— А тебе сегодня тоже, что ли, гаферы нужны? — я спросил его. — Народу же никого нет.

      Он глянул на меня и нахмурился:

      — Сегодня не нужны. Там Денис интервью снимает, ты здесь монтируешь. Всё. Ты про что, Артёмчик?

      А Витёк тогда здесь чего делает? Опыта, что ли, набирается? По нему ведь и не скажешь, что интересуется видеосъёмкой и всем этим нашим ремеслом. Да если даже и интересуется, то чего не на площадке сидит, а тут со мной в монтажной время убивает, курить бегает?

      Дурной он какой-то.

      — Вадим, глянь, утверди, пожалуйста, и я побегу, ладно? — я сказал ему.

      — Ладно, беги, Артёмчик, я позвоню тебе, если что, — он ответил мне. — Спасибо.

      Я надел куртку и двинулся к выходу. Только дверь за спиной громко хлопнула, смотрю, а я опять на крыльце не один, оказывается.

      Витёк этот стоит.

      Стоит и держится за сигарету, ловит своей макушкой редкие капли с крыши и всё дымит и дымит. Сколько он уже здесь простоял на холоде, полчаса? Час? Да и пускай стоит, возьму и пойду молча по лестнице, больно надо мне.

      — Артём.

      Я остановился посреди нечищенной парковки по щиколотку в мокром снегу. Страдальчески вздохнул, обернулся и посмотрел на него, на его довольную хитрую ухмылку, в его сверкающие на утреннем морозном солнце глаза. И кивнул в его сторону, мол, ну чего тебе надо от меня?

      — Пошли шаурму пожрём? — он предложил мне.

      Я расплылся в дурацкой улыбке.

      — Сейчас, что ли? — спросил я.

      — Ну ты же там все дела свои закончил?

      — Закончил.

      — И я закончил. Пошли пожрём?

      Солнечное утро. Горячая хрустящая шаурма с едким салатово-уксусным привкусом. С Витьком? Да вот ещё. Зачем? О чём мне с ним разговаривать? Может, пытался в монтажёры через меня набиться? Это не ко мне, такими вещами Вадим занимается, через его «постель» попадают в этот убогий верхнекамский кинобизнес.

      — Пойдём, нет? — Витёк всё не унимался.

      — Пошли, — я ответил ему и пожал плечами.

      И потащил он меня на птичий рынок неподалёку от студии. Я туда в детстве мотался с дедом и бабушкой, клянчил у них игрушки, динозавров всяких, рейнджеров, черепашек ниндзя, энциклопедии про животных.

      В маленькой вонючей шаурмечной палатке набилась очередь, я присел за узенькую стойку, Витёк подошёл ко мне и спросил:

      — Ты какую будешь?

      — Да обычную с курицей бери.

      Отстоял очередь, вернулся ко мне с шаурмой, я ему протянул деньги, а он вдруг стал мордой вертеть.

      — Ты чего? Возьми.

      А сам всё пытался ему протянуть купюру.

      — Угощу тебя, ладно?

      — Как хочешь.

      Джентльмен.

      Сидели мы с ним, ели шаурму, чавкали, как поросята, дышали ароматом химозного кофе и куриного мяса на гриле. Перед глазами обшарпанная стена, изодранные таблички с информацией для потребителя, пожелание приятного аппетита, напечатанное на чёрно-белом принтере вырвиглазным волнистым шрифтом. А он всё сидит рядом, я на него иногда кошусь, ловлю его полнейшее безразличие и отсутствие заинтересованности в потенциальной беседе. И зачем меня тогда позвал? Не мог вот так вот в однёху поесть?

      — У вас здесь самая нормальная шавуха, — он впервые за столько времени нарушил молчание. — У нас на проспекте такой нет.

      — Ну… — я пожал плечами и гордо выпучил грудь. — Нашей шаурмы много у кого нет, чего уж теперь поделать? На то она и наша, что её больше нет ни у кого.

      — Чё? — Витёк переспросил меня и нахмурился. — Я не понял, что ты сейчас сказал. На что она… Кто? Ещё раз можешь повторить?

      — Всё, ладно. Хватит.

      Засмущал меня. А я тоже хорош, чушь сморозил какую-то. Жрать надо, а не чушь морозить сидеть.

      Он выбросил пакет и кучу смятых салфеток в урну, вышел на улицу и закурил. А я сидел и доедал свою шаурму, смотрел, как он стоял снаружи и… меня ждал, что ли? Пришлось поторопиться, не хотелось помирать от этой неловкости. Не доел немножко и вышел к нему. А он меня увидел, весь вдруг заулыбался, сто лет меня будто не видел.

      Хотелось его уже поблагодарить за угощение, за компанию, как он взял и сам вдруг первый заговорил:

      — Куда пойдём-то?

      Пойдём? А куда мы могли с ним пойти? И зачем? Воскресенье же, неужто дел никаких у него не было? Сначала на студию припёрся, бестолково протирал штаны в моём кресле, теперь вот спрашивал, куда мы с ним пойдём.

      — Ты погулять, что ли, хотел? — я робко спросил его.

      — Да, а чего ещё делать? Дома скучно, все в разъездах на выходные. Или ты не хочешь?

      — Да нет, мне всё равно. Мне только надо к рубежу сгонять, там одной родственнице передать лекарства. Хочешь, пошли со мной.

      — Пошли. А как ты сказал? К рубежу? Это где?