Сорнцу рассказывали, что раньше рядом шумел небольшой городок, но рука Скитальца дотянулась и сюда, после чего на Могилах завелось лихо: люди пропадали, а их останки позже находили в самом непотребном виде. Село стали обходить стороной. Народ снимался с мест и разбредался кто куда, город ветшал и гиб. Теперь лишь остовы покосившихся срубов и сгнившего тына напоминали, что когда-то здесь жили люди.

Передовой отряд, на легких конях разведавший дорогу и окрестности, доложил регенту, что следов порченых нигде нет. Годы опыта вытренировали в этих мужах нюх, наблюдательность и какое-то особое чувство, позволявшее без всякой причины учуять надвигающуюся опасность или обойти стороной затаившееся в тенях чудовище.

Старкальд волновался. Могилы — хорошее укрытие для засады, дорога их круто огибает. За каждым кустом и валуном ему чудились силуэты схоронившихся разбойников, что уже натягивали тетивы ясеневых луков или готовили к броску метательные копья.

Фундамент у центральной башни просел, и она несколько заваливалась в сторону, грозя в скором времени обвалиться. Вокруг нее на десятки шагов теснились обветшалые, кое-где порушенные склепы.

— Давненько я тут бывал в последний раз. Пожалуй, что лет пятнадцать назад, — сказал регент, перешагивая сгнившую изгородь.

Хевш, командир княжеской охраны — рослый, короткостриженный на манер южан детина с решительным взглядом, как тень, молча следовал за ним. Коней на всякий случай оставили поодаль — тягостный могильный дух давно выветрился, но животные все равно нервничали и рвались с поводьев.

— И земля-то тут черная, как деготь, будто ядом пропитана, — процедил Думни, озираясь по сторонам и держа руку у ножен.

— Нечисть тут всякая сбирается, это точно, — вывел истину Старкальд. — Волю ей дать, так расползется по всей четверти. Мы в тот раз под вечер проезжали мимо и тени видели странные. Останавливаться не стали, погнали лошадей и заночевали у Пасек.

— Я бы и за пуд серебра глаз не сомкнул ни здесь, ни за десять верст отсюда. Гиблое место, — подтвердил Думни.

— Раньше гиблым не было, — возразил Харси и кивнул на массивный склеп, что менее всего пострадал от времени. — Вон в том, кажется покоятся мои давние предки.

— Уж поди полсотни лет, как перестали сюда князей возить. Дорога совсем заросла. Кто ж последним был?

Регент покрутил усы, припоминая.

— Сутред Красномордый, прадед мой. Да, точно. Меня-то тогда и на свете не было.

— Помню, мать сказывала про него, жуткий дед. Свирепый и злой, как волк. И чудовища его боялись и люди сторонились, даже собственные дети, оттого так и помер в одиночестве.

— Зато порядок держал. По-другому и нельзя, — заключил Харси.

Старкальд косо глянул на него. Верно, считает, что и у самого невесть какой порядок.

Вдруг прямо у них перед носом под собственной тяжестью рухнул столб, поддерживающий козырек одного из склепов. Следом с грохотом обвалилась и сама крыша, заставив весь отряд вздрогнуть и схватиться за мечи. Даже Старкальд несколько побледнел от неожиданности.

— Хатран зовет нас туда, — с нарочитой смелостью проговорил Харси, хотя и сам он отпрыгнул на пару шагов.

— Стоит ли рисковать, князь? Там вот-вот на головы все упадет, — попытался удержать его Хевш.

Регент отмахнулся и уверенно зашагал к входу, заросшему плющом и крапивой.

Хевш одними жестами отдал приказ, и несколько щитоносцев поспешили опередить князя, направив в темноту зева короткие копья. Поднесли факелы. Оставив большую часть отряда снаружи, цепочка свартов перебралась через завал, ступила на потрескавшиеся плиты и скоро исчезла в узком проеме; Старкальд замкнул шествие.

Местами упокоения в этих простых гробницах служили выщербленные в форме кресел углубления в стенах. Старкальд дивился обычаю северян хоронить мертвецов в сидячем положении. Они верили, что после смерти человека призывает к себе таинственный Мана: мужи помогают ему направлять божественную ладью, а девы ткут небесную синеву, в которую одеваются своды мироздания.

Один за одним они обследовали тесные каменные короба, куда удалось проникнуть, но не обнаружили ничего примечательнее истлевших костей в окружении поблекших драгоценных камней и проржавевшего, покрытого столетней пылью оружия: старомодных бродексов, палашей с массивной рукоятью и навершием, наконечников копий.

Тогда пошли к нависавшей над ними центральной каланче на пригорке, предчувствуя, что найдется логово порченых.

Только стоя под украшенной резными барельефами аркой ее врат, сорнец осознал, как она огромна. Верхушка ее, срезанная конусом, поднималась к темнеющему небу не меньше, чем на сотню локтей. Старкальд объездил половину севера, но подобных монументальных сооружений не знал.

Величественные опорные столбы простояли бы в целости еще сотни лет, если бы не подвел грунт, что вместе со снегом по весне сползает с холмов. Стены башни почернели, покрылись зеленоватым мхом, облицовка кирпичей облупилась, а кое-где в кладке зияли немалые дыры, в которых нашли приют кладбищенские вороны, что оглашали округу раздражающим граем.

Думни погрозил им кулаком.

— Ладно тебе, с ними здесь не так мрачно, — усмехнулся его жесту Харси, — по крайней мере, хоть какие-то живые твари.

— Надеюсь, они и вправду живые, — недоверчиво пробурчал сотник.

За долгие годы вход почти сравнялся с землей. Стали спорить, нужно ли отрывать. Князь настоял, и в ход пошли лопаты.

Копать мерзлую землю поздней осенью — то еще удовольствие. Солнце успело порядком пройти по небосводу и уже на четверть утопало в море помертвевших ветвей орешника, раскаляя их докрасна, прежде чем удалось освободить проход и обозначить истертую, вмазанную в грунт лестницу.

— Что за чудное дерево? — с глубоким почтением произнес Харси, смахивая былинки с обитых железом ворот, что преградили им путь. — Столько лет прошло, а их будто месяц назад лаком покрыли!

Действительно ворота выглядели совсем новыми, а толстый брус, служивший им основой, ничуть не потерял формы. Казалось, скорее стены и потолок склепа обрушатся и погребут их под собой, прежде чем древесину источит время.

— Ни самоцветы не взяли, ни оружие. Куда делись все мародеры? Даже ворота не попытались снять, — удивился Старкальд, во всякой бесхозной вещи видевший цену и возможное применение.

— Голову бы им мертвецы сняли первой же ночью, — заворчал Думни, — слышал я про одного такого недотепу. Полез он могилы ворошить, хвастался, что вернется в золоте. Явился потом, собственные кишки тащил за собой. Весь обугленный, будто зажарили его на сковороде. В глазах туман, шамкает что-то беззубым ртом. Так и помер. Спорю на свой пояс, что и внутри все цело.

Рыжий сотник страшно гордился наборным поясом с серебряными бляхами, изукрашенными чудным переливающимся на свету рисунком. Никому Думни так и не сказал, где его раздобыл — на севере таких не делали.

Харси усмехнулся и просунул палец в зазор меж створками. Щель была хорошо заметна. Ворота будто не прикрыли до конца. Изнутри тянуло холодком.

— Поберегись, Думни. Вот увидишь, назад пойдешь с ножнами на пеньковой перевязи. Ну-ка, навалимся.

Раздался протяжный скрежет. Лишь вчетвером, крепко поднатужившись, получилось раскрыть одну створку на корпус — вторая вросла намертво и не поддалась.

Кое-как втиснулись. Внутри стоял такой невыносимый смрад, что невозможно было дышать — пришлось дождаться, пока башня впустит хоть немного свежего воздуха. Факелы высветили просторный зал, по внутренним стенам которого лепились узкие галереи, поддерживаемые рядом колонн. Они уводили наверх, где терялись в темноте под крышей. Ступени обвалились, и подняться было нельзя. В центре зала за невысоким круговым ограждением зияла чернильная пасть широкого колодца.

— Что это? — изумился Хевш, опасливо подвигаясь к дыре с щитоносцами по бокам.

Голос его отозвался гулким эхом, но ответа не было. По всему видно, никто из ныне живущих не бывал здесь и правдивых историй о башне не слыхал. Боясь подходить слишком близко, Старкальд тоже вытянулся на цыпочки и заглянул вниз, но ничего не рассмотрел. Сплошная чернота — бездна, от которой захватывало дух. Кто знает, что там?