А завтра ещё одни проводы, уже только с его друзьями, без всякой родни, лишь шашлыки, речка и отчаянные попытки весело провести время.
Тихая речная гладь искрилась в лучах заходящего солнца, плескалась мелкими волнами и завлекала своей вечерней прохладой. Олежкина серебристая десятка с выбитой фарой стояла на берегу с открытым багажником и дребезжала на всю округу дешёвыми колонками, кашляла и исторгала из себя глупый и вульгарный рэп про тяжёлую жизнь в городских окраинах. Стас сидел на корточках возле чёрного мангала с редкими разводами ржавчины, дул на умирающий огонь, разгонял пепельный туман и крутил блестящими шампурами с нанизанными на него масляными кусищами мяса. Он выпрямился, заулыбался своими острыми клыками, а сзади к нему подбежала стройная девчонка в купальнике, симпатичная блондинка по имени Даша, жалась к нему, аккуратно целовала в шею, отчего он, похоже, весь поплыл, засмущался, прижал её к себе и поцеловал в щёчку. Я глядел на всё это, и казалось, что ожидала она от него в тот момент совсем не этого, но ещё не вечер, ещё всё впереди.
Олег с медвежьим рыком выходил из воды, брызгался во все стороны, поправлял мокрые плавки, а навстречу ему неслась его Анька, прыгнула в его крепкие руки прямо посреди серой грязной воды, он захохотал и повалился с ней на задницу, то ли специально придуривался, а может, просто равновесие потерял. Сидели и барахтались на мелководье, как два головастика, смеялись на всю округу, заметили, как мы с Витькой с берега таращились на них, и швырнули в нашу сторону ледяные мутные брызги.
— Чё стоите? Айда к нам! — приглашал Олег, а Анька треснула его по голове и засмеялась, видимо, не очень хотела делить с нами эту речку.
— Попозже, — ответил Витька и глянул на меня с улыбкой.
Мне так неловко было смотреть на него, даже украдкой, в этих пурпурно-рыжих солнечных лучах вечернего солнца, когда весь его могучий торс светился и переливался оранжевым светом, подчёркивая каждую, волнующую мой разум выпуклость на его животе и груди, его крепкую шею с отчётливыми венами и выпирающим кадыком, что так мило дёргался, когда он говорил со мной. Босыми ногами он зашагал к мангалу по мягкой высохшей траве, потормошил немного шампуры и покосился на Стаса, который совсем забылся со своей Дашкой в сторонке рядом с машиной и думал о чём угодно, только не о шашлыках.
Витька сел на корточки в своих тёмно-синих джинсовых шортах, и я услышал, как громко хрустнули его коленки, смотрел, как он раздувал угли и махал картонкой, поднимая в вечернюю прохладу пепельную метель. Он глянул в мою сторону, прищурился от яркого солнца и подмигнул мне, показалось даже, что окинул взглядом моё худосочное тело, которого я до жути стеснялся, всё не хотел снимать футболку, стоял как дурачок, держался одной рукой за другую, стыдливо прикрывая костлявую грудь. И сколько бы он мне ни говорил, как я был, по его мнению, по-своему красив, мне для уверенности в себе этого было недостаточно.
Я вдруг услыхал в сухой траве какое-то тихое шуршание, поймал глазами еле заметный шелест, заметил, как сверкнуло в этой жёлтой соломе крохотное зелёное пятнышко. И я так по-дурацки заулыбался, резко вспомнил детство, аккуратно поднял с земли свою скомканную клетчатую рубашку, намотал её на руку и зашёл в высохший бурьян, смачно захрустел им под кроссовками и крался к своей добыче. И снова это шуршание, какая-то еле слышная возня, я на секунду замер и с вытянутой рукой рухнул всей тушей в траву.
Попалась!
Витька двинулся в мою сторону, наступил ногой в шелуху от семечек, встряхнул стопу, выругался на Стаса, какой он, мол, идиот, нагрыз тут целую кучу, посмотрел на меня своим стальным тяжёлым взглядом и кивнул, мол, чего там у тебя?
— Ящерицу поймал! — я хвастливо сказал ему и заулыбался, как маленький дурачок.
— Живодёришь, да, опять? Показывай.
Я осторожно развернул смятую рубашку, и Витька увидел в моих руках блестящий чешуйчатый изумруд её маленькой головы, как он ярко блестел и переливался на солнце. А ящерка отчаянно задёргалась, глухо зашипела на меня, распахнула свою пасть и готовилась легонько цапнуть, стоило мне только сунуть ей палец. Витька хотел её погладить, а она вдруг завертела головой и следила за его рукой с разинутым ртом.
— Прикольная какая. Совсем тебе скучно здесь, да?
Я выпустил зверька в траву. Ящерка сверкнула чешуйками напоследок и исчезла в одной из своих норок.
— Да нет, не скучно. Просто музыка дурацкая.
— Не спорю. Хочешь, своё что-нибудь поставь?
Витька хлопнул меня по плечу, и мы с ним подошли к отчаянно разрывающейся хрипучим рэпом машине, схватили Олежкин телефон и стали искать какую-нибудь другую музыку.
— О, точно, — обрадовался вдруг Витька и ткнул пальцами по экрану.
Вокруг всё на мгновение смолкло, а потом вдруг зазвенела гитарная трель и заиграла песня «Весна» группы «Фактор-2».
— Нет, я не понял, а чё это такое? — возмущался Стас, вырвался на секунду из объятий своей Дашки и уже было хотел идти разбираться с Витькой, но тот его опередил.
— Лимит исчерпан, гоблин. В наушниках послушаешь.
— В натуре, Стасня, ну? Затрахал рэпчиной своей, у меня все басы так подохнут, — Олег поддержал его, засмеялся от анькиной щекотки и засосал своим ртом чуть ли не пол её лица.
— Да вы бы хоть чё-нибудь нормальное поставили! — не успокаивался Стас. — А это чё такое? «Ранетки», что ли?
— Долбаёб… — Витька негромко прыснул и посмеялся над ним, а потом заметил, что я стоял рядышком, неловко так стрельнул мне глазами и тихо сказал: — Извини.
Спустя столько времени всё не позволял себе ругаться при мне матом, по крайней мере, в привычных ему объёмах, а я ведь совсем даже и не был против, хоть ему об этом и не говорил, находил какое-то странное удовольствие наблюдать, как он так старательно отыгрывал передо мной это милое джентльменство. Он кивком головы позвал меня куда-то за собой отойти в сторонку, к старой серебристой иве в окружении пышных высоких кустов, не хотел, видимо, смущать своих друзей, хоть они всё про нас и знали и скрываться нам было незачем.