Мечники сшибались бешено, наполняя стылую ночь песнью стали. Раткар же буднично расчесывал волосы гребешком и глядел на бой без особого интереса, словно и не сомневался в его исходе.
Наконец, Хедвиг выждал удобный момент и обманным выпадом вынудил Данни поднять щит чересчур высоко, после чего резко крутнул меч и полоснул того по плечу. Сотник зашипел от боли, но первая рана только распалила его, добавила сил и гнева.
— Говори, кто убил его!
Данни наскакивал на неприятеля, стремясь вымотать или заставить ошибиться, но теперь стало очевидно, что за ним лишь молодецкая удаль — богатырь из Загривка превосходил его силой, опытом и мастерством. Раз и другой он цеплял Данни острием клинка, а затем злой рок сделался его союзником — рыжий искровец запнулся о кочку, и Хедвиг не замедлил этим воспользоваться, поразив врага в бедро.
Сотник взревел и будто обезумел. С растрепанными, бордовыми от собственной и чужой крови волосами, запыхавшийся и раздувающий ноздри, он походил на зверя. Скорое поражение его стало явным, и теперь весь вопрос состоял в том, сохранит ли Хедвиг ему жизнь. Он и сам сознавал это.
— Не хочешь сказать?! Тогда пусть Шульд взглянет на тебя!
Данни вдруг отскочил на пару шагов, отбросил щит и достал из-за пояса кинжал.
— Склонись пред оком божьим! — повелел он страшным голосом и, набрав в грудь побольше воздуха, к дикому изумлению толпы ткнул ножом себе в левую глазницу.
Феор похолодел. В ужасе закричала Аммия. Народ громко ахнул, перестал топать и в оцепенении замолк.
Рыжий сотник с остервенением сковырнул глаз и издал истошный боевой вопль, вложив в него всю мощь своих легких. От звука этого с крыши княжьего дома сорвался с граем ворон. Испивший крови кинжал он бросил в сторону и опять вооружился длинным клинком, сверкавшим в прыгающих отблесках огня.
Совсем черным сделалось лицо Данни. Противник затрепетал и стал пятиться, но натолкнулся на стену из щитов — свои отпихнули Хедвига к центру круга.
Искровец вновь налетел на врага и одним махом разнес его щит вдребезги. Еще один удар Хедвиг принял на плоскость клинка, отчего сталь зазвенела, а сам воин Раткара потерял равновесие и на какое-то время завис в воздухе на одной ноге. Данни наотмашь ударил его кольчужной перчаткой в лицо, а затем пнул в бок так, что Хедвиг охнул и повалился наземь под радостные крики дружинников Искры. Меч вылетел из его рук далеко в сторону.
Скалясь и отдуваясь, рыжий неспешно приближался, дабы нанести последний удар. В неверном свете окровавленный лик его представлял жуткое зрелище. Гнев покидал Данни, ибо оглушенный соперник не мог подняться.
Вдруг раздался громкий голос Раткара:
— Твой брат был таким же безумцем?!
Данни расслышал это, позабыл о противнике, развернулся и, раздувая ноздри, зашагал к княжьему родичу. Взгляд сотника обдавал ледяной пустотой, и чудилось, что он сейчас бросится на врага, презрев все обычаи и правила. Раткар же ничуть не заробел. Он хищно щерился, сложив руки на груди, и демонстративно не сходил с места.
Нет, тут что-то не так. Его провоцируют и отвлекают.
Феор одним из первых заметил, как приподнял голову поверженный Хедвиг и как потянулся к сапогу. В руках его что-то блеснуло.
— Данни! Сзади! — остерег он, но не успел.
Метательный нож со свистом вспорол воздух и вонзился в бок рыжего сотника. Тот взвыл, вырвал его за рукоять, вновь метнулся к врагу, но Хедвиг уже успел перекатиться в сторону меча и вооружиться, потому был готов к атаке.
От подобной подлости кто-то в толпе засвистел. Другие — из свиты Раткара — заулюлюкали и стали бить рукоятью о щиты, уверенные в победе своего бойца.
— Не по правилам! Не по правилам! — заверещал кто-то, но его быстро заткнули.
Данни стало пошатывать, он потерял уже много крови и ослабевал с каждым ударом сердца. Раткаров прихвостень совладал с суеверным ужасом и осмелел, видя, что не разит его молния и не ослепляют гневливые звезды. Он стал кружить и гарцевать вокруг сотника, ибо ответные выпады его тяжелели и сделались медлительными. Хедвиг играл с ним, а Данни уже не успевал отбиваться и только хрипел и рычал, словно загнанный, лишенный сил зверь.
На это тяжело было смотреть. Аммия съеживалась всякий раз, когда клинок Хедвига достигал цели. Горожане примолкли, а раткарова свита неистовствовала и скалила зубы.
Залитый кровью с головы до ног Данни стал походить на темное воплощение Маны. В последний раз он бросился в атаку, но Хедвиг отпрянул и поставил подножку, и рыжий сотник оказался на земле. Драться он уже не мог, а врагу надоело плясать перед ним.
Данни попытался отжаться на локтях, продолжая удерживать меч в правой руке, но Хедвиг уже стоял над ним с занесенным клинком.
Взмах, и искровец обмяк.
Феор замер, будто громом пораженный, чувствуя, как начинают дрожать руки, а внутри расползается пустота. Аммия подле него тоже застыла с покрасневшими от подступающих слез глазами.
Хедвиг не угомонился, и после третьего удара рыжая голова Данни слетела с плеч к ужасу стоявших рядом собратьев и восторгу дружины из Седого Загривка. Они вскидывали руки к небу в победном жесте, бросали шапки-подшлемники и радостно верещали. Воин Раткара пнул поверженное тело сотника и поставил сапог на его голову, уже слабо напоминающую человеческую. Этой дерзостью он страшно разозлил горожан, знавших Данни с малых лет. Послышались крики и ругань. Одного толкнули, другой со свистом обнажил клинок. Люди в момент взъярились и готовы были сцепиться, но вовремя вмешался Астли.
— Убрать оружие и разойтись! — громовым голосом он приказал он, чем тут же погасил вспышку. Сверля друг друга взглядом и бурча ругательства под нос, ратники стали вкладывать мечи в ножны.
— Звезды рассудили их! Все видели это! — провозгласил Раткар, чтобы его слышали даже стоящие далеко за воротами низовцы. — Мы узрели лжеца, и отныне стыд должен взять того, кто посмеет утверждать, что мои люди причастны к гибели княжеского отряда! Вы сами призвали меня править Домом вместе с Аммией, дочерью Хаверона! Так слушайте же! Я скорблю с вами о Харси, великом и доблестном муже! Не будем же ссорится из-за кривотолков, а сплотимся перед общей бедой!
В ответ послышался слабый и нестройный гул одобрения. Люди верили звездам. Искусный в речах Раткар распылялся еще долго, льстивые и угодливые слова его ласкали слух и туманили головы неотесанным мужикам и колеблющимся, представляя нового владыку честным, прямодушным, праведным, достойным правителем великого рода. Он охладил страсти, грозящие столкнуть народ к кровопролитию, и примирил тех, у кого мстительная злоба затмила разум.
Когда Раткар, наконец, замолк, Феор слегка подтолкнул еще не отошедшую от шока княжну. Народу необходимы были ее слова, ее голос.
Аммия подняла на советника невидящий, молящий взор. Она пересилила себя, со слезами на глазах обернулась к Раткару и вымолвила:
— Добро пожаловать в Дом Негаснущих Звезд, дядя. Истинно узрели мы, что несправедливо оскорбил тебя мой подопечный, за что Шульд и покарал его. Изволь к очагу, и пусть былые обиды забудутся за чаркой меда.
— Спасибо, добрая племянница! Всегда с радостью! — закивал Раткар.
Самодовольная улыбка надолго прилипла к его лицу. Он не запятнался кровью, ловко вывернулся, одновременно очистив имя от обвинений, представив себя сочувствующим родичем и вдобавок выказав боевую удаль своего воителя, теперь принимавшего поздравления от собратьев.
Феор распорядился, чтоб тело Данни поскорее убрали и приготовили к посмертию.
Бедный рыжий упрямец. Что на него нашло? Он не заслужил такой горькой участи и погиб напрасно, оставив под звездами жену и маленького ребенка. Их слезы еще долго не утихнут. Но что же сами звезды? Несмотря на коварный прием, Хедвиг вышел из боя победителем. Неужто, Раткар и впрямь невинен? Феор не знал, что и думать.
Аммия за вечер не произнесла ни слова, и скоро удалилась в свои покои, оставив мужей пировать за большим столом на первом этаже княжьего терема. Впрочем, бражничали в основном приезжие из Седого Загривка, а искровые дружинники и родовая знать после случившегося сидели настороженно, едва прикасаясь к кубкам, жареному мясу и пирогам с рыбой. Редко они осмеливались исподлобья взглянуть на новоявленного регента, церемония титулования которого должна была состояться со дня на день. Астли на пир вовсе не явился.