Об ответственности за дачу заведомо ложных показаний по ст. 95 УК РСФСР предупрежден — (подпись Данченко).

Вопр.: Расскажите, где проживали и чем занимались до 1941 г., где вас застала война?

Отв.: До 1937 г. я вместе с отцом, матерью, сестрой и братом проживал по месту рождения — в с. Случевск Погарского р-на Брянской области... Потом вся наша семья переехала на жительство в город Погар, где отец стал работать в райкоме партии заместителем начальника отдела кадров. В 1940 г. отца избрали председателем колхоза в деревне Чаусы Погарского р-на, туда переехала и вся семья.

Началась война. В августе 1941 г. мы с матерью, братом и сестрой эвакуировались в глубь советского тыла, так как немецкие войска приблизились к нашему району. Отец же, как член партии, был райкомом оставлен в деревне Чаусы для организации партизанского отряда на случай, если наш район будет занят немцами.

Отец проводил нас за Десну и вернулся обратно, а мы поехали дальше на восток. Проехали километров 60-70 и в районе города Середина-Буда попали в окружение немецких войск. Решили вернуться, но не в Чаусы, а в Случевск — там у нас был свой дом. В нем потом и проживали, когда немцы оккупировали наш район. Отец скрылся.

Вопр.: Сколько времени там оставались и чем занимались?

Отв.: С сентября 1941 г. по март 1943 г., занимался земледелием.

В первой половине сентября 1941 г. я решил бежать из Случевска и пробраться через линию фронта в Советскую Армию, о чем договорился со своим двоюродным братом — Родионенко Василием. Перейти линию фронта нам не удалось: на берегу Десны, на участке, где мы намеревались это сделать, было много немцев. Вынуждены были возвратиться в Случевск.

Когда возвращались, были замечены немцами — они хотели нас задержать, но мы успели скрыться. Через несколько минут после этого наше село подверглось артобстрелу. Фронт в это время находился в 4-6 км от нашей деревни.

После артобстрела за мной и Родионенко пришли немецкие солдаты, отвели нас в свой штаб. На допросе мы с Родионенко заявили, что ходили в лес поискать грибов — так заранее с ним договорились. Офицер ничего на это нам не сказал, стал расспрашивать меня об отце — где он, был ли коммунистом. Я ответил, что он был мобилизован в Советскую Армию, где сейчас, не знаю. Сказал, что беспартийный.

После этого привели жителя нашего села Радченко Семена, офицер спросил у него, был ли мой отец коммунистом. Радченко ответил утвердительно. После этого мне пришлось рассказать правду — что отец являлся членом партии и в последнее время работал председателем колхоза в деревне Чаусы.

Офицер накричал на меня, несколько раз ударил, а потом заявил, что мы с Родионенко ходили не по грибы, а на связь к моему отцу-партизану, чтобы сообщить, что в селе немецкая часть. После этого село и обстреляла советская артиллерия, в результате чего погибло несколько немецких солдат и мирных жителей.

Потом нас с Родионенко водили но селу — добивались, чтобы мы показали дома, в которых проживали коммунисты, а под конец привязали неподалеку от нашего дома к дереву веревками, так оставили на ночь. Этот факт известен многим жителям нашего села.

Наутро нас увезли в город Гремяч, а оттуда — в поселок Михальчина Слобода, это в 10-12 км от Случевска. Здесь оставались три дня в сарае, где находилось человек 20 пленных красноармейцев. За это время меня и Родионенко по разу допросили — кто мы, откуда, где и когда задержаны, по какому поводу? Мы снова рассказали про поход за грибами.

Нас освободили, снабдив запиской на немецком языке, чтобы на пути домой никто не задерживал.

Вопр.: Чем можете объяснить, что вас так легко освободили, да еще и дали «охранную грамоту»?

Отв.: Считаю, что немцы не хотели оголять села, чтобы было кому работать на земле, поставлять для их армии продукты питания.

После этого я оставался в Случевске, никаким преследованиям со стороны немцев не подвергался. В ноябре 1942 г., по повестке старосты Почтового, я и еще несколько наших парней были направлены на работы в Германию, но в пути следования, в городе Клинцы, мне, как и всем остальным, предстояло пройти медкомиссию. Здесь знакомая девушка (фамилии ее не помню) помогла через свою подругу, работавшую в поликлинике, обзавестись справкой, будто у меня бывают периодически припадки. Биржа труда в Клинцах разрешила мне вернуться обратно в Случевск.

Оставался в Случевске до марта 1943 г., в марте немцы собрали в Случевске сход, офицер объявил: Германии нужны рабочие руки, немецкое командование обращается с призывом к мужчинам села. Добровольцев не оказалось. Тогда наш староста Почтовый зачитал список молодежи — в списке значился и я. Нам приказали после схода явиться в здание школы, имея при себе на 2-3 дня продуктов.

Однако все, кто значился в списке, стали прятаться. Тогда немцы начали ходить со старостой по домам, собрали несколько человек — там были я, Карцев, Крохин, Бойко...

Вопр.: Вы сказали «стали прятаться». Но разве остаться дома — значило спрятаться?

Отв.: Конечно, если бы по-настоящему захотели спрятаться, могли попросту уйти в лес. Но лично я полагался на справку о припадках — думал, она сработает и на этот раз. Только на нее и смотреть не стали.

В этот же день нас увезли в село Витемля, это в 6-7 км от Случевска. Там переночевали, наутро поехали в деревню Сагутьево, до которой от Витемли 3-4 км. Здесь дислоцировалась немецкая воинская часть, предназначенная для проведения карательных операций против партизан. На вооружении были 76-мм пушки.

Здесь я находился около месяца, работал на строительстве блиндажей и ходов сообщения. Потом мне было объявлено, что меня зачисляют на службу в немецкую армию — в 1-ю артбатарею, которая входит в состав полка «Десна».

Прошло несколько дней, и случилось ЧП: из батареи, испортив замки орудий, сбежало несколько человек, отобранных немцами из числа военнопленных. В связи с этим меня и других русских взяли под стражу и увезли в Гомель, в лагерь военнопленных. Тут я заболел брюшным тифом и до июля 1943 г. находился на излечении в госпитале.

После выписки получил направление в Брянск, на пересыльный пункт, но туда не поехал, отправился домой, к матери. Через несколько дней сюда приехали из нашей 1-й батареи повидаться с родными Василий Пожнев и Василий Родионенко, и с ними — два немца: офицер и старшина. Эта компания день гуляла у Пожнева, потом у Родионенко. Присоединился к ним и я. Вечером вместе с ними возвратился в свою 1-ю артбатарею.

Вопр.: А могли не возвращаться?

Отв.: Думаю, мог бы, стоило только сослаться на необходимость ехать в Брянск.

Вопр.: Скажите, Пожнев и Родионенко, о которых вы сейчас упомянули, начали службу в этой немецкой батарее одновременно с вами?

Отв.: Нет, тот и другой были уже как бы старослужащие, оба были взяты в батарею еще в августе 1942 г.

Вопр.: Они пошли в чужую армию по принуждению?

Отв.: Нет, это было сделано добровольно. Считаю, тут был с их стороны расчет: выбрать из двух зол меньшее — отвертеться от трудовой повинности в Германии, куда немцы угоняли молодежь.

Ну, и потом, многие у нас не сомневались в окончательной победе немцев. Нам один раз прокрутили ихнюю кинохронику — там было, как они крушили танками советскую оборонительную линию. А потом показали Гитлера: он разговаривал со своими генералами, веселый, что-то показывает им на карте и смеется, и вдруг — раз ладошкой по колену. Мне Родионенко говорил после, мол, один этот жест Гитлера лучше всей немецкой агитации убедил его: сила на их стороне.

Вопр.: Как складывалось у вас дальше?

Отв.: Значит, вернулся я в свою батарею, стал продолжать службу. Вскоре после возвращения получил немецкую форму, винтовку с боеприпасами и принял присягу на верность германскому командованию. Продовольственный паек получал наравне с немецкими солдатами, денежное содержание было 30 марок в месяц.