Надоедать было страшно.

      — Из-за меня это всё, — Витька сказал. — В прошлом году, после скандала. Помнишь тебе тогда в шаурмечной рассказывал, да? Как там говорят, на нервной почве? Вот у неё и случилось. На нервной почве…

      В болезни матери себя обвинял. Умом я его как будто бы понимал, но сердце с его этими мыслями соглашаться отказывалось. Неправильно это было. Он-то здесь причём? Случается всякое, ничего с этим тут не поделать. У моей тёти Аллы вон тоже случилось, только вот сын её, Женька, никакими такими шокирующими подробностями её не пугал. Не было там никакой нервной почвы.

      Обычная жизнь была. Жизнь, семья, и работа на химсорбентном заводе.

      А если бы моя мама тогда, после моего признания, тоже бы не дай бог заболела? Я бы как себя чувствовал? Взяла бы просто и заболела. Не отшутилась бы, не обняла бы меня заботливо по-домашнему, а просто расстроилась, разнервничалась и заболела?

      Нет.

      Кошмар какой. Ужас.

      — Извини, — тихо сказал Витька и натужно улыбнулся, будто предъявил мне доказательства того, что с ним всё было в порядке. — Всё хорошо, извини, что весь разнылся, соплями тут начал брызгать.

      Я подскочил к нему, обхватил дрожащими руками его лицо и прямо в глаза ему посмотрел.

      — Ты чего? — я прошептал. — Всё нормально. Просто отвлекись. Хотя бы сегодня.

      Идиотина я.

      Отвлекись!

      Надо же чушь такую было сказать. И не просто ведь сказал, а ещё будто нарочно, будто специально, будто по злой иронии судьбы позвал его сегодня знакомиться со своей мамой. Словно дразнил его, словно хвастался. Заставлял сравнивать.

      — Придурок, господи, — я прошептал еле слышно и помотал головой.

      — Чего? — Витька опешил. — А чего ты обзываешься?

      — А, нет, Вить, прости. Я это про себя имел в виду. Ты что, боже упаси? Как уж я про тебя такое скажу?

      Он улыбнулся, погладил меня по дрожащей руке и сказал:

      — Ну, ещё пару таких вот свиданок, гулянок, ночеванок в квартире у твоей бабушки, и не такое ещё про меня скажешь. Да, Тём?

      — Нет, — я погладил его по ёжику твёрдых волос на голове. — Не скажу никогда.

      Рука сама легла на его руку, на его широкую мозолистую ладонь. Пальцы потянулись к кольцу, которое ему подарила мама. Кольцо массивное, твёрдое. Надписи выпуклые, рельефные. Холодные.

      — Отвлекись немножко сегодня, Вить? — прошептал я. — Я знаю, что тяжело, но… Ничего другого просто тебе не могу сказать, правда. Не переживай так.

      — Да забей, Тёмыч, — он похлопал меня по руке. — Всё нормально. Пойдёт.

      И я забил. Забил и искренне понадеялся, что он сможет отвлечься и насладиться вечером с моей мамой. Разболтается с ней обо всём на свете и, дай бог, увидит в ней что-то своё. Близкое и родное.

      Как во мне, возможно, увидел.

      А я-то уж в нём и подавно.

***

      Шесть вечера. Мама уже вот-вот должна была с работы вернуться. А Витька всё нервничал. Суетился.

      — Тём? — он спросил меня. — А ты как думаешь, я нормально одет? Ну, то, что в военной форме, ничего?

      — Вить, шутишь, что ли? — я посмеялся над ним. — Ты в этой форме красивый какой. Ей точно понравится. Женщинам форма на мужчинах нравится.

      — Думаешь?

      — Точно знаю.

      — Может всё-таки что-нибудь официальное надо? — он всё не успокаивался. — У тебя рубашек случайно нет никаких?

      — Здесь нет никаких. У бабушки есть, но они на тебя не налезут. Ты и выше и пошире.

      — Ладно, — он сел на диван и скрестил на груди руки. — Как есть, чего уж поделаешь? Раз ты говоришь, что понравится…

      — Понравится, понравится, — я подсел к нему осторожно и чуть коснулся своей ладонью его камуфляжной штанины. — Ты в форме статный. Взрослый. Красивый.

      Витька чуть покраснел.

      — Ладно уж тебе, — сказал он. — Красивый. Статный. Смущаешь меня сидишь.

      — А я правду говорю, не вру.

      — Курить со мной пойдёшь, нет? — он вдруг спросил. — Заяц-правдоруб.

      — Опять, что ли? Ты уже раза четыре курил.

      Витька вскочил с дивана и подошёл к окну.

      — Да не знаю я, блин, — он беспомощно выдохнул. — Весь прям на нервяке каком-то. Такой спокойный день был с самого утра. Умеешь ты веселья нагнать, конечно.

      — А он до сих пор спокойный. Не надо нервничать, я же сказал тебе.

      — Не надо нервничать… — Витька передразнил меня.

      Он подошёл к вазе с цветами, понюхал их и помотал головой.

      — Всё-таки думаешь, что ей понравится? — спросил он. — Не врёшь?

      — Ну Вить.