ответил Устин, — Это самый крупный, умный и злой хищный зверь, который водится в наших краях. Сложная добыча для охотников.

— Когда я был маленьким, камердинер рассказывал мне на ночь сказки о далеких землях. Среди прочего он пересказывал сочинение некоего Яна Длугоша про Польшу. Московия где-то рядом с Польшей?

— Да, Ваше Величество. Московия граничит с Польшей с востока.

— Прекрасно. Так вот, во времена оны, а может быть, и сейчас, в Польше водились рыцари, которые могли задавить медведя в объятиях. Правда это или нет?

— Не знаю насчет Польши, но в Москве встречал я благородных мужей, которые померялись бы силой и с медведем.

— А сам?

— Сам я ходил на медведя с копьем и топором. Но лучше нет оружия для охоты, чем татарский лук. Надо подкрасться к медведю с подветренной стороны как можно ближе, тихо прицелиться и выстрелить в сердце.

— Как можно ближе, это на сколько шагов?

— Двадцать-тридцать. У медведя на самом деле хороший слух, но он никого не боится. Когда он ест, он не любит отвлекаться и будет до последнего делать вид, будто не замечает охотника.

— Славно. Жаль, что в наших лесах нет лишних медведей. А ходят ли на медведя с мечом, как на кабана?

Устин удивился. Зачем кому-то ходить на кабана с мечом?

— Хотела бы я посмотреть охоту на медведя, — мечтательно протянула Франсуаза де Фуа и обернулась к укротителю, — Может, откроем клетку? Дадим этому славному рыцарю копье или топор?

— Медведь пойдет не на охотника, а на безоружных, — ответил Устин, — Может быть, сразу бросится на дам.

— Видно знающего человека! — польстил укротитель, — Именно так он и сделает.

Укротитель, очевидно, не хотел потерять выплаты за содержание медведя и посредничество между мясным рынком и пастью прожорливого зверя.

— Так окружите его стражниками с копьями, — недовольно сказала фаворитка.

— Если только рыцарями, — сказал Устин, — Простолюдины разбегутся сразу, как медведь пойдет на них.

— Пехота не разбегается при атаке кавалерии, — возразил король.

— Медведь опаснее, чем конь, — ответил Устин, — Не выпускайте его, прошу. Будет много крови.

— Он привык жить в клетке, — сказала Франсуаза, — Он подобен рабу.

— Когда бы вы знали, какая злость и ярость скрыта в душах рабов, — вздохнул Устин.