— Кому?
— Да в одну организацию. «Дети - 404». Слышал?
— Слышал.
— Ну вот. Писал туда, выкладывал на публику. Как в этих, в журналах с голыми бабами, типа, «Елена, подскажите, пожалуйста, у меня с моей девушкой пропала искра в отношениях, как Вы думаете, поможет ли третий партнёр разнообразить нашу половую жизнь?»
И засмеялся, чуть шаурмой не подавился.
— Погоди, — сказал я. — В «Дети - 404» по такому поводу не пишут.
— Да шучу я. Ба, ты посмотри какой зануда. С кем связался, а?
— А о чём ты тогда писал?
Он растерялся, отвлечённо посмотрел в сторону, стал пальцами перебирать пакет с остатками шаурмы.
— Ладно тебе допрашивать, — буркнул Витька. — Писал и писал, забыли.
— Ты же сам начал.
— Я? Ты же тут про писанину свою начал рассказывать. Хочешь, чтобы я тебя похвалил? Молодец, хвалю. Чего ещё?
Он весь вдруг насупился, набросился на меня, как волчица, отчаянно защищавшая своё потомство.
— Про то самое писал, — он сказал мне. — Я тебе на рынке тогда рассказывал.
Мой виноватый взгляд застыл на его лице. Дурак, сразу-то не мог догадаться! Нет же, надо было мне больную мозоль ковырять.
— Извини, — я тихо сказал ему. — Я понял.
— Понял он… — проворчал Витька, швырнул на тарелку остатки недоеденной шаурмы и вытер морду салфеткой. — Согрелся?
Я кивнул.
— Давай, пошли.
***
Витькина пушистая шапка переливалась в свете магазинных и аптечных вывесок. Густой туман от его сигареты зажигался самыми разными цветами и растворялся в сухом морозном воздухе.
Всем нутром ощущалось его тяжёлое молчание. Обиделся на мою глупость и длиннющий язык. Любой бы обиделся. Какой же дурак я всё-таки.
Всё шёл и думал, как же перед ним извиниться, как же дать ему понять, что я ни в коем случае не хотел его расстраивать и по-крысиному пролезать в самые потаённые уголки его души? Он шагал рядом и больше не смотрел на меня улыбчивой украдкой, с доброй хитрецой в зелёных глазах, не хлопал меня лишний раз по плечу.
Нет.
Совсем на меня рассердился. Мы уже с ним и не гуляли как будто.
Точно. Он до дома меня провожал. За плохое моё поведение. Вот и нагулялись. Какой же я дурак всё-таки.
Ушастый тупой бандит.
— Погоди, — он холодно сказал мне. — В магаз зайдём.
Мы с ним зашли в круглосуточный магазин. Витька остановился на скользком грязном полу посреди спящих рядов, и стал искать что-то взглядом. Потом вдруг двинулся в сторону молочного отдела, а я хвостиком за ним. Я замер перед полкой с кефирами и сметаной, стал его ждать, а он пролетел мимо и зашагал дальше вглубь торгового зала. Дошёл до рядов с лапшой быстрого приготовления и так там и застыл.
Спросил меня:
— Какую будешь?
— Я? Не понял.
— Зелёную, красную? Вкус какой?
Совсем меня ошарашил.
Я щёлкнул пальцами по пластиковому чану с лапшой и сказал:
— Не знаю я. А зачем? Где есть-то будем?
— Думал нам в подъезд взять, погреемся немножко. Ты же мёрзнешь.
— А вода?
Он хлопнул по рюкзаку, отчего тот еле слышно булькнул. Точно. Он же попросил продавца в шаурмечной набрать в термос кипятка. Как всё продумал, молодец.
Я схватил с полки красную лапшу, вручил ему и глянул на него жалобными глазёнками. Ничего мне не ответил, стрельнул короткой улыбкой и взял с полки зелёную миску.
По дороге на кассу Витька схватил со стойки с овощами грязную сухую морковь и бросил её вместе с лапшой на ленту. Кассирши нигде не видать, куда-то ушла, или, может, заснула.
Я повертел в руках морковку и спросил его:
— А это зачем?
— Ты же заяц, — ответил Витька.
— Как это заяц? Какой я тебе ещё заяц?
— А кто ещё? На уши то свои посмотри, вон.
Взял и щёлкнул меня холодным мозолистым пальцем по правому уху.
— Ай! — я чуть взвизгнул и схватился за мочку. — Больно как, ты чего?
— Заяц ты, заяц. Понял?
— Ничего себе. Первый день, точнее… первую ночь только ещё гуляем, и на тебе. Заяц. Правда, что ли? Уже заяц?
— Ну если я так говорю, значит, заяц, — он засмеялся и помотал головой. — Спорить будешь со мной, да?
