Смешно, вроде, забавно так, Тёмка веселил своей глупостью, я сидел на кровати в темноте на Олежкиной даче и монетки бросал, а меня вдруг осознанием в голову как шарахнуло. Что спрашивать-то? Всё же предельно ясно. Нет никаких вопросов, нет никаких туманов, путь уже будто проложен, знай только вперёд иди.

      Всё прозрачно, как речка Актай, в которой с Тёмкой вчера купались.

      — Ну ты чего завис? — нетерпеливо спросил Тёмка и засмеялся. — Бросай давай. Вопрос-то придумал?

      — Придумал, — тихо ответил я.

      И монетки будто сами выпали из потных рук, рухнули тихо на старое советское покрывало и подскочили разок невысоко. А в голове молнией вопрос один-единственный промелькнул, на который так не хотелось получать ответа, даже в суеверных глупых гаданиях. Шёпотом зашелестел где-то в уме, тихо и невесомо, чтобы не дай бог никто не услышал.

      Даже я сам.

      «Как сложится ситуация с Артёмкиным участием в конкурсе?»

      Сплошная черта, разбитая, сплошная опять, разбитая и ещё две сплошные. Глупость такая, хиромантия настоящая, а рука с карандашом всё равно тихонько дрожит. Тёмка колдовством своим напугал, нервы все с этим оракулом мне вымотал.

      — Так, смотрим, — он сказал негромко и книжку открыл, страницами жёлтыми зашелестел.

      Он застыл своим взглядом где-то на серединке, глазами по странице шустро пробежался, сверкнул ими в ночном полумраке и на меня посмотрел.

      — Чего там? — нетерпеливо спросил я. — Показывай давай.

      Тёмка положил книгу на простынь, ко мне её повернул и посветил на страницы экраном своего телефона.

      — Гексаграмма тридцать семь, — прочитал я вслух. — Цзя-Ж… Господи боже мой. Цзя-Жэнь. Домашние. И чего?

      Он пожал плечами и сказал:

      — Читай.

      — Место ваше там, куда тянет сердце. И там же ожидает благополучие. С чьей-то помощью исполнятся ваши надежды. Про себя вы, вероятно, думаете, что где-то трава зеленее, но если сейчас бросите свой край, то очень скоро поймёте, что ошиблись. Ищите наслаждения в семейной жизни, в общении с друзьями и в покое домашнего очага.

      — Ничего себе, — удивлённо прошептал Тёмка и заглянул в книгу. — Ты про что загадывал?

      — Ни про что.

      — Ну расскажи уж, чего ты?

      — Нет, — я довольно ответил ему и руки скрестил на груди. — Сам же сказал, что могу не рассказывать. Да?

      Он провёл пальцем по строчкам на хрустящей пожелтевшей странице, головой помотал удивлённо и проговорил:

      — У меня никогда такая гексаграмма не выпадала. Я даже не знал, что такая есть. Ты про что спрашивал, ну, Вить?

      — Всё, Тём. Мы погадали? Погадали. Доволен?

      Он посмотрел на меня своими глупыми глазками, громко на всю комнату шмыгнул и покрывалом тихонько зашебуршал.

      — Доволен, говорю? — я снова спросил его.

      — Доволен.

      — Вот. Всё. Спать давай.

      Я заскрипел громко кроватью, встал на ковёр босыми ногами и сладко потянулся. Пошёл нам бельё постельное доставать, которое аккуратно свернул рулетиком и на стул у окна положил. Холодное бельё, всё насквозь промёрзло в вечерней прохладе, долго его согревать своими тушками будем.

      — Ты куда-то опять уезжать собрался, да? — Тёмка всё не успокаивался, встал посреди комнаты с книжкой в руках и вцепился в меня своим взглядом. — Опять в армию убежишь? Или куда? Такой ответ просто тебе попался. Тебе же сказано – никуда не ехать, дома сидеть. Вить?

      Я схватил тяжёлое пуховое одеяло, на кровать нам его бросил и сказал:

      — Тём. Всё хорошо. Ответ максимально размытый и вообще под мой вопрос не подходит. Ну никак просто не подходит. Успокойся и давай спать.

      — Значит, тебе не понравилось? — он спросил обиженно и голову опустил. — Не удивился?

      — Нет. Не удивился. Тобой только всё не перестаю удивляться. А это… — я бросил надменный взгляд на книжку в его руке. — Херотень это всё. Понял? Спать пошли.

      Совсем со мной больше не разговаривал, быстро заснул и сладко засопел у меня на плече. Я только заснуть не мог, взглядом застыл в деревянном потолке, прилипших мух на ленте считал. Слушал, как занавеска сладко шелестела на тихом ветру, смотрел, как тенью своей на стене играла. Собак только слышно вдали, трели сверчков и гул сердца в самой груди.

      — Вить? — вдруг прошептал Тёмка.

      — Ничего себе. Я думал, ты спишь.

      — Ты мне так и не рассказал, как тебя в школе дразнили. Расскажешь?

      Я тяжело вздохнул и ответил:

      — Уснуть мне не дашь?

      — Не-а. Не дам.

      — Ладно. Мне в шестом классе родители берцы купили в военторге. Очень хорошие такие, качественные, дорогие. И у меня их кто-то стырил в первую неделю, прикинь?

      — А кто?

      — Я не знаю, — я прошептал и тихо пожал плечами. — Мать с отцом в школу ходили, разбирались, ругались. Никто не сознался. Потом ещё одну пару купили. И опять кто-то украл!