Отец Пандольфо подглядывал через плечо и согласился, что такие письма стоит отправить, чтобы ни слуги, ни штатгальтер Нидерландов не поднимали шум из-за исчезновения четы де Круа.
Вскоре после завершения мистерии Шарлотта де Круа покинула гостеприимного викария в сопровождении Марты и камеристки Жанны.
— Карета подана, Ваша милость, — сказал брат Витторио.
— Жанна, Марта, поехали, — приказала Шарлотта.
Жанна уже сидела наготове. Она помогла госпоже накинуть плащ и выбежала за ней вниз.
У двери стоял в ожидании писем старший егерь Марио.
— Я готов, Ваша Светлость!
— Отвези два письма в Кастельвеккьо. Нашему управляющему и Маргарите Австрийской.
— Передам в лучшем виде.
— Молодец ты мой.
На прощание Шарлотта расчувствовалась, заплакала, обняла Марио и шепнула ему на ухо:
— Сначала скажи Дино и Джино, что я в Сакра-ди-Сан-Мигеле у отца Жерара.
— Да, госпожа, — ответил Марио.
— Беги.
Марио выскочил за дверь, оседлал мула, ударил пятками в бока и умчался. Насколько это слово применимо к поездке верхом по улочкам, полным народа.
Шарлотта в сопровождении Марты и Жанны с достоинством дошла до кареты. На козлах сидел монах. Как-никак, карета епископа. Не то, чтобы благостный слуга Господа, а недобрый сильно побитый мужик в сутане. Второй такой же закрыл за женщинами дверцу кареты и сел рядом с первым.
Проехав немного по предместью, карета остановилась. К пассажиркам подсела нарядно одетая горожанка с двумя детьми, мальчиком и девочкой.
— Филомена Кокки, жена уважаемого человека и дочь еще более уважаемого, — пояснил один из сопровождающих.
Шарлотта захотела поругаться по поводу нежданных попутчиков, но обратила внимание, что Марта кивнула Филомене.
— Твой муж случайно не Антонио Кокки, фехтмейстер из Генуи? — спросила Шарлотта.
— Да, госпожа, — ответила Филомена.
На этом Шарлотта расхотела ругаться. Кокки свой, значит и его жена из своих.
Викарий помахал дрожащей рукой вслед карете, вытер слезу и повернулся к брату Витторио.
— Тебе задача по твоему профилю, — сказал он, — Отец Инноченцо ведь приказал тебе меня слушаться?
— Давайте Вашу задачу, Ваше Преосвященство.
— У нас есть подземный ход между дворцом епископа и замком Акайя. Пройдешь в замок, спустишься в подвал, где тюрьма, убьешь там известного тебе рыцаря.
— Максимилиана де Круа?
— Да.
— Можно узнать, зачем?
— Потому что если рыцаря будут пытать, то он расскажет и про епископа, и про аббата, и что пришел к королеве оправдывать Медичи не по своей инициативе, а по инициативе этих самых Медичи, в сотрудничестве с которыми замечен. Наши недоброжелатели после этого убедят Луизу Савойскую, что де Круа с самого начала был человеком Медичи.
— Но он же не воровал королевское золото у рыцаря королевы. Он переукрал его у Альфонсо Тарди и Лиса Маттео.
— Луизе Савойской нужен козел отпущения, на которого можно повесить эту кражу. Сейчас она знает, что мы не при чем. Но это знание не помешает ей в сговоре с генуэзцами убедить короля Франциска, что во всем виноваты мы.
— Мне кажется, генуэзцы уже придумали правдоподобную версию для короля. Отец Инноченцо говорил, что они свалили все на покойного де Тромпера, начальника французской таможни в Генуе, и покойного де Лаваля, рыцаря, который должен был доставить деньги в Милан.
— К мертвым исполнителям отлично можно пристегнуть живого заказчика.
— Зачем?
— Из личной неприязни или из политических раскладов.
— А… Ну да, можно.
— Теперь по делу, — викарий развернул лист пергамента, — Запомни эту карту. Здесь мы, здесь дворец, здесь внутренняя лестница, здесь тюрьма.
Витторио сидел над планом, пока не стемнело. Поворачивал его так и этак. Подходил к окну и смотрел за замок. Потом попросил благословления и ушел под землю.
10. Глава. 27 декабря. Третий раз это уже привычка
Третий раз за месяц в темницу, — подумал Максимилиан, — Ладно бы в башню, так в подвал, как какого-то преступника. И что делать?
Дежурного охранника в коридоре не оставили. Тюремщик, пока не ушли конвоиры, пересмотрел все помойные ведра и поставил единственному заключенному то, что получше. Потом зажег в коридоре несколько масляных ламп и тоже ушел.
При тусклом свете ламп Макс сел на каменную табуретку, поднял штанину и отцепил от ноги протез. Хорошо, что от голени осталось достаточно кости и мяса, чтобы опираться на подушку в протезе. А то бы никаких тебе пеших турниров. И так тяжело.
Макс помассировал культю. Протер ее начисто рубашкой. Снял с протеза подушку и тоже хорошо протер ее. Повернул, раскрыл на петлях и снял с протеза деревянный кожух, выполненный по образу и подобию здоровой ноги. Из туфли остался торчать стальной стержень, упиравшийся в сложный шарнир внизу, сбалансированный пружинками.
Из кожуха Макс извлек три тонких стальных детали, из которых сразу свинтил составной ромбический стилет без гарды общей длиной в локоть. Одна грань была заточена, по другой нарезаны зубья как у пилы по дереву.
Взвесил в ладони туго скрученный кожаный мешочек с золотыми дукатами и такой же мешочек с серебром. Дукатов хватило бы на коня и меч, а серебро, хотя оно и больше в объеме, нужно на мелкие расходы там, где золотом не платят. Впрочем, у него забрали меч и кинжал, но не кошелек. Благородный человек вправе улучшать условия своего заключения на возмездной основе.
Еще в протезе нашлась бухта толстого шелкового шнура. Если на нем завязать узелки, то можно спуститься с довольно большой высоты. С одной ногой не стоит прыгать даже там, где стоит прыгать с приземлением на две ноги.
Огниво и трут. Маленький ножик с лезвием едва в три пальца. Хлопковый платок. Им можно проложить подушку, если протез будет натирать культю. Запасной ремешок с пряжкой, если порвется одно из креплений.
Вот самое актуальное. Напильник и пилка по металлу. Возьмут ли они эти прутья? Конечно, возьмет. Скорее всего, здесь мягкое некаленое железо. Достаточно подпилить один прут снизу. Потом приложить усилие, он сломается. Потом загнуть прут кверху, и в дыру может пролезть человек. Может и не пролезть. Лучше подпилить сразу два.
Макс нисколько не сомневался, что оправдательный приговор ему не светит. Можно даже на судебный процесс не надеяться. Придет палач и удавит.
Попытался почесать под левой лопаткой около раны. Если сидеть тут долго, то кто будет менять повязки? Голова и левая рука вроде зажили и не кровоточат. А сегодняшняя рана на спине?
Пилить сейчас или подождать? Заключенных должны кормить. Поэтому лучше подождать, поесть и начинать пилить.
Макс собрал все в протез, оставив под рукой только инструменты по металлу.
— Эй ты, подойди сюда, — сказал он в пустоту.
Вдруг кто-то сидел в пределах слышимости, но за углом коридора. Здесь под землей тихо, и стражник услышал бы даже негромкий скрежет пилы и напильника.
Никто не ответил. Макс покричал в пустоту еще немного, не особенно повышая голос, и пришел к выводу, что ради одного заключенного не стали устраивать постоянное дежурство охраны.
Через некоторое, довольно скучное, время принесли обед. Кусок вареной говядины, хлеб, кружка вина. Тюремщики, по-видимому, еще не определились, как надо кормить заключенного. С одной стороны, это благородный человек, достойный аудиенции у Ее Высочества. С другой стороны, раз он здесь, то его социальный статус несколько снизился.
— Захотите другой еды, любой каприз за Ваши деньги, — сказал тюремщик.
— Хочу уйти отсюда. Сколько с меня? — спросил Макс на всякий случай.
— Не, Вы что! Мне еще дорога моя работа и моя голова.
— Двадцать дукатов.
Тюремщик задумался.
— Это твой доход за полгода, — прикинул Макс.
— Нет, мессир. Я из города в жизни не выезжал. Куда мне бежать на старости лет. Да и дохода у меня больше, чем Вы думаете. Еще поделиться надо будет. И потом бежать из Турина. Может, Вас и не догонят, а меня точно догонят. Вас, если догонят, то вернут сюда, а меня, если догонят, то на месте и повесят.