— А видик есть?

      — Есть. В сенях лежит, надо притащить.

      Витька обрадовался:

      — Ну вот, а ты переживал, что заскучаем.

      Я вдруг удивлённо его переспросил:

      — Я? Заскучаю? С тобой? Ты чего уж. Я в русской деревне. Зимой. Скоро Новый год. Да ещё и ты рядом. Мне очень и очень хорошо. Совсем не заскучаю.

      Он плюхнулся на скрипучую кровать, так громко затрещала старая панцирная сетка, он засмеялся и спросил:

      — А чего ты так постоянно делаешь акцент на том, что это русская зима и русская деревня? Мы в России, какая тут ещё зима будет?

      Я сел к нему рядышком и почувствовал, как медленно задница стала тонуть в этой мягкой перине:

      — У меня же прошлый год в Штатах прошёл. И зима тоже. И Новый год.

      — А, блин, точно, — сказал он и закивал головой.

      — Там, конечно, у нас в горах был снег. Но это всё равно не то. Не было таких трескучих морозов, всего этого зимнего волшебства. И деревни там такой не было.

      Я на секунду задумался.

      — Хотя нет, деревня была, я как раз там жил в деревне около Лэйквью.

      Витька вдруг засмеялся и накрыл лицо руками.

      — Что?

      — Да ничего. Ты просто так смешно рассказываешь. Сравниваешь калифорнийскую деревню в двух часах езды от Силиконовой долины с этой вашей Красной Новью. Ха, ну ты даёшь, я не могу.

      Я увёл мечтательный взгляд в сторону, посмотрел на затянутое инеем окно и так пафосно вздохнул и произнёс:

      — И там, и здесь. Везде по-своему хорошо.

      Мы с ним притащили из сеней замотанные скотчем коробки, набитые VHS кассетами, мама их сюда свезла давным-давно, когда мы переезжали в новую квартиру. Поставили эти коробки на скрипучую перину, разорвали изъеденный временем скотч и зарылись в нашем плёночном раю, вдохнули этот терпкий запах пыли и разлагающегося картона.

      Витька гремел пластиком, разглядывал кассеты, изучал пёстрые обложки и спросил меня:

      — И чего, такой прям плохой был у тебя год по обмену?

      Я отложил парочку кассет без коробок в сторонку и сказал:

      — Да нет. Нормально всё было. Просто грустно очень, особенно под Новый год.

      — А с Марком у тебя как отношения были? Ты просто особо никогда не рассказывал.

      — Да он нормальный мужик. А чего, ему семьдесят лет, живёт у себя в деревне, рядом Лэйквью, пять тысяч человек, вокруг сосны, природа. Чего не жить-то? Ходит себе в церковь. Студентов по обмену принимает. Весь такой правильный он был, конечно.

      — В каком плане?

      Я тяжело вздохнул и ответил:

      — Да дед меня попросил купить настоящие американские Мальборо и привезти ему. Хоть я и говорил, что вряд ли они чем-то отличаются, это ведь как везти американский Биг Мак в Россию. Ну, типа, а в чём смысл? Одно и то же.

      И Витька вдруг мечтательно замычал:

      — Блин, так-то он это хорошо придумал. Я бы сейчас американские-то попробовал.

      — Так ничего деду и не привёз. Мне Марк сказал: «Прости, Артём, но я не хочу быть виновным в смерти твоего дедушки от рака лёгких, у меня курила мама и от этого умерла, поэтому нет, извини. Пусть купит кто-нибудь ещё, я не могу брать на себя такую ответственность».

      Витька прыснул смехом и сказал:

      — Ты посмотри, какой клоун, а. И что в итоге с сигаретами?

      — Да ничего. Так и не купил, а кого-то другого я просить не стал. Нафиг ещё связываться. Он просто весь такой слащаво-правильный, что ли, такой весь святоша, меня прям наизнанку выворачивало, хоть я и нормально к нему всегда относился. Он мне был, знаешь, как… Дядя Бэн. Как Оби-Ван Кеноби. У меня же отца-то нормального никогда не было. Ты понимаешь, да?

      Он пожал плечами и сказал:

      — Наверно.

      — У него семья владела какой-то очень крупной продуктовой компанией, родители были самыми настоящими миллионерами. Потом у них там что-то случилось, пришлось всё это распродать и отдать за долги. Поэтому он сейчас живёт совершенно обычной жизнью в калифорнийском захолустье.

      Витька ухмыльнулся:

      — Мгм, всем бы так жить.

      — Он мне рассказывал, что у него в молодости были и секс, и наркотики, и рок-н-ролл.

      — А то я не догадался. Такие обычно громче всех о праведности затирают.

      — Он мне однажды показывал свои детские фотографии и, прикинь, он на одной сидит рядом с актёром Марлоном Брандо из «Крёстного отца».

      — Гонишь?

      — Не-а. Он к ним как-то посреди рабочей недели зашёл в гости. Проведать своего старого друга-миллионера. Марк, кстати, сказал, что Марлон ему не очень понравился, сказал, что он был какой-то грубоватый, несговорчивый.

      — Блин. Меня от Дона Корлеоне отделяют два рукопожатия. С Тони Монтаной было бы круче, конечно.