С переливами ребяческого любопытства в глазах он распахнул коробку, воздух вокруг взорвался едким ароматом дешёвого пластика, он ещё сильнее заулыбался и достал оттуда картридж с Черепашками Ниндзя.

      — Это та самая? — он спросил меня.

      — Да. Хайперстоун Хайст. Если хочешь, можем вдвоём поиграть.

      — Только я, чур, Донателло буду.

      Я засмущался, пожал плечами и ответил ему:

      — Как скажешь.

      — Чего? Ты хотел за него, да?

      — Нет, мне всё равно. Я бы за Сплинтера поиграл, если бы можно было.

      Он заулыбался и снова погрузился в приятные воспоминания:

      — А я в детстве всегда за Донателло играл. Он прикольный, что-то вечно изобретает, весь такой умный. Как ты прямо.

      И я вдруг удивился, переспросил его:

      — Серьёзно, что ли? Я? Умный?

      Он пожал плечами и ответил:

      — Умнее меня, наверно. Стаса с Олегом уж точно. Мне всегда такие герои нравились, типа, знаешь, Донателло, Джимми Нейтрон, этот, как его… папаша из «Дорогая, я уменьшил детей».

      И я вдруг вспомнил и щёлкнул пальцами:

      — Зелински или Шалински, вроде. Смотря какой перевод.

      — Да, точно. Билли из рейнджеров, помнишь? Он в первых сезонах был синий рейнджер. В очках.

      — Да. Помню.

      — Ну, Док из «Назад в будущее», ясное дело.

      Я заулыбался и ответил:

      — Он всем нравится. Кролика Роджера помнишь недавно как раз вспоминали?

      — Да, помню.

      — Такой он там страшный, этот Кристофер Ллойд.

      Витька засмеялся:

      — Ты-то точно знаешь. Любимый фильм всех зайцев, да?

      — Ну, он мне правда очень нравится.

      — Кто бы сомневался.

      Как когда-то в детстве мы с ним расселись на полу у телевизора, утонули в пушистом мамином ковре и смачно хрустели кнопками на весь дом, столько раз с ним погибли на уровне со всеми боссами одновременно, хоть и играли на невысокой сложности, постоянно путались, где там чья черепаха мелькала на экране, и хохотали, как дети, над всякими глупостями.

      Витька глотнул грушевого лимонаду и засмеялся:

      — Крэнга нарисовали, как сморщенную мошонку.

      — Фу. Зачем сказал?

      А на комоде мы всё завалили едой, нарезали колбас разных, сыра, я нам для игры специально накупил чипсов, сухариков, воздух заискрился дюшесным ароматом, на полу валялись обёртки от шоколадок, которые уже вовсю облизывал Джимми, пачкая свой любопытный мокрый носик.

      Витька сидел с заляпанными жиром пальцами и недовольно прыснул:

      — Блин, колбасой тебе джойстик весь заговнял.

      Я на миг с головой утонул в этом сладостном моменте нашей игры перед телевизором, совсем забылся, и какое-то неведомое сладостное течение моих мыслей и воспоминаний унесло меня в самое детство, перед глазами вдруг всплывали образы, картинки, даже запахи сверкнули на кончике носа, и так мне вдруг стало грустно и тоскливо, я даже понять не успел, с чего бы вдруг. Всё ведь хорошо, мы с ним сидели у меня дома, отмечали Новый год вместе, скоро будет стол, салаты, походы на ёлку, целые праздники впереди, а на душе всё сильнее разливался непонятный скорбный туман.

      Он заметил мой слегка расстроенный вид, так пронзительно посмотрел на меня и осторожно спросил:

      — Ты чего это весь погрустнел как-то?

      Я дожевал кусочек салями, вытер пальцы об штаны и беспомощно пожал плечами, знал бы я сам, что ему ответить, я бы ответил, а так — зачем впустую воздух сотрясать?

      — Просто кое-что вспомнил, — я тихо произнёс с улыбкой. — Как мы с Женькой, с братом моим двоюродным, вот так вот в детстве тоже сидели у него дома, в сегу залипали. У него ещё мама, тётя Алла, помнишь, рассказывал?

      Витька поставил игру на паузу, отложил джойстик в сторонку и спросил:

      — Которая на Химсорбенте работала и умерла в том году?

      Я тихонечко вздохнул и ответил:

      — Да. Мы с бабушкой в детстве всё время к ним ходили в гости, такие, знаешь, взрослые посиделки за столом по поводу и без, а дети там, где-то, бегают и играют. У всех, наверно, такое было. И мы с Женькой сидели у него в комнате, играли в черепашек, в Соника, в Мортал Комбат, в Червяка Джима.

      Он покосился на нашу собачку и засмеялся:

      — Теперь у тебя свой червяк есть.

      — Мы с ним тоже так затаривались лимонадом, сухариками всякими, тащили всё в его комнату, салаты его мама готовила вкусные. Сидели так весь вечер, и знаешь, так погано было на душе, когда надо было домой уезжать, слов нет описать.

      Я вдруг поймал в моменте мимолётной печали пару слезинок, прикусил губу и захотел уже отвернуться в сторону, но подумал, что перед ним-то мне стесняться нечего, совсем я уже не боялся показывать ему свои эмоции.