Он сел в углу, разложил на скамейке рядышком свой рюкзак с коловратом и стал меня ждать. Обслужили нас быстро.

      Две горочки мяса на больших пластиковых тарелках. Стол, покрытый красной клетчатой клеёнкой с едким химическим запахом.

      Пахнет. Приятно. Вкусно.

      Я неуклюже схватил дрожащими холодными ручонками здоровенный кусок сочной баранины и впился в него своими зубами, вгрызся по самую ароматную мякотку и залил жиром с маслом пупырчатую пластиковую тарелку. Витька так же беспощадно раздирал пряную мясную резину под слоем дешёвого кетчупа из красной безымянной бутылки, чавкал с усилиями и надувал шаром свои набитые щёки. Масло лилось во все стороны, жир струился и капал мутным дождём.

      Нашли друг друга. Два поросёнка.

      Я дёрнул бровями, попытался его так спросить, нравится ему или нет. Он вроде мой жест понял, молча кивнул и с трудом проглотил массивный кусок. Схватился за второй шматок, посыпал его пурпурной россыпью блестящего лука и снова впился в еду своими зубищами.

      Витька прожевал мясо, схватил со стола белёсую салфетку и спросил:

      — А ты чего молчишь? Только и слышно, как за ушами трещит.

      — А что сказать? — я пожал плечами и вытер салфеткой масляные кончики пальцев.

      — Да ничего, шучу я. Ешь сиди знай.

      — У нас ситуация, как в одной серии Ворониных, — я посмеялся.

      — Ну началось, блин…

      — Нет, серьёзно. Короче, там Костя с Верой сидели в ресторане, не знали, о чём поговорить, они ведь уже столько лет в браке, жить-то скучно. Сидели, жрали хлеб с маслом и от нечего делать обсуждали, какая у масла приятная «температура тире консистенция». Не смотрел?

      Витька поковырялся в зубах и пожал плечами:

      — Может, смотрел. Так особо не помню. А Воронины это же шляпа, разве нет?

      — В смысле шляпа? — возмутился я. — Какая ещё шляпа?

      — Ну, в смысле, хрень. Ладно ещё Счастливы вместе, раньше хотя бы все после школы смотрели, но Воронины. Там даже шутки дурацкие. Про тёщу, про еду, про готовку, про уборку. Аншлаг сраный.

      — Так, — строго сказал я и серьёзно посмотрел на Витьку. — Значит, смотри. Воронины – это адаптация американского ситкома Все любят Рэймонда. Его десять лет, с девяноста шестого по две тысячи шестой год, успешно показывали по американскому телевидению, сняли десять сезонов. В Америке, если что-то не интересно получается, или плохо, надолго по телику не задерживается. А тут десять лет, десять сезонов. Людям нравилось.

      — Тёмыч, это всё понятно, — сказал Витька. — А Воронины здесь причём?

      — Я же тебе сказал, это адаптация. Наши телевизионщики купили права на адаптацию всех десяти сезонов. Это значит, что все сценарии перевели на русский язык и поменяли шутки на те, которые поймёт наш человек. Допустим, в оригинальном сериале персонажи живут в Чикаго, а у нас тут поменяли на Москву. У них там, например, шутят про Вупи Голдберг, а у нас поменяли на шутку про какую-нибудь Пугачёву. Обе старые, обе толстые. Аналогия. Чтобы наш человек пришёл после завода, сел перед теликом и такой, «ха, а я эту шутку понял, как смешно». Понял?

      Витька надо мной посмеялся и кивнул.

      — Понял, понял, — сказал он. — А ты кроме этих ситкомов своих дурацких что-нибудь ещё смотришь?

      — Мультики.

      — Какие? Гриффинов?

      — Ну, да.

      — А кроме Гриффинов что-нибудь смотришь?

      — Смотрю.

      — И что же? — он спросил меня с надеждой в голосе.

      А я эту надежду тут же убил и ответил:

      — Американского Папашу.

      Витька разочарованно цокнул и улыбнулся.

      — Ясно, — сказал он. — Дон Блут, наверно, в гробу переворачивается, да? От таких-то «шедевров».

      — Так он ещё живой.

      — Да что ж ты будешь делать, а, — Витька расстроился. — Что ни скажу, всё у меня мимо, мимо.

      Четыре здоровенных кусочка мы так и не доели, сложили их в контейнер, оставили на потом. Витька откинулся на спинку массивной деревянной скамейки, развалился как у себя дома и тяжело вздохнул.

      — Нажрались, как свиньи, — сказал он. — Как сейчас всю эту снарягу потащим?

      — Поедем на такси?

      — Да тут же близко. Километра четыре.

      — Ты шутишь, что ли? — я разинул рот от удивления. — Нет, точно поедем.

      — Да чего ты, ну? Баранину свою растрясёшь. И крольчатину свою. Да?

***

      Бескрайнее море холодного сверкающего песка.

      И опять мы с ним в это море нырнули.

      Кое-как я брёл следом за Витькой, за его отточенным солдатским шагом, тяжело дышал и иногда совсем наглел, скидывал с плеча коловорот и тащил его по снегу. Шли с ним вдоль обледенелого чёрного полотнища междугородней трассы, неспешно брели вдоль этой угрюмой бетонной змеи, мимо сновавших туда-сюда разноцветных машин.