Ворон вновь чуть дёрнулся. Если я хочу вывести этого типа из себя, то линию поведения я выбрал верно. Пусть и преследовал совершенно иные цели.

— Чего ты добиваешься, сиин? Может, хватит этого представления?

— Чего я добиваюсь? Сперва, чтобы вы освободили заложников. Затем я заберу твою жизнь, тут иначе никак. Знаешь, у меня до сих пор стоит в памяти момент, когда ты жрёшь заживо моих сородичей. Такое не забывается. Тут только перекрывать ещё более яркими воспоминаниями — как ты сам подыхаешь за всё, что натворил. Ну а потом так и быть, кто не замечен в особой жестокости — будет жить.

— Хорошо.

— Что? — я не поверил своим ушам.

— Хорошо. Ты получишь то, что хочешь, если дашь слово.

— О том, что я отпущу тех, кто останется?

Ворон мрачно кивнул.

— Ты в любом случае сдохнешь, — напомнил я.

— Мой народ будет жить, сиинтри.

— В рабстве у моего народа, ворон.

— Если ты вправду способен исцелять от пустоты, пусть так. Это справедливая плата, — ещё больше огорошил меня глава ворон.

— Вы считали нас безмозглой пищей, когда наш народ назвал вас братьями в Небесном Городе. Почему ты решил, что я стану спасать предателей, ударивших в спину?

— Ты говоришь… об очень далёких событиях, о которых ничего не знаешь, бельчонок.

— Я говорю, как наследник Небесного Короля и королевы Леандарк’сиин, если тебе о чём-то говорят эти имена.

Последовала долгая пауза. Ворон изучающе смотрел на меня, и я ответил ему тем же, не отведя взгляд. Лилово-чёрные глаза пустотника, покрытые чёрными пятнами.

— Я помню безумного короля… Как же давно это было. Тогда я признаю, что ты в своём праве… небелка, — ворон вдруг усмехнулся. — Подумать только, я едва не съел тари…

— Сколько же тебе лет… и скольких сиинтри ты сожрал?

— Много и многих. Я не буду просить прощения — что сделано, то сделано. Мой народ выжил. Твой — тоже. По крайней мере, один из твоих народов. Когда ты проживёшь две с лишним тысячи лет, ты поймёшь меня.

— Значит, чтобы ты почувствовал то же, что чувствую я, мне нужно казнить у тебя на глазах всех твоих сородичей?

— Ты не сделаешь этого. Ты дал слово.

— Поверь, есть тысячи способов его обойти.

— Значит, так тому и быть, и мы потеряли свой шанс, когда последний сорамин стал пустотником. В любом случае, я сделал то, что мог. У меня не было других решений.

— И это всё, что ты можешь сказать, зная о том, что твой народ обречён из-за вашего же удара в спину союзника?

— Остальные этого не помнят. Они родились уже после Последнего Оплота. Решение было принято мной. Другого способа замедлить обращение в порождение пустоты я не знаю. Однажды ты поймёшь, что иногда лидеру приходится принимать и такие решения. А теперь… если это успокоит твою душу, я дам тебе бой.

Ситуация мне почему-то не нравилась. Вроде бы я победил, но как-то неправильно. Привкус у победы был каким-то… кислым. Зачем было похищать моих сородичей? Зачем было приходить сюда с таким пафосом и с кучей мехов, чтобы… просто сдаться?

Это же ловушка. Наверняка какая-то хитрая ловушка. Но я ума не приложу, в чём она заключается. Он ведь действительно живым отсюда не уйдёт, никак. С Многоцветьем я могу побеждать существ во много раз сильнее меня. Всё учтено. Мы и количественно и качественно сильнее. Мы защищены от пустоты, их главного козыря. Я не вижу ни одной уязвимой точки в своём плане.

В чём я не прав?

Что я упускаю из вида?

Или… я просто стал настолько силён?

— Ты сдохнешь, а затем я прослежу, чтобы каждый ворон сполна вернул долг перед сиинтри. А напоследок скажу, что лекарство от пустоты действительно есть. Вы могли бы быть спасены, если бы остались другом, а не… хозяином сиин.

— Нет, белка с кошачьей кровью, — усмехнулся безумный ворон. — Тогда бы мы превратились в монстров и вырезали бы всех сиин до последнего, а затем сожрали бы друг друга, оставив лишь несколько новых принцев безумия. Но хватит слов. Возможно, я просто избавлю мир от одного наглого выскочки, а затем за тебя ответят твои сородичи.

Это была откровенная провокация. И не поддаться на неё я не мог по той же причине — меня сейчас слышал весь город. Ворон открыто сказал, что если победит меня, сполна отыграется на других.

Но учитывая всё сказанное до этого, я всё равно видел даже в этой открытой провокации лишь часть разыгрываемой сцены.

Мерцанием я оказался рядом с Вороном и сходу ударил артефактным рейлин.

Китара всколыхнула воздух — враг ушёл своей версией пустотного мерцания, а механизмы снова пришли в движение.

Гверфам и кристаллидам идея ворон вмешаться в схватку по душе не пришлась, и затихший было бой снова возобновился. Но наверное, иначе Патриарх сорамин не мог — ближайшие к нему механизмы ринулись на меня, словно единый живой организм. Каждый медный бот дополнял другой.

На меня посыпался град ударов, но запредельная ловкость позволяла видеть их будто в замедленном времени. Я видел каждый замах и легко уходил, успевая ещё и контратаковать.

Китаровый диск легко пробивал и энергетическую эфирную броню, и медь.

Я распался на двойников, оставляя механическую армию на Кобальт и Терракот. Отозванные цвета вооружились вторым китаровым диском и двумя саблями. Музыка над городом при этом не стихла — сиинтри продолжали её поддерживать даже без моего участия.

Проскользнув мерцанием через заслон мехов, я нос к носу столкнулся с противником.

Ворон атаковал меня потоком пустотного пламени, от которого я ушёл вторым мерцанием — вверх. И затем спикировал на фигуру врага сверху.

Внизу меня уже ждал сюрприз — из земли потянулись призванные пустотные цепи. Враг надеялся поймать меня в ловушку и обхватить ими, но тщетно. Я просто активировал заморозку навыка, а затем, пользуясь высокой ловкостью, прыжками спустился вниз, отталкиваясь от замороженных цепей.

Здесь Ворон встретил меня пустотным дыханием. Сплошным потоком черноты с оттенком лилового. Всё, чего оно касалось, мгновенно перерождалось в проклятую нечисть. Я снова увернулся — отскочил мерцанием на два шага назад. А там, где я только что был, пробивающиеся через камни травинки потемнели и ударились в буйный рост.

Пустотное растение потянулось ко мне, но я просто остановил время, подлетел на кошачьих крыльях над монстром и обрушился на голову Ворону.

Остановка времени работала на него странно. То есть вообще не работала, но останавливала его способности.

Ворон при моём приближении поднял левую руку вверх, и меня на миг ослепило вспышкой.

Впрочем, слепота не самое страшное для сиин. Слух и так отлично выдавал местоположение врага. Как и скрип механизмов, намеревавшихся обрушиться на меня со спины.

Но куда там!

Я развернулся, вобрал в себя цвета и силой многоцветья в веерном ударе перерубил пополам двух мехов. Ещё миг — и ещё двое пали. А я резко развернулся и прыгнул с мерцанием к ворону. Видеть его для этого мне было вовсе не обязательно.

— Исчезни! — прорезалась злоба в голосе противника. Я услышал стук ладоней в кованых медью перчатках по камню.

Битвы с магами заставили меня хорошо выучить этот жест. Хлопок двумя ладонями по полу обычно означает, что сейчас из другого мира явится нечто нехорошее.

И оказался прав. Послышался двоящийся рык — из земли вырвался силуэт саага.

Хороший ход, — хмыкнул я про себя, а сам наклонился к самой земле и активировал ещё одно мерцание, проскакивая прямо под лапами выпрыгнувшей твари, а затем сходу атаковал Ворона.

Главное правило саммонера — призыв жив, пока жив его хозяин.

Сражаться с саагом всерьёз? Ну уж нет, снимать сейчас все ограничители и доводить себя до безумия, чтобы победить воплощение пустоты, я не собираюсь. Гораздо быстрее я смогу прикончить того, кто его призвал.

Ворон вновь ушёл своей версией короткого портала. Я давил настолько сильно, что он был вынужден постоянно отступать. Так, что мы были уже на самом краю небольшой площади перед статуями трёх богинь.