И начался наш с ним «обычный и банальный» Новый год.

      — На счёт три, что ли? — он спросил меня.

      Я кивнул, мы с ним сосчитали до трёх и обменялись коробками. По его приподнятым от удивления бровям я догадался, что он понял, что подарил я ему какую-то ювелирку. Тоже мне великая загадка, что ещё можно было сложить в крохотную бархатную коробочку? А я, как семилетний мальчишка, которому вручили ещё одну энциклопедию с динозаврами, с интересом и детским задором стал разрывать упаковку.

      Внутри в глянцевой коробке, туго обтянутой сверкающей плёнкой, лежал полароид, я в недоумении уставился на Витьку, хлопал глазами и в тот же миг вдруг осознал, как же мне, оказывается, всё это время не хватало такой вот вещицы. Да, не было её у меня никогда, я особо и не фотографировался, но теперь-то, когда появилась, да я же только и буду, что щёлкать наши с ним волшебные моменты. Буду бережно хранить снимки только у себя, в сейфе, под замком, чтобы никто не мог увидеть и случайно узнать о нашем с ним секрете. Как же это всё было осмысленно, и никаких слов и пустых объяснений не надо.

      — Витя… — я растерянно пробубнил. — Спасибо. Вау.

      А он мне сказал:

      — С Новым годом, заяц.

      Так «банально и по-обычному», с ума сойти.

      Он прильнул вплотную к моему дрожащему телу и нежно подарил мне ещё и свой горячий зимний поцелуй. Огонь его губ пылким жаром разлился по всему телу, приятно скрутил меня всего изнутри, наполнил праздничным светом и как будто даже ароматом мандаринов, пластиковым запахом дешёвой искусственной ёлки с рынка, искристым бризом Кока-Колы вперемешку с оливье.

      А в голове у меня мелькнула мысль, что ведь сам он уже пользовался таким фотоаппаратом, я видел в его самодельном дневнике такие вот полароидные снимки с моментами из его жизни, с друзьями на природе, в школе, на соревнованиях всяких. И ведь он знал, что я буду им пользоваться, обязательно буду, сегодня же сфотографирую наши довольные новогодние морды за праздничным столом. И тут до меня вдруг дошло, где же он пропадал все эти дни, когда не мог со мной встретиться и всё ссылался на какую-то свою занятость и репетиции новогоднего бала в школе.

      Подрабатывал где-то, добывал деньги мне на подарок, горбатился после школы. И оттого этот подарок ощущался таким особенно добрым, тёплым и драгоценным, и каждая фотография будет для меня стоить дороже любого замшелого эрмитажного полотна.

      — А ты? — я спросил его и кивнул на коробочку у него в руках.

      Он сорвал бумагу и достал из красного бархата белое переливающееся кольцо, на лице у него были и удивление, и умиление, и какое-то непонимание, словно ожидал он чего-то другого. Не в том смысле, что кольцо ему казалось дурацким подарком, а в том смысле, что, наверное, рассчитывал на какой-нибудь свитер или шапку, а тут вдруг что-то такое личное, даже интимное, серебряный кусочек моего сердца, что я наполнил для него своей пушистой любовью. Он покрутил кольцо в руках, с улыбкой разглядывал надпись «Спаси и сохрани», ловил яркие переливы света, поглядывал на меня и надел его на безымянный палец своей мощной правой руки, сжал её крепко в кулак и одобрительно закивал, кольцо сидело в самый раз, придавало его сильной ладони лёгкую нотку мужественности и какой-то даже брутальности.

      Он тихо произнёс:

      — Тёмка… Спасибо. Я ведь могу его всегда носить, да?

      Я развёл руками и ответил:

      — Конечно, ты чего спрашиваешь?

      Я уже собирался открыть рот и хотел ему во всех подробностях истолковать замысел своего подарка, объяснить, мол, вот, смотри на это кольцо и помни обо мне, чтобы всегда эта железка была при тебе, и вдруг сам себя притормозил, осознав, что избыточные разжёвывания кувалдой моей глупости разрушат сказочную невесомость этого момента. И я промолчал. Порой это было лучшее, что я мог сделать.

      И тут он как налетел на меня, как схватил за плечи и приподнял вверх, оторвал от пола на несколько секунд, я аж потерял дар речи, чуть не заорал, а сам смотрел в его счастливые улыбающиеся глаза, на его родную улыбку, тонул в его ямочках на щеках. Он опустил меня и крепко прижал к себе, к самой груди. Сердце моё ещё бешено колотилось от испуга и стало плавно успокаиваться, как только я ощутил жар его тела. Витин пушистый свитер слегка кололся и щекотал мне нос, но я и шелохнуться не смел, чтобы ни дай бог не спугнуть магию момента.

      — Умница ты мой. Спасибо, — прошептал он и поцеловал меня в самую макушку. — Я всегда буду носить, обещаю.

      Я кое-как вырвался из его крепких объятий и сказал:

      — Ладно, рад, что тебе первый подарок понравился.

      — Первый? — он удивлённо переспросил. — Тём, ты чего выдумал, давай не смущай меня.

      А я уже выходил из комнаты со второй коробкой побольше, виновато смотрел в пол и тихо так проговорил, будто извинялся перед ним за что-то:

      — На день рождения твой так и не увиделись. Не поздравил тебя.

      — Так вот сейчас и поздравил, он у меня всё равно три дня назад был, мне так всю жизнь все дарят и на день рождения и на Новый год одновременно.

      Я пожал плечами и сказал:

      — Не знаю. Неправильно это. Держи.

      Я вручил ему красную переливающуюся коробку с бантиком, Витька ей зашелестел, разорвал бумагу, в щелке показалась синяя надпись «Mega Drive 2». Он стрельнул мне взглядом, заулыбался, понял уже, что там внутри, сорвал остатки упаковки и затряс коробкой.

      Я объяснил ему:

      — Это не Genesis, которая оригинальная, а китайская реплика. Но у нас у всех такие в детстве были, до нас американские копии особо не доходили.

      — Да ты чего, шутишь, что ли? Заяц, блин, спасибо. Мы тогда у тебя играли, я всё думал, как было бы классно себе домой такую. Такая штука, знаешь, без которой живёшь и вроде бы всё нормально, но один раз воспользуешься и уже без неё не можешь.