Это был Безил Гриффитс, индеец-аравак, переселившийся в саванну; мне говорили о нем как о человеке надежном и хорошем организаторе. Похоже, что мне везет!

Я сказал Гриффитсу, что он и остальные носильщики должны быть в миссии через две недели, доставив туда все, чего мы не сможем захватить сегодня.

— Это значит триста с лишним килограммов, Безил! — крикнул летчик из-под крыла самолета, где он, укрывшись от солнца, подсчитывал количество израсходованного горючего и вес добавочного груза, который можно было взять с собой.

Не откладывая, мы приступили к сортировке багажа: триста шестьдесят килограммов необходимого нам в первую очередь продовольствия, канистр и товаров — и триста пятнадцать килограммов груза, который понесут Безил и его носильщики.

— О еде вам придется позаботиться самим, — объяснял я Безилу. — Вы можете не застать меня в миссии, когда придете туда: я сразу же отправлюсь к Нью-Ривер. Но я оставлю продовольствие и записку с указанием, что делать дальше. Можете взять один брезент.

— Имейте в виду, мистер Гэппи, — предостерег меня Безил, — в миссии вас ждут семеро ваписианов. Они хотят наняться на работу и, как только услышали, что вы прилетите, поспешили туда. Но трое из них скверные люди, их разыскивает полиция. Наймите Чарли, Джемса, Альберта и Гебриэла. Остальных не берите, от них вам будут только неприятности.

На этом наш разговор кончился; мы попрощались.

Входя в самолет, Уильямс взглянул на раскаленное голубое небо.

— Хороша погодка, а, Ник? — обернулся он ко мне. — Пожалуй, долетим благополучно. А вообще-то на погоду в тех краях полагаться нельзя…

Мы летели на юго-восток. Вскоре снова появились островки и мысочки леса, и вот уже под нами опять сплошные джунгли. Отсюда и до самой Амазонки непрерывно тянулся лес — белое пятно на карте; немногие исследователи проникали в этот край. Далеко впереди вздымались Серра Акараи.

Мрачные темно-зеленые джунгли, ни одного цветущего дерева, которое скрасило бы унылую картину… Крылья самолета ослепительно сверкали на солнце, мы летели словно в радужном шаре.

_{^{Море листьев}}

Уильямс был в отличном настроении. Он показывал второму пилоту наземные ориентиры. Слева — голубые громады трех гор — Бат Маунтин, Караваимен-Тау, Маруди Маунтин. А вот извилистая Куювини, «река Белоголовой маруди», зеленая от водорослей. Над лесом, точно исполинский зуб, высился на триста метров серый гранитный конус.

Еще несколько минут — и зелень внизу сменилась аметистовой мглой, а впереди открылось темное царство туч; с них свисали серые полотнища дождя. Справа цепочкой черных горбов вырисовывались Камо-Маунтинс — Солнечные горы, за ними легкой тенью угадывались Акараи.

Дождевой фронт находился прямо по курсу. На джунглях белыми подушками лежали зацепившиеся за кроны деревьев тучки — признак очень сильного ливня. Достаточно одного дня такого дождя, чтобы превратить Ганнс-Стрип в болото! Мы сидели как на иголках.

Темная холодная завеса подступила к нам вплотную, окружила со всех сторон и скрыла землю. Уильямс чертыхался: дождь, всюду дождь… Ливень барабанил в стекла кабины, хлестал по крыльям, вода просачивалась в фюзеляж. Вдруг снова показался лес, а между деревьями — чуть заметная полоска воды: Кассикаитю, «река Смерти». На желтоватом небе отчетливо выделялись черные башни туч.

В потемневших от дождя джунглях показалась прогалина, исчерченная причудливыми полосами — Ганнс-Стрип!

Самолет сделал несколько кругов в тумане.

— Канавы, — объяснил пилот, показывая на полосы. — Это мы вырыли их, когда застряли в прошлый раз. Идем на посадку. Выгружайтесь как можно скорее, а то опять завязнем!

Вираж, круг, опять вираж — где небо и где земля? Я карабкался через багаж на свое место. Вот земля мелькнула в окошке и тут же исчезла в облаках. А вот за окном проносятся зубчатые гребни гор — Акараи, Камо и другие, названий которых я не знаю… Запомнилась одна, похожая на лошадиную голову. Быстро надвигающийся лес заслонил острые пики, сильный толчок — и мы покатили по дорожке. Она вела к расположенной выше прогалине.

Дверь открылась, Уильямс и я спрыгнули на землю.

— Твердая, все в порядке, — установил он. — Пройду, посмотрю, если ближе к речке почва надежная, перегоню машину туда. Вы выиграете на этом с километр… Внимание, Никки! Идут! Берегись стрел!

Сквозь завесу дождя к нам приближалось около десяти почти голых, раскрашенных киноварью индейцев, вооруженных огромными луками и стрелами.

Дождь попортил головные уборы, браслеты и серьги, сделанные из перьев, он размыл узоры на коже, но все-таки индейцы выглядели очень красочно на фоне леса. Дружелюбно улыбаясь, они окружили нас. Пожимая руки, я заметил еще одну необычно одетую группу. К нам подходили, сопровождаемые индианками, миссионеры, двое мужчин и одна женщина — все в ярких кричащих рубахах. Они сердечно приветствовали нас, и мы отправились к реке. Самолет катил следом за нами и, словно рычащее чудовище, метался из стороны в сторону, обходя самые сырые места.

Посадочная площадка превратилась в грязное месиво. Через каждые несколько метров попадались дренажные канавы, на дне которых, под хворостом и песком, журчала вода. Нижнюю часть площадки уже затопило; мы поспешили разгрузить самолет и набрать из баков предназначенные для нас триста шестьдесят литров горючего. И вот Уильямс, помахав на прощание из кабины, разворачивает машину и взлетает над самыми деревьями. Самолет исчез в белых облаках. Я невольно ощутил себя покинутым…

Миссионер мистер Ливитт пригласил нас переночевать в миссии. Мы накрыли вещи брезентами и пошли за ним по извилистой тропке.

Только мы вошли в лес — хлынул ливень. И сразу стало холодно, трудно было поверить, что мы находимся вблизи экватора, на высоте всего ста пятидесяти метров над уровнем моря. Несколько часов мы пробирались, продрогшие до костей, через густой влажный подлесок. Тропа стала скользкой, всюду торчали, грозя пропороть живот, острые пеньки и сучья. То и дело приходилось переходить черные болотные лужи или карабкаться по глинистым буграм.

Наконец мы вышли на высокий берег, круто спадающий к угрюмым водам Эссекибо. Внизу ожидали четыре лодки. Индейцы выстроились в цепочку грузить вещи, а миссионер, медсестра и я сели отдохнуть.

Маленький кирпично-красный краб взбирался по корню, омываемому зеленоватой водой. Чуть поодаль из глубины выплыла толстая палка — электрический угорь; он коснулся головой поверхности и медленно погрузился обратно, оставив на воде расходящийся круг. С темных деревьев падали капли. Что и говорить, неуютное место!..

Ваи-ваи были веселы, приветливы, охотно выполняли порученную им работу. От них резко отличались ваписианы, о которых предупреждал меня Безил: их лица, чертами напоминающие испанский тип и украшенные полоской жестких усов, казались суровыми. Я встречал ваписианов раньше и знал, что они совсем неплохие люди, но найти с ними общий язык можно лишь после долгого и медленного сближения.

Миссионеры внушили им, будто все их старые обычаи и поверия — безнравственны, будто их легендарное прошлое — история темных дикарей; ранчеро вытеснили индейцев с их исконных земель, а торговцы доказали превосходство промышленных товаров над изделиями местных мастеров. Мало-помалу ваписианы утратили веру в себя и зажили скрытно, спрятавшись под личиной, призванной обмануть завоевателей. Ваписианы перестали возделывать землю, предпочитая есть муку, консервированное молоко и другие покупные продукты, и теперь они постоянно ищут случайной работы, чтобы добыть немного денег. Но обращаться с ними надо осторожно. Подобно всем индейцам Гвианы, ваписианы — народ очень гордый. Они никогда не знали рабства, их племенной строй — бесклассовый, они не привыкли к гнету.